Фультон - Владимир Дмитриевич Никольский

ты знала… Нет, пусть лучше не знает, пусть думает, что мне хорошо». Но самая большая неприятность заключалась в ином: расчетливый хозяин об’явил, что совсем не намерен платить своим ученикам, довольно того, что он их «учит», содержит и кормит. Мечта Фультона заработать что-нибудь для матери рассеялась, как дым.

Роберт исподтишка начал учиться ювелирному и часовому делу. Рыжий Джо охотно вызвался помочь ему. Урывками, украдкой, пользуясь каждой минутой свободного времени, Роберт знакомится с устройством часов и с азбукой ювелирного дела. Мало-помалу Джо раскрывал перед ним тонкости и секреты часового искусства.

— Для карманных часов, — учил Джо, — главное дело в пружине: если сталь имеет хороший закал, пружине не будет износа. Чтобы не дать ей совсем раскрутиться, ставят фузею, похожую на улитку. Затем великое дело — правильно поставить анкерный спуск. Он в часах — все равно, что разум у человека. Без балансира часы никуда не будут годиться. Холодно ли, тепло ли, — с ним часы будут показывать верное время. Балансир — это хладнокровие, выдержка; он и людям необходим, особенно молодым. Без него они обязательно наделают глупостей… Еще надо, чтобы в колесиках не было грязи и пыли. Никогда нельзя держать часы открытыми, оставлять в сыром месте или прикасаться к механизму грязными пальцами… Хорошим людям тоже не следует оставаться в скверной компании, не нужно также позволять посторонним копаться в твоей душе…

Все это и еще многое другое с таинственным видом рассказывал Джо своему юному другу. Часы были для Джо не простыми механизмами из стали и меди, а какими-то особыми существами, со своей собственной таинственной жизнью…

— Да, да, Робби, не. смейся, пожалуйста, часы живут. У часов есть душа… Я ни за что не остался бы здесь в магазине в полночь среди этой толпы, — и он опасливо покосился на тикающее семейство часов, развешанных на стене.

Роберт, конечно, не слишком уверовал в «душу часов», но уроки рыжего Джо пошли ему явно на пользу. В один прекрасный день он не удержался и несказанно удивил мистера Смитсона, совершенно правильно указав на скрытый недостаток принесенных часов.

— Э, малыш, откуда ты этого понабрался?

Роберт молчал и только краснел.

— А ну-ка, поди сюда, художник! Это что? А вот это? А к чему вон тот рычажок? А это что за штуковина? Балансир, говоришь? Ишь ты, какие слова выговариваешь. Но верно, все верно! Вот тебе задача, собери-ка эти часы…

Через короткое время разрозненные колесики, храповички и пружинки стояли на своем месте, и серебряная массивная луковица завела свое мерное тик-так.

Однажды в лавку зашел обветренный моряк с деревяшкой вместо левой, ноги. Он принес обернутый в красный платок музыкальный ящик с треснувшей крышкой. От моряка пахло смесью табака, джина и корабельной смолы. Если бы не деревянная нога, матрос был бы воплощением славного капитана Кидда, грозы южных морей.

— Проклятый Джон Булль! — загремел посетитель, переступив порог мастерской, — это он испортил мой любимый гармониум… Тысяча картечей! Чортовы красномундирники изрешетили нашу славную «Аретузу» и половину моих приятелей. Ну-ка, хозяин, попробуйте, нельзя ли подвести пластырь под эту играющую машинку. Я не постою за ценой!

Пока Смитсон и Джо рассматривали поврежденный механизм музыкальной шкатулки, Роберт разговорился со старым морским волком.

— Все произошло оттого, что мы слишком близко подошли к береговой батарее. Мы дали по ней хороший залп всем правым бортом, но, когда надо было менять галс, проклятый ветер упал, точно кто его спрятал в мешок. Мы подняли все паруса — от бом-кливера до бом-брамселя. Но бриг стоял, как заякоренный. Тут-то, малый, нам и срезали бушприт и грот-мачту. Нам бы только сделать поворот или отойти на полкабельтова… Всему виной проклятый ветер!

Рассказ моряка вспомнился молодому Фультону через некоторое время, когда он наблюдал с пристани, как лавируют парусные суда. Налево, направо, вот-вот оно уже у цели, но опять поворот и — снова начинается та же игра. «Почему бы, — думал Фультон, — не поставить на кораблях большие, большие колеса с лопатками и, когда заштилеет, вертеть их руками… Ведь шла же моя лодка на Ланкастерском озере…»

Пролетело два года. Мать писала Роберту почти каждый месяц — посылать письма чаще было ей не по средствам. Несколько раз она даже умудрялась дослать ему то пару полотняных рубашек, то пару теплых носков, по грошам урывая деньги для их покупки из своего нищенского бюджета.

Однажды Мэри Фультон попросила Дана разрешить ей присоединиться к транспорту пушек, направляемых им в Филадельфию. Роберт не поверил своим глазам, когда миссис Фультон появилась в дверях магазина. К мистеру Смитсону она преисполнилась великим почтением при виде сокровищ его ювелирного магазина, а миссис Смитсон определенно пришлась ей не по вкусу. Антипатия, впрочем, носила взаимный характер. Обратно Мэри Фультон отправилась в дилижансе: Роберт продал в книжном магазине несколько своих карикатур на английского короля и с величайшей радостью истратил свой первый заработок на маленькое удобство для матери.

К этому времени Роберт совершенно обжился в большом городе. Серьезного не по летам подростка как-то не тянуло к пустым развлечениям его приятелей — учеников из соседнего магазина. Тайные пирушки в портовом кабачке, катанье на лодках в праздничный день, игра в кегли на деньги — все одно и то же из года в год. Да и лишних денег у Роберта никогда не водилось — мистер Смитсон считал, что так будет лучше и для ученика и для хозяина. Куда интереснее было потолковать на пристани, в шуме отголосков других далеких краев. Зимние вечера, когда выдавался свободный часок, Роберт проводил в городской библиотеке, где без разбора поглощал и чувствительные романы, и статьи по механике, и рассказы из жизни великих людей. Старичок библиотекарь скоро обратил внимание на скромного черноглазого мальчугана, который тихо просиживал часами за книжкой. Убедившись в аккуратности молодого читателя, он начал давать ему книги для чтений на дому. Но читать дома можно было лишь ночью, а миссис Смитсон зорко следила за тем, чтобы свечи не тратились даром. Роберт смастерил себе нечто вроде потайного фонарика, бросавшего на книгу узкую полосу света, совершенно не видную со стороны. Ночные чтения так и не были замечены недремлющим оком хозяйки.

В мастерской Роберту особенно пришлась по вкусу работа на небольшом токарном станочке. Весь «станок» можно было спрятать в карман, но работа на нем требовала большого искусства и аккуратности. Почти любую «болезнь» часов Роберт научился распознавать на-слух. Он прикладывал «пациента» к левому уху и закрывал при этом глаза, в совершенстве подражая Джо или мистеру Смитсону. Все