Последний бой - Олеся Шеллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федор Иванович Соймонов же все то время, пока поднимался на палубу, да спускался в артиллерийский отсек, с которого решили начать инспекцию, вспоминал о том, что привело его сюда в Амстердам. Но вспоминал он не просто так, а в разрезе того, что же в итоге ждет российский флот и как не сглазить робкие мечты на возрождение детища Петра Великого.
* * *
Он уже три года жил в Волосово, с тех самых пор, как милостью Елизаветы Петровны его оправдали и вернули с каторги в Охотске. Помиловать-то помиловали, но вот чинов и званий так и не вернули. Все-таки хорошо он копнул в свое время, так разворошил это осиное гнездо в Адмиралтействе, да в морском хозяйстве, что даже самого Бирона сумел обвинить в растратах. А растраты там были, мама дорогая. Да ежели бы половина тех денег уходила на нужды именно флота, они бы уже начали англичан потихоньку теснить, да земли новые открывать, да осваивать. Слишком многим он тогда на хвост наступил, слишком. До самых истоков сумел все вызнать. Вот только, его, как оказалось, не просили этим заниматься, его поставили на должность, чтобы он сумел из тех крох, что оставались от выделенных денег, хоть какую-то видимость проводимых на флоте работ показывать.
Соймонов не захотел в этом участвовать, он требовал справедливости, и его, весьма справедливо лишили сначала офицерского кортика, а потом и дворянской шпаги, ну а после и вовсе в Сибирь сослали, после публичной экзекуции.
Когда пришло известие о помиловании, он думал, что вернутся к любимому делу, вернутся в море, но, ничего подобного не произошло.
— Отец, тут к тебе из Петербурга, — в кабинет, где он читал книгу, заглянул сын Михаил, которого отпустили на каникулы из Московской артиллерийской школы, в которой учился не по настоянию отца, а по личному убеждению.
— Так пускай проходит, — Федор Иванович отложил книгу и посмотрел на входящего в кабинет молодого человека, которого не знал, и в то время, пока бывал при дворе, не видел.
— Здравствуйте, Федор Иванович, меня зовут Андрей Ломов, и я ваш большой поклонник, — молодой человек сложил руки на груди. — А также его высочество Петр Федорович так проникся вашей историей, что сумел убедить ее величество дать ему самому решить вашу судьбу. Но вам нужно будет немедленно поехать со мной в Петербург.
Федор Иванович удивился. С Великим князем он знаком не был, но слышал, что тот иной раз отличается эксцентричностью. А еще поговаривали, что он является одним из магистров какой-то тайной ложи, а также то, что его Михаил буквально бредит этой ложей, вот только у него самого нет никаких способов, проверить, что это за ложа такая, и не грозит ли Мише, что-то страшное. Зато у него появился способ познакомиться с Петром Федоровичем, а это в свою очередь может ему многое рассказать, и, в случае чего, уберечь сына от ошибки. В общем, в тот же день Соймонов выехал в Петербург в компании этого странного Ломова.
Первое удивление наступило, когда они поехали не в сам Петербург, а в резиденцию Великого князя в Ораниенбаум. Это могло говорить только о том, что Елизавета действительно позволила племяннику решать его судьбу.
Не дав ему прийти в себя, Ломов сразу же повел его в кабинет его высочества.
Следующее удивление постигло Соймонова в тот момент, когда он вошел в кабинет, и увидел, что сам Великий князь стоит у окна, держа на руках ребенка и что-то тому нашептывает. Он слышал, что у великокняжеской четы родился наследник, но никак не ожидал увидеть этого наследника вот так на руках у отца.
— Ваше высочество, Федор Иванович Соймонов прибыл, — от дверей сообщил Ломов.
— Хорошо, — его высочество обернулся, и тут Соймонов увидел, что короткие очень светлые волосы, это его собственные волосы, не парик, — проходите, Федор Иванович, присаживайтесь, а я пока Павла Петровича в надежные руки передам, ему пока рановато при таких разговорах присутствовать. — И он протянул ребенка молодой женщине, сидящей на низкой софе. — Андрей, помоги ее высочеству, — он кивнул Ломову и направился к столу, из-за которого вскочил Соймонов, как только понял, что молодая женщина — Великая княгиня Мария Алексеевна. Ломов, который пользовался очень большим доверием Петра Федоровича, потому что забрал ребенка и бережно прижал его к груди, пока княгиня собственноручно собирала корзину со всеми теми вещами, которые необходимы младенцу. Когда дверь за ними закрылась, Соймонов снова устроился за столом, напротив Великого князя. — У Марии Алексеевны траур, недавно погиб ее отец, — сказал он, и Соймонов кивнул, он никак не мог понять, почему она одета в темные одежды. А Петр тем временем продолжил. — Вы наверняка удивлены, застав такую картину? Но тут все просто, я скоро уезжаю, и довольно долго не увижу сына. Прекрасно понимаю, что перед смертью не надышишься, но стараюсь все же как можно больше времени проводить с семьей, пока есть такая возможность.
— Я понимаю, ваше высочество, — согласно наклонил голову Соймонов. Он все еще не понимал, зачем его выдернули из поместья, и терялся в догадках.
— Давайте перейдем к делу, а то, зная Ломова, могу предположить, что он вам не дал даже до отхожего места сходить, когда вы приехали, — Петр слегка наклонил голову набок, из-за чего появилось ощущение, что он смотрит исподлобья. — У меня скоро появится флот. Я рассчитываю не менее, чем на десять вымпелов, а при хорошем раскладе и чуть больше. А так как скоро у нас намечается небольшая война, то мне необходим адмирал. Я хорошо изучил вашу биографию... — он на секунду замолчал, а потом добавил. — Кого вы еще нашли среди казнокрадов? Кого-то из Шуваловых?
— Бутурлина, — вздохнул Соймонов. Они прекрасно поняли оба, что
