Последняя жертва - Наталья Никольская

— Уж больно это смахивает на волшебную практику Христа… — задумчиво проговорила Валандра.

— Вы имеете в виду исцеление калек, слепых и прочих? — Виталий буравил ее своими темными глазами.

— Да. Однако я теряюсь в догадках… Что является первоисточником: или это ваше призвание и ваша повседневная работа избавила вас от ложной скромности, или, наоборот, отсутствие последней позволило вам со спокойной совестью практиковаться на людях?

— Вы не верите в психотерапевтический эффект общения врача и пациента? — спросил несколько задетый Виталий.

— Отчего же… — Вершинина наконец приступила к салату, — просто всегда оставляю за собой право сомневаться даже в том, во что другие слепо верят от рождения.

— Овал олва гибати ала литлаки хова ишек, — со значением подняв указательный палец, торжественно процитировал на незнакомом наречии Виталий.

— А это что за тарабарщина? — Вершинина, опустив на тарелку нож и вилку, подняла на него глаза.

— Условие познания — сомнение. Так гласит арабская мудрость.

«Сколько, однако, в нашей большой деревне оригинальных людей», — подумала Вершинина, опять возвращаясь к салату.

— Девушка, — громко, но любезно обратился Виталий к маячившей у дальнего столика официантке, — можно вас попросить еще кружечку?

— Минуту, — веско произнесла та и устремилась к стойке.

— Вы лишены ложной скромности, но явно не лишены актерского дарования, — иронично заметила Валандра, отодвигая пустую тарелку, — или это пиво на вас так действует?

— Профессия психотерапевта предполагает изрядную долю актерского таланта.

— Психотерапевта? — Вершинина пододвинула к себе тарелку с шашлыком, — вы, кажется, представились психологом.

— Не пытайтесь меня поймать на слове, — он поправил челку, свалившуюся ему на глаза, — в наше время профессии психотерапевта и психолога как бы взаимопроникают друг в друга. Ну, может быть, не у всех, — он улыбнулся, — во всяком случае, так получилось у меня. Приходится работать в Центре планирования семьи, подрабатывать в лицее и, кроме того, у меня есть индивидуальные клиенты. Это позволяет мне иногда пообедать в кафе или пригласить на ужин красивую женщину.

— Я должна это воспринимать как комплимент? — Вершинина снова наполнила свой фужер.

— Именно так вы это и должны воспринимать, — улыбка не сходила с его губ.

Официантка принесла Карпову пиво и забрала кружку и пустые тарелки.

— Итак, я продолжаю угадывать, — сделав несколько глотков из кружки, он поставил ее на стол, — значит, вы занимаете руководящий пост, один из руководящих постов в небольшой коммерческой фирме, которая занимается, предположим, торговлей? Нет, — он покачал головой, — не тот тип.

Видя, что Вершинина не отвечает ни да, ни нет, он продолжил свои умозаключения:

— Скорее всего, вы работаете в сфере услуг, — теперь он уже ожидал какого-нибудь ответа.

— Предположим, что вы правы.

— Ага, — Виталий удовлетворенно потер руки, — осталось определить сектор этой сферы. Вы директор ателье по пошиву одежды.

Вершинина отрицательно покачала головой.

— Тогда — служба знакомств.

— У вас осталась всего одна попытка, — Валандра поднесла фужер с вином к губам и сделала несколько глотков.

— Но я чувствую, что близок к разгадке.

Его темные глаза блестели, и Вершинина видела, что Виталию по-настоящему хочется отгадать ее профессию. Он надолго задумался, закурил и, наконец, обрадованно произнес, выпуская дым через тонкие ноздри:

— Знаю, вы — руководите нотариальной конторой.

— Я вас предупреждала… — усмехнулась Вершинина, — отодвигая пустую тарелку.

Виталий огорченно потянулся к пиву.

— Валентина Андреевна, — перед их столиком внезапно появился Толкушкин, держа в руках несколько фотографий, — здравствуйте, — кивнул он Виталию, и посмотрел на Валандру, — я решил пройти по проспекту, возле дома Трауберг почти нет кафе.

— Хорошо, Валера, — она кивнула, — вечером поговорим.

— Ну, я тогда продолжу.

Толкушкин нацепил на лицо дежурную улыбку и направился к Елене, стоявшей за стойкой.

— Кто же вы, если не секрет? — Виталий посмотрел Вершининой в глаза.

— Я работаю в фирме «Кайзер», слышали про такую?

— Конечно, — разочарованно произнес Виталий. Возможно, таким образом он хотел привлечь к себе внимание, — но что вы там делаете, если это не секрет, конечно?

— Руковожу службой безопасности.

