Черный Истребитель - Татьяна Апраксина

– Иди ты…

– Ну, давай, давай. Смотри на меня.

Танька бы с удовольствием на него смотрела - лишь бы отстал. Но смотреть не получалось.

Неожиданно теплые и приятные пальцы легли на виски и нажали раз, другой, потом плотно впились в голову, нажимая на какие-то неведомые точки. Сначала боль усилилась неимоверно, резко, Танька испуганно хлопнула глазами, уверившись в том, что сейчас-то ее голова и лопнет. А потом боль начала уходить, казалось, что она втягивается в эти пальцы на висках и исчезает.

Зрение стало приходить в норму. Только цвета еще казались слишком яркими. Танька посмотрела на неожиданного благодетеля и его капризного спутника. Благодетель был не особенно высок, едва ли на полголовы выше долговязой Таньки, облачен в камуфляж целиком, включая берет, из-под которого выбивались странного пепельно-седого тона пряди. И весьма широк в плечах. Другой, Маршал - это явно было прозвище, а не звание, был длинным, худым и подчеркнуто стройным. Лицо было утонченно-аристократичным, но что-то неприятно слабое крылось в очертаниях подбородка и нижней губы. Роскошный темно-шатеновый «хвост» был аккуратно уложен на плечо.

Обоих Танька видела в первый раз.

– Давай-ка, поднимаемся… вот, умница. Вот, хорошо. А теперь давай лапу и пошли отсюда.

После приступа и кучи слопанных таблеток ноги заплетались, и Танька повисла на руке «камуфляжного», стараясь найти компромисс между необходимостью держаться за его руку и чувством приличия, не позволявшем висеть на незнакомом человеке. На эскалатор ее просто поставили, взяв под мышки, потом развернули и прижали носом к груди, заглушая ее испуганный писк. Эскалаторов Танька боялась и в лучшие свои дни. Бушлат пропах табаком и еще чем-то пыльным, но приятным. Жесткая ткань царапала бедный ее недавно разбитый нос, но было все равно приятно. «Получу деньги - куплю себе камуфлю…», подумала Танька. И то ли заснула стоя, то ли отрубилась.

Осознала она себя уже в «Трубе», переходе через Ленинский проспект. Место тоже было знакомым - здесь в плохую погоду, вопреки попыткам милиции прекратить безобразие, тусовалась молодежь. Несколько Танькиных знакомых были завсегдатаями этих тусовок, и она сама там временами пила пиво и слушала, как мучают гитары.

В руках у нее была наполовину пустая бутылка красного вина.

– Ну что, полегчало? - не без ехидства спросил тот, кого называли Герцогом.

– Лю-ууди… - задумчиво спросила Танька. - А вы вообще кто?

Новообретенные знакомые переглянулись.

– А ты-то сама, чудо, кто будешь?

– Так нечестно! Я первая спросила! - возмутилась Танька, чувствуя, что язык слегка заплетается, а в теле образуется приятная легкость.

– Я - Герцог Альба. Он - Маршал.

Продолжения в виде данных мамой с папой имен не последовало, но Таньке было не привыкать. Те из ее приятелей, что тусовались в «Трубе», именовали себя еще похлеще. Тут хоть язык не свернешь в попытках выговорить.

– Танька. В смысле, Татьяна, но - Танька.

– Москвичка?

– Угхм… - согласилась Танька, допивая бутылку залпом.

Дальше было еще вино - много вина, потом, кажется, водка, которую принесли какие-то знакомые Герцога и Маршала. Их, знакомых, было большое количество, и все они обращали мало внимания на Таньку, маячившую между парнями. Наличествовали какие-то горе-гитаристы, оравшие не вполне музыкально, но компенсировавшие недостаток слуха и голоса избытком самоуверенности. Еще была разбитая почти под ее ногами пивная бутылка - грозно повернувшийся в ту сторону, откуда она прилетела, Герцог никого не засек среди толпы. Милицейский патруль, в неласковых выражениях требующий от отдельных товарищей и групп товарищей убираться отсюда подальше. Шум, гам, и прочий стандартный набор веселья в «Трубе». Чем больше Танька пила - бутылки методично вкладывал ей в руки Герцог, - тем более нормальным казалось ей происходящее…

Проснулась Танька непонятно где. Голова ее, вновь болящая, но на этот раз по вполне понятным и устранимым причинам, помещалась на коленях Герцога, то, что от пояса и ниже - на чем-то сидело. И все это, включая Маршала по левую руку от нее, куда-то ехало. Подозрительно походя на автобус.

– Э-э-э-э-это где я? - шкрябая сухим языком по еще более сухому небу, спросила Танька.

Герцог слегка склонил голову, и Танька заметила спускающиеся от его ушей тонкие проводки наушников. Танька резко села, толкнув локтем Маршала, но тот спал нетрезвым сном и не проснулся.

«"Уши»-то сними!» - жестами показала Танька, заодно разглядывая Герцога. Резкие скулы, короткий прямой нос, мощный подбородок. Хорошее, правильное, не сильно обремененное интеллектом мужское лицо. Только глаза ему не соответствовали - какие-то… «прозрачно-дикие», изобрела определение Танька. Серые, льдистые и очень, очень странные.

Герцог полез под бушлат, отключая звук в наушниках.

– Это где же я? - еще раз спросила Танька.

Герцог удивленно приподнял брови. Проснулся Маршал, вскинулся - как будто и не спал только что.

– Где-где… в автобусе.

Танька еще раз огляделась. Ну да, вертолетом или поездом это не было. Но и городским автобусом - тоже. Тетки с баулами, битком забитые тюками и сумками полки и проходы, сонные, мятые лица.

– В каком автобусе, блин?!

– Да-а-а… амнезия алкогольная… - подал голос Маршал.

Герцог задумчиво посмотрел на Таньку.

– Опять за рыбу деньги… В автобусе. Междугородном. Москва-Кострома. Не вспоминается?

– Кострома? - Танька поперхнулась. - Какая Кострома… зачем? - в сердце нехорошо екнуло.

– Да мы только до Ростова, не волнуйся. Что, правда, ничего не помнишь?

– «Я всегда, когда напьюсь, головой о стенку бьюсь…» - задумчиво процитировала Танька любимое из Дивова.

– «То ли вредно мне спиртное, то ли это возрастное…» - откликнулся немедленно Герцог. - В гости едешь.

– А это… муж… работа… экзамен?!

Герцог и Маршал одновременно хихикнули - весьма пакостно, надо заметить.

– Ну… мужу ты позвонила. А что сказала про свою работу и свою учебу - я тебе потом повторю. Если захочешь.

Танька вполне себе представляла, что она может сказать. Но одно дело - сказать. Другое - наплевать и на то, и на другое… А вот звонок…

– И… что я сказала?! - в панике спросила Танька.

– Не имею привычки подслушивать чужие разговоры, - подмигнул ей Герцог.

Танька обреченно вздохнула и вновь улеглась к нему на коленки, размышляя перед сном. Муж был уже давно - год - как нелюбимый и ненужный. Некоторая польза в виде социального статуса и зарплаты от него, конечно же, была. Хотя, в общем, Таньке было плевать и на первое, и на второе. Но ссориться с мужем она опасалась - тот легко переходил на нытье и не успокаивался часами. Думая о том, каких еще странностей можно ожидать от себя и окружающего мира, Танька заснула и спала до самого Ростова сном без сновидений.