Учительница с того света - Мария Некрасова

Надежда пробежала за мной всего несколько шагов (на вокзале так людно, что не разгонишься), ухватила за майку, дернула на себя.

– Если ты сейчас же не поедешь домой, твоя мама никогда не вернется из санатория.

Глава VII

Про то, о чем я догадывался, но не мог проверить

Юлькину историю обсуждали всем сквером. Даже первоклашки шептались, что: «У Юли в доме какое-то привидение, которое заставляет ее делать уроки». Лично я никому не рассказывал, кроме Лехи, Пашки и Димки. Они тоже не из болтливых. Подозреваю, что наши разговоры кто-то подслушивал, даже не нарочно, в сквере ведь все скамейки рядом. Подслушал, сказал соседу, что понял, тот еще приврал и рассказал другому... В общем, история про Юльку и Надежду за лето обросла самыми невероятными подробностями. Что Надежда выглядит как разложившийся труп, спит в гробу и Юльку заставляет...

Поэтому, когда Надежда явилась к нам в сквер собственной персоной, все, мягко говоря, удивились. Я-то ее уже видел: училка как училка, только немножко прозрачная. Остальные же реагировали кто как. Малолетки разом смолкли, кто-то полез под лавку, кто-то на дерево. Самые смелые остались, но на безопасное расстояние отошли. Безопасное расстояние от любой скамейки в сквере – это до памятника. Оттуда и видно, что происходит на лавочках, но и смотаться успеешь, если что. У самого памятника присесть негде, даже постамента нет. Зато есть недощипанный газон с тремя травинками и старой покрышкой. Вот на этой покрышке впятером и попытались рассесться самые смелые малолетки. Кого-нибудь одного все время выдавливали, он возмущался, все вставали и пытались рассесться снова...

Старшеклассники, наоборот, пересаживались поближе и громко дискутировали, правда ли это Надежда или сбрендившая от горя утраты сестра-близнец.

В том, что Надежда сбрендила, никто не сомневался. Полтора центнера бородавок каким-то чудом были упакованы в Юлькины джинсы и майку. В руках Надежда несла банку какого-то энергетика и выглядела так, будто ей уже хватит. В смысле: пока держится, но если допьет, точно пустится в пляс. Она шла странной прыгающей походкой прямо к нашей лавочке. На нас уже смотрел весь сквер, так что отступать было поздно.

Димка и Пашка смотрели на нее квадратными глазами. Леха внешне сохранял невозмутимость, но все-таки буркнул: «Она что, совсем?»

– Привет, молодежь! А Юля занимается. Просила зайти передать привет. – Она грузно приземлилась между мной и Пашкой. Пашке пришлось подвинуться, и Димка, сидевший с краю, тут же полетел на газон.

– Что, ноги не держат? – смеялась Надежда. – Меня вот тоже... Ну расскажите, чем живет молодежь, кто куда поедет отдыхать?..

Заводить с ней светскую беседу никому не хотелось. Паузу неожиданно заполнила не рассчитавшая громкость голоса малолетка:

– Нет, привидение в белом и летает. А эта даже не взлетит!

На соседней лавочке заржали старшеклассники, мы поддержали. Над Надеждой хохотал весь сквер, но ее это не смутило.

– Ну и что, мне и пешком ходится неплохо. Так кто куда поедет отдыхать?

– А куда вы Юлькину мать отправили? – Я решил, что лучшей возможности спросить не будет. Старшеклассники с любопытством уставились в нашу сторону. Наслушались от малолеток про «спит в гробу», а самого-то страшного небось и не знают!

– В санаторий под Ярославлем, – спокойно ответила Надежда. – А почему ты спрашиваешь? Тоже хочешь?

Я не хотел. Надежда хлебнула своего энергетика и потребовала увеселений.

– А что это у вас тут гитары никакой нет?

– В музыкалке наигрались, отдохнуть хотим.

– Непорядок! От хорошей музыки не устают.

Я даже не успел ничего заподозрить, как она запела. Какой-то романс, я не вслушивался, но так чудовищно высоко, что сидеть рядом было невыносимо. Старшие послушали молча, поржали и разошлись, дослушивать это до конца дураков не было. Мы сидели из вежливости, я мысленно зажимал ухо, но это не помогало. Малолетки на покрышке ошарашенно слушали Надеждин вой, видимо, тоже из вежливости. В конце концов один из них не выдержал и отмазался, как умел:

– Мне нужно в туалет...

– Мы тебя проводим! – рявкнули мы хором и побежали вон из этого сквера, благодарно прихватив малолеток. Когда мы забежали в соседний двор, Надежда, кажется, еще пела.

Она и после приходила к нам в сквер и даже имела успех некоторое время: всем хотелось посмотреть на привидение и бесплатный цирк. Мы даже как будто подружились. С нами в сквере она была уже не строгой училкой, а так, дежурным развлечением, клоуном, который хочет нравиться всем, но не знает, как этого добиться, и от этого его немножко жалко, хотя все равно смешно. Она пела нам романсы так, что в окрестных домах окна захлопывались, пыталась учить каким-то играм из своего детства, давала советы. Мы не делились с ней секретами и планами, не говорили того, чего нельзя сказать училке, но привыкли и ждали ее с нетерпеливым любопытством, как ждут вечернего сериала.

К осени Надежды уже никто не боялся. И мне кажется, многие даже забыли, кто она такая, сама Надежда очень изменилась. Она по-прежнему была полупрозрачной, но, чтобы это заметить, надо было долго приглядываться. Она сохранила свои габариты и бородавки, но в лице появилось что-то, совсем не похожее на прежнюю Надежду. Первого сентября она даже рискнула прийти в школу и в музыкалку, выдав себя за Юлькину бабушку, чтобы списать учебный план. Наплела, что Юлька в санатории с матерью... И никто из учителей музыкалки ее не узнал! Марлидовна приглядывалась подозрительно к знакомым бородавкам, а потом утащила Надежду к себе в кабинет поговорить о Юлькиных перспективах. Вышли они уже под ручку, смеясь и перешептываясь, как лучшие подруги. Надежде Марлидовна даже разрешила посещать некоторые уроки, чтобы записывать и пересылать задания Юльке в санаторий.

И она приходила! Я часто видел ее то в зале за инструментом, то в классе за партой. Она даже рвалась отвечать. Конечно, учителя не спрашивали (бабушка пришла, ребенку списать задание), но когда Надежда очень просила, отказать не могли. Она очень легко вписалась в нашу жизнь, даже шепталась с девчонками на переменках.

Однажды в зале Надежда уселась на мою гитару. Я назвал ее на «ты» и «корова» и понял, что что-то не так в нашей школьной жизни. Она к тому же не обиделась и пообещала, что знакомый гитарный мастер сделает мне новенькую, еще лучше... Гитару я одолжил у Димки, старую, да так и играл на развалюхе до выпускного, всякий раз вспоминая Надежду и ее мастера.

Юлька к тому времени уже почти перестала выходить на связь. К телефону и к двери почти всегда подходила Надежда и всякий раз находила повод Юльку не подзывать. «Занимается» – как же, как же. Я писал Юльке в «аську», но она отвечала через раз и как-то странно. Больше всего меня угнетало, почему она не волнуется о своей матери. Говорила, что они созваниваются и списываются и что она скоро приедет. А я тем временем забирал их почту, отдавая Надежде в школе газеты и счета. Уж письмо бы от матери не пропустил! Хотя, может, они правда списывались по электронке. Все равно было неспокойно. Я пытался Юльку образумить, но она не реагировала. То есть вообще, как будто не видела моих реплик в «аську» или видела что-то другое, потому что иногда отвечала невпопад.

Мы сами пробовали найти ее мать: пробили по Интернету все места отдыха под Ярославлем, над Ярославлем и вокруг. Получилось немного: я обзвонил все за пять минут и выяснил, что Юлькиной матери там нет. Леха решил пойти дальше и стал искать по всем санаториям в радиусе тысячи километров от Москвы. У нас это уже стало видом досуга: собраться вечерком, обзвонить пяток санаториев. Потом, правда, Лехина мать и моя получили счета за междугородные переговоры, и лавочку пришлось прикрыть. Мы, конечно, объяснили про Юлькину маму, но вы же знаете, что говорят в таких случаях: «Не вмешивайся, если созваниваются, значит, все в порядке».

Юлькиной питерской тетке я тоже звонил: у нее сестра пропала, а она не чешется. Долго звонил, наверное, до весны. Так ни разу и не дозвонился. Наверное, Юлька мне дала неправильный телефон, она за этот год совсем сошла с ума.

А вообще год был как год. В школе про Юльку давно бы забыли, если б не Надежда. Она прилежно списывала задания, и я ждал, что к зимнему зачету или хоть летом на экзаменах Юлька все-таки появится. Но к весне увидел ее в списках на отчисление.

Новую солистку мы так и не нашли. Чтобы отбрехаться от Надежды, которая всерьез решила занять это место, пришлось все переделывать под мужской вокал. Сперва было непривычно, а потом даже понравилось.

Пашка цапался с Марлидовной из-за своих вечных прогулов, Димка цапался с Лехой из-за Лехиного занудства, Леха не цапался ни с кем, а просто орал на нас, когда ему что-то не нравилось в исполнении. Я в очередной раз нахватал трояков и ухитрился за один январь порвать десяток струн. В общем, год был как год. Стремительный и занудный одновременно. Когда Надежда сбацала нам про волка и овцу, я только и осознал, что он прошел.