— Вот это да! — он даже приоткрыл рот, — кто бы мог предположить: такая красивая дама и вдруг — служба безопасности. А это ваш сотрудник? — он показал глазами на Толкушкина, оживленно беседующего с официанткой.

— На этот раз вы правы, — Вершинина допила вино, и закурила.

— Тем не менее ужин за мной, — произнес Виталий.

— Это была беспроигрышная лотерея, — Вершинина откинулась на спинку стула, — так что вы мне ничего не должны.

— Должен, не должен, какое это имеет значение? Я просто приглашаю вас. Вы что, против? Примите к сведению, что своим отказом вы убьете меня.

— Вы действительно артист, — она улыбнулась и, заметив, что Елена и Толкушкин закончили беседу, сделала знак официантке.

— Двести сорок восемь рублей, — отчеканила та с улыбкой, подойдя к столику.

Получив сдачу, Вершинина встала из-за стола.

— Когда вы освобождаетесь сегодня? — Виталий легко поднялся со стула, — я вас встречу.

— Думаю, в семь тридцать.

— Я обязательно приду.

— Как хотите.

Глава четвертая

В шесть вечера Маркелов и Толкушкин сидели в кабинете Вершининой.

— Ну что, Вадик, — Вершинина отложила в сторону договор, — начнем с тебя. Что удалось узнать?

— На работе, — сосредоточенно начал Маркелов, — Маргарита Львовна поддерживала с коллегами довольно ровные отношения, но была очень замкнутой. За все время работы на совместные вечеринки оставалась всего пару раз, да и то уходила первой.

Единственным человеком, с которым у нее были более-менее близкие отношения, была Людмила Филатова — преподаватель математики. Я с ней говорил, наверное, с полчаса, но единственное, что мне удалось у нее узнать, это то, что Маргарита фактически не имела друзей.

— А как же Людмила? — поинтересовалась Вершинина.

— Они вместе ходили на концерты. Филатова говорит, ей казалось, что Маргарита брала ее с собой просто для компании, то есть, чтобы показать возможным ухажерам, что она не одна.

— Но ведь Филатова — женщина!

— Ну и что, она использовала ее, как выразилась Людмила, в качестве громоотвода. Если кто-то из мужчин оказывался слишком назойливым, Маргарита просто оставляла его с Людмилой и потихоньку сваливала.

— Она как-то объясняла потом свое поведение?

— Сама — нет, а Людмила не спрашивала.

— Интересно, почему?

— Как почему, — Маркелов начал горячиться, — Маргарита ведь оплачивала их совместные походы в театры и на концерты, знаете ведь, какая у учителей зарплата. Вот она и боялась, что Маргарита больше не будет ее приглашать.

— Понятно.

— Ну, по работе все. Теперь — соседи. Я опросил практически всех, кто оказался дома. Никто ничего не заметил. Я зайду еще вечером, опрошу тех, кто работает.

— А вообще, с мужчинами ее кто-нибудь видел в последнее время?

— Кроме отца и брата к ней никто не заходил.

— Брата? — переспросила Вершинина.

— Да, а что? — удивился Маркелов.

— Ничего, просто Лев Земович сказал, что она практически не поддерживала с ним отношений.

— Не знаю, — Маркелов пожал плечами, — я понял, что Марк заходил к ней два-три раза в месяц.

Вершинина сплела пальцы рук и задумалась. В кабинете воцарилось молчание. Наконец, как бы что-то решив, она спросила:

— У тебя все?

— Все.

— Теперь ты, Валера. Кстати, дай-ка мне фотографии, — Вершинина протянула руку.

Толкушкин достал из кармана клетчатой рубашки несколько фотокарточек, и Вершинина стала их рассматривать. У Маргариты Трауберг было простое веснушчатое лицо с пухлыми губами и крупноватым носом. Кудрявые светло-рыжие волосы были уложены в прическу, открывающую лоб и уши. Положив фотографии на стол, Валандра посмотрела на Толкушкина.

— Что же ты молчишь?

— У меня пока ничего, — пожал плечами Валера, — надо будет еще завтра поработать, обслуживающий персонал почти во всех кафе работает в две смены.

— Хорошо, с утра и начинай, — она повернулась к Маркелову, — а у тебя еще и на сегодня есть работа.

— Есть, — согласился Маркелов.

— Ладно, все свободны.

Вершинина попрощалась с ребятами и достала из ящика стола тетрадь.

И что же мы имеем? Похоже, что Маргарита жила своим замкнутым мирком, никого туда не допуская. Ни мужчин, ни женщин. Филатова не в счет, ее она использовала в качестве прикрытия для своих вылазок на культурные, так сказать, мероприятия.