Солженицын и евреи - Владимир Бушин

Или и он не стрелял в Урицкого, не убил его? И зря Константин Бальмонт воспевал их?

Люба моя мне буква «К».Вокруг нее сияет бисер.И да получат свет венкаБорцы Каплан и Кенигиссер!

Сарнов согласен с украинскими авторами, которые утверждают: «Багров не собирался убивать Столыпина, он хотел лишь инсценировать неудачное покушение». То есть хотел только «попужать». Но, во-первых, Столыпина уже семь раз ох как пужали. Однажды рядом оказалось 26 трупов. Во-вторых, для того, чтобы попужать существуют пугачи с пробками к ним. У меня в детстве был. Такой грохот они производили, что весь театр содрогнулся бы.

Но Сарнов неколебим: «Для себя Богров решил, что выстрелит, но — промахнется. За неудачное покушение к смертной казни приговорить не могли, он отделается тюремным сроком и выйдет на свободу героем».

О, Беня, ты неподражаем и неисчерпаем. Приходится опять по пунктам. Во-первых, если решил промахнуться, то почему не пальнул в потолок? Зачем всадил пулю в «нижнюю сторону груди», принадлежавшей не кому-то, а именно Столыпину? Во-вторых, покушение было бы «неудачное» с точки зрения тех, кто хотел смерти Столыпина, а для других оно «неудавшееся». В-третьих, с чего ты, умник, взял, что за неудавшееся покушение не могли приговорить к казни? Казнили не только за это, но даже и лишь за намерение. Разве Дмитрий Каракозов 4 апреля 1866 года безрезультатно пальнув в царя, не был повешен, а, отсидел два-три года и вышел героем? Разве через двадцать лет Александр Ульянов и его друзья не разделили участь Каракозова, хотя ни разу и не стрельнули — за одно лишь намерение?

Пишет, что в главе романа, посвященной Столыпину, его убийцу Дмитрия Богрова, которого «в семье с детства звали Митя, автор упорно на протяжении всей главы называет еврейским именем Мордко».

Ну мало ли как зовут человека дома, в семье. Мы, например, с женой звали нашу маленькую дочку Кузя, и порой нас спрашивали: «Разве у вас мальчик?» Так что, и Солженицын обязан был Богрова называть Митей? Но если в романе действительно Мордко, то, конечно, в этом не было никакой нужды: все, кто интересовался историей убийства Столыпина, конечно же, знают, кто по национальности Богров, как и Каплан, Кенигиссер или Троцкий, Зиновьев или Ягода.

У меня нет и никогда не было под рукой этого романа, но есть «Двести лет вместе». Тут тоже глава о Столыпине и о его убийстве. Так вот, во всей книге Богров упомянут 19 раз, и ни разу Солженицын не назвал его Мордко. Ни единого! Мало того, два раза из этих 19-ти он назван Дмитрием — на стр. 442 и 525. А Сарнов упоминает Богрова раз пятьдесят и несколько раз именно у него, а не у Солженицына, он — Мордко.

И вся эта невежественная ложь ради вот такого вывода о Солженицыне: «У него Богров убивает Столыпина как еврей. И не по (!) каким-нибудь конкретным событиям. Его толкает на убийство трехтысячелетний зов еврейской истории. Он выбирает в качестве жертвы Столыпина, потому что главная цель в том, чтобы выстрелить в самое сердце России. Столыпин выбран им как самый крупный человек России, последняя ее надежда. Своим выстрелом Богров обрек страну на все будущие несчастья. Его пуля изменила ход истории, предопределила и Февраль, и Октябрь 1917 года, и Гражданскую войну, и сталинский Гулаг — все, все было предопределено выстрелом Богрова».

Но вот что здесь удивляет. Такой обожатель цитат, такой любитель чужих текстов, Сарнов не привел здесь ни одной подтверждающей этот букет обвинений цитаты, здесь нет ни одной кавычки. С чего бы это?

Так был ли Солженицын антисемитом? Я думаю, что не больше, чем, допустим, Чехов, который в 1897 году (черта оседлости!) писал, что «критики у нас почти все евреи, не знающие, чуждые коренной русской жизни, ее духа, ее форм, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящего в русском человеке ни больше, ни меньше, как скучного инородца» (Собр. Соч. 1980. Т.17, с.224), — и в то же время Чехов дружил с прекрасным художником Левитаном; не больше антисемит, чем Куприн, который возмущался «хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить лошадь в болоте… Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуйте-ка еврея. Ого-го! Какой вопль и визг поднимется особенно среди русских писателей, ибо каждый еврей родится с миссией быть русским писателем» (Письмо Ф.Д.Батюшкову 18 марта 1909 года), — и в то же время Куприн написал рассказы «Гамбринус» и «Жидовка», в которых с большой симпатией созданы образы еврея-скрипача и еврейской красавицы; не больше, чем Блок, который да, сказал Чуковскому: не лезьте своими одесскими лапами в нашу русскую боль, и много чего еще в этом духе, — и в то же время вместе с другими русскими писателями выступил в защиту Бейлиса; да не больше, чем и Маяковский, который говорил тому же Чуковскому, что «от лурья нет житья», высмеивал «преда искусств Петра Семеныча Когана», назвал Осю Фиш «глистой», но в то же время в предсмертном письме зачислил Лилю Брик в члены своей семьи, хотя на это место, пожалуй, имела уже большее право Вероника Полонская, которая, 14 апреля 1930 года уходя из его квартиры, услышала на лестнице тот роковой выстрел и, вбежав обратно в комнату, первой увидела мертвого гения…

Но если Сарнов все-таки считает — ведь целую книгу об этом написал! — что Солженицын небывалый антисемит, то к тому покаянию, о котором говорилось выше, надо присовокупить еще одно примерно в таком роде: «Горько раскаиваюсь в том, что я и мои друзья-евреи немало посодействовали «раскрутке» и популяризации такого махрового антисемита. Простите меня, дорогие соплеменники». Именно в надежде на это раскаяние, хоть и слабой, я и называл многие имена евреев, принимавших участие в этой «раскрутке».

А имена известных людей, в частности, писателей, художников, музыкантов, которые относились по-разному к разным евреям, можно перечислять еще долго, но завершить наш перечень следует уверенным утверждением, что истинные антисемиты — это как раз такие, как ты, Беня, с твоей лживостью, злобностью, невежественной клеветой на достойнейших русских людей. Правильно сказал о вас честный еврей