Орда встречного ветра - Дамазио Ален

промокшая одежда липла к коже. Время от времени мне еще удавалось открыть глаза, и я с трудом разглядел рельеф: зеленые шары спинифекса кое-как материализовали пространство вокруг. Мы врезались в них, извивались между ними, натыкаясь на их иглы. Светлые пучки, четко различимые на порыжевшей земле, поблескивали, прибитые порывами ветра… Вокруг все было серо, туманно. Голгот трассировал приблизительно на восток-юго-восток, вел нас по кромке хребта, по склону бархана, искал проход навстречу ветру…

— Бродяга на 9 часов!

— Эрг, приготовиться!

— Пусть подойдет поближе, Эрг. Он ранен!

) Показался силуэт, согнутый почти вдвое, исполосованный дождем. Его шатало, ливень раскачивал человека из стороны в сторону долгими шлепками и ударами… Он рухнул, с трудом приподнялся на одно колено и снова тяжело повалился наземь, головой вперед, оглушенный, как пьянчуга к концу попойки. Попытался было ползти, но, находясь к ветру спиной, естественно, никак не мог предугадать, когда налетит порыв, крытень несчастный… Повернись лицом! Голгот ни на йоту не отклонился от курса, но сделал мне знак выйти из Пака, глянуть, что с бродягой. Тем временем парень нашел себе полоску грязи и, счастливый, влез в нее весь целиком… Увидев, что я приближаюсь, он потянулся к поясу за бумерангом, но я успокоил его, разведя руки. От плотности ливня я толком не мог выговорить ни слова и заикался:

— Вы так далеко не уйдете, повернитесь лицом к ветру!

— У меня сломалась мачта на велеснице… у всей эскадры переломались…

— Вы из Диагональщиков?

— Да… Но не из грабителей… Мы кочевые золотоискатели… шли ставить сети на ось Беллини… Попали в самую бурю…

Парень отвечал мне, стоя на коленях. По его волосам текла жирная грязь, дождь смывал с него кровь, светло-красные струйки стекали вниз от локтей.

— Вы ищете деревню?

Он качнул головой:

— Вы знаете, где она? — спросил он так, словно у него комок из горла выскочил.

— В получасе книзу.

Парень вытаращил обрамленные грязью глаза. Несколько долгих секунд он смотрел то по направлению к низовью, то на Орду, которая продвигалась к верховью, таща за собой по мокрой глине сани, исчезавшие в потоках ливня, по мере того как… Он заставил меня повторить «книзу» дважды. Он явно ничего не понимал. Да и кто бы понял?

— Но, а вы? Вы-то куда идете?

— Выше.

Парень снова замолчал, не в состоянии подняться.

— Да вы вообще кто, черт возьми?

— Орда.

— Орда Встречного Ветра? Орда девятого Голгота?

— Да.

Он задумался, насколько это в принципе было возможно в его состоянии. Потряс головой, совершенно сбитый с толку, наскоро перекрестился, хотел снова переспросить, — это было слишком для него, он никак не мог въехать, но потом все же сообразил:

— Я могу пойти с вами?

— Держись плотно за мной, как можно ближе. Когда вклинимся, я вернусь вперед, на свою позицию в Клинке,

сразу за Голготом. А ты станешь между фаркопщиками, сзади. Но смотри: услышишь «Ложись!» — не тормози, ныряй на землю. Ясно?

— Спасибо.

Мы с трудом догнали остальных: мне не раз пришлось тянуть его за собой, то тащить на холм, то спускать, у него были неправильные опорные, плохая интуиция на залпы, и он, по всей видимости, был уже на пределе сил. Когда я вернулся на свое место в Клинке, то пожалел о своем решении: он будет мешать фаркопщикам, которым и без того тяжело. Ни братья Дубка, ни Барбак не произнесли ни звука, когда золотоискатель стал в строй… Мы теперь шли вдоль линейного леса, под сбивающим с курса ветром, теряя равновесие от бесконечных закручивающих и боковых порывов. Интенсивность потока была такая, что Голгот чуть ли не каждые полминуты орал: «В цепь!». «В цепь!» — и мы тотчас же сжимались, цепляясь друг за друга руками и поясами. «В цепь!» — и сплоченный фундамент делал свое дело: порыв проносился над нами, не найдя прорехи, через которую можно было бы нас разъединить. Мы сливались в один единый блок. Мы были единым блоком. Неприступным. Неустранимым. Уцелевший, там, сзади, наверняка ничего не понимал в происходящем, но он следовал за остальными, держался, протягивал руки, орал вместе с нами «Блок!», когда слышал «В цепь!». И…

— Ложись!

… взрыв: холм впереди нас разнесло в воздухе на песчинки ударом блааста. Смесь песка-латерита оросила плечи и спины. Когда я, весь в земле, наконец нашел в себе силы подняться, то констатировал две вещи: фаркопщиков отбуксировало санями назад на несколько метров, но они были целы. А вот Диагональщик не лег, во всяком случае не вовремя…

— Сов, оставь его!

Но я не мог его оставить, теперь или в принципе — не знаю, но не мог. Я вернулся на добрую сотню метров назад. Ветер дул в спину, вмиг промокшую от дрянного горизонтального дождя. До исподнего, до самой кожи. Разлетевшийся от взрыва песок снова образовался в холм, плоский и длинный, растянувшийся на несколько десятков метров, на этот раз уже в низовье. Я добрался до холма и стал высматривать, не выступает ли что-то из пригорка. И нашел. Парень был теперь просто куском земли, ни более ни менее того. Все горло и рот у него были забиты кусками…

— Брось! — послышалось откуда-то. — Ты сделал все, что мог.

Голос прошумел в нескольких шагах от меня: Пьетро, разумеется.

— Возвращайся назад в Клинок. Нужно трассировать дальше.

… горло, забитое кусками подбородка.

И это был не последний из их банды, кого мы встретили. Навскидку, всего человек пятнадцать, в поисках деревни или укрытия, захваченные врасплох, сброшенные с перевернутых велесниц, вынужденные с ходу противостоять тому, чему недостаточно было бы посвятить целую жизнь. Мы, в общем-то, не были физически сильнее их, но мы были блоком, на каждой позиции у нас стояли самые лучшие, ну или почти, по крайней мере самые крепкие морально, не говоря уж об опыте и о повседневной жизни, настолько безраздельно отданной ветру и остервенелому контру, что отдать концы из-за какого-то там порыва больше не маячило на горизонте наших планов. Да, я видел, как они проходят мимо, но, несмотря на расплывавшиеся пятна крови на их коже, золотоискатели не вызывали у меня особых эмоций, настолько они себе более

не принадлежали. Под равнодушными взглядами наших полузакрытых глаз они шли куда ветром занесет, истекая по дороге кровью, как куклы, у которых через дыры высыпаются опилки, а коленки вот-вот вывернутся наизнанку. Некоторых мы окликали, многих других — нет. В любом случае ни один из них и десяти минут не продержался бы в наших рядах, в нашем темпе, не смог бы встроиться в дисциплину, ставшую инстинктом, стать частью силы… Силы? Но что эта сила по сравнению с тем, что нас ожидало? Ее было достаточно, чтобы пустить пыль в глаза какому-нибудь неофиту, продержаться при нынешней скорости, с которой мы еще в состоянии были совладать, когда хорошего сцепления и мгновенных «Ложись!» хватало, чтобы предотвратить опасность. Но что потом?

— В пешей доступности, говоришь, Караколь?

— Ага! Мили две, наверное.

— Скоро вплавь придется, если так и дальше пойдет.

— По моему компасу, курс верный.

— Девочки, вы как?

— Нормально, Ларко!

— Кориолис? Как рука?

— Промокает. Больно.

— Мне тоже больно: но это когда я вижу, как ты улыбаешься.

— Придурок, иди давай!