Кто придет меня убить? - Анна Малышева

Лиза слушала упреки и кивала. Проработала пару месяцев в какой-то загадочной конторе у брата, да так и не поняла, чем он там занимается. Освоила компьютерную азбуку, но дальше дело не пошло. Она ушла из конторы. Мать ее кормила, а брат иногда подкидывал Лизе денег на личные расходы. Тогда она звонила Наташе, и они вместе шли по магазинам.

Девчонки вышагивали по бесконечным галереям ГУМа, смотрелись в зеркала, мерили тряпки, которые вовсе не собирались покупать, что-нибудь ели в кафетериях у фонтана, изображали шикарных дам, насколько у них хватало сил и денег. Лиза понимала, что тянуться за Наташей бесполезно – шальных денег у нее никогда не водилось. Да и Наташа не была для нее идеалом. Ее наряды Лиза считала безвкусными, ее макияж – кричащим, разговоры – глупыми.

Но других подруг у нее почему-то не осталось. Все либо работали, либо где-то учились, или вышли замуж и уже родили ребенка. Конечно, если бы Лиза позвонила кому-нибудь, никто не отказался бы с ней встретиться – в школе ее очень любили. Но по сравнению с жизнью ее старых знакомых ее собственная жизнь казалась ей такой пустой, что она просто боялась кому-то звонить. Ей нечего было рассказать, нечем похвастаться. Она устала ничего не делать, не понимала, почему с ней такое случилось, часто ее тошнило от Наташи, от себя самой, она приходила в отчаяние… Наконец она приняла решение. Решение было наивным, но зато своим собственным. Лиза решила подготовиться и поступить в МГУ на факультет иностранных языков. В школе у нее всегда были успехи по английскому, класс был специализированный, язык давался ей легко. Она достала учебники, методички, стала оживлять в памяти грамматику. Мать пришла в восторг и подыскивала хорошего репетитора. Двенадцатого июля, в день рождения Лизы, она подарила дочери плейер и кассеты с курсом английского языка. А на другой день позвонила Наташа.

– Слушай! – прощебетала она в трубку, и Лиза сделала гримасу – подруга ей осточертела. – Слушай, ты должна ко мне приехать!

– Серьезно – должна? – с иронией спросила Лиза. – Что случилось? Ты купила себе новое платье?

– А, нет… Лиза, приезжай! Не пожалеешь! Тут один человек устраивает праздник…

– Праздников с меня хватит, – ответила Лиза.

– Да брось ты! – возмутилась та. – Все равно в этом году поступать не будешь, сама сказала! И поздно уже документы подавать. Давай, давай, расслабишься!

Я тебя жду, целую!

И повесила трубку. Так она всегда заканчивала разговор – просто не представляя себе, что кто-то может ее не послушаться. Эта манера раздражала Лизу, но почему-то действовала на нее – отказываться было трудно. И тогда она как-то машинально полезла в шкаф, достала летний зеленый костюм – короткую юбку и прилегающий пиджак с короткими рукавами, подкрасилась, причесалась.

– Куда ты собралась? – окликнула ее мать, которая, как назло, была дома.

– К Наташе.

– Опять?! Ты же вроде решила заниматься языком?

Ненадолго тебя хватило!

– Мама, мне до поступления еще год, – раздраженно ответила Лиза. – Какое значение имеет один день!

«Если бы я тогда знала, что это будет за день! – простонала сейчас Лиза, ворочаясь в постели. – Если бы мне хоть на миг показали, какой я стану потом, хоть на миг! Ведь в сущности это был последний день моей жизни! Пусть это была пустая жизнь, очень глупая жизнь, никому не нужная, но моя, моя собственная жизнь! И я могла сделать с ней что хочу, могла подготовиться, поступить и уже давно учиться, иметь новых друзей, жить своей жизнью! А с того дня началась не моя жизнь, началась моя жизнь для него…»

…От Наташи они сразу поехали куда-то в центр. Лиза с изумлением смотрела, как разоделась подруга – настоящее вечернее платье, американского образца, все в блестках, с голой спиной… Такими щеголяли красавицы из «Санта-Барбары». Наташа выглядела в нем дико и вульгарно, особенно в метро. На нее смотрели как на пугало, а Лиза чувствовала себя рядом с подругой серым воробышком.

– Зачем такой парад? – кивнула она на блестки. – К кому мы едем?

– К одному человеку, – неопределенно ответила Наташа. – Да ладно тебе, я когда-нибудь завозила тебя куда попало? Будет весело, вот увидишь!

– Уже весело, – хмуро сказала Лиза, оглядываясь по сторонам. – На тебя все смотрят.

– Да? – самовлюбленно протянула Наташа и повела плечом. – Что за народ, Господи! Папа обещал мне подарить машину, когда я сдам на права.

– А ты купи права, – предложила ей Лиза.

– Это идея.

Она привела ее к старинному розовому дому с колоннами, они поднялись на громыхающем лифте, и Наташа позвонила в квартиру номер шесть. Им открыл молодой человек в черной рубашке и черных брюках. У него были веселые глаза, изящные, как у женщины, брови, неотразимая улыбка – все время разная. Наташе он улыбнулся насмешливо, но тепло, с оттенком преувеличения. Та проглотила эту наживку и просияла. Лизе – совсем по-другому. Его улыбка стала медленной, осторожной, она раскрывалась постепенно, как распускается цветок, и наконец расцвела. Он смотрел на нее так, словно ждал только ее, словно знал ее сто лет и все эти сто лет считал ее самой красивой, самой милой, самой-самой…

Первые минуты прошли для Лизы как в тумане.

Потом она поняла, что сидит в комнате с невероятно высокими потолками, перед ней на столе – бокал с мутным напитком, пепельница из синего стекла, протянутая зажженная зажигалка. Лиза курила мало, только на вечеринках, но сигареты, к счастью, нашлись.

Олег – так он представился – положил зажигалку на стол и стал смотреть на Лизу. Просто смотреть. Не разглядывать ее по кусочкам, не анализировать длину ее ног, выпуклость груди, форму носа, цвет глаз… Нет, смотреть так, словно все это давно ему известно, его взгляд как будто говорил: «Ты прелесть. Ты вся – с ног до головы – прелесть. Честное слово».

– Чем ты занимаешься? – спросил он ее.

Наташа где-то далеко засмеялась и ответила за Лизу:

– Ничем!

Лиза тряхнула челкой, немного опомнилась и ответила только ему:

– Учу язык.

– Какой?

– Английский, какой же еще…

– Учишься где-то? – Он присел рядом с ней на диван. Диван был очень мягкий, Олег немного утонул в нем, и при этом его бедро коснулось ее колена, неприкрытого юбкой. Она вздрогнула, а он словно не заметил этого прикосновения и так и остался сидеть. Их ноги по-прежнему соприкасались, он спрашивал Лизу, куда она собирается поступать, чем интересуется кроме языка, как проводит свободные дни – например, что она будет делать завтра? А Лизе казалось, что речь идет совсем о другом. Конечно, в этом была виновата его нога.

Она заставляла себя собраться с мыслями, отвечать толково, чтобы он не принял ее за дуру, но какой-то горячий туман уже путал ее речь, мешал себя контролировать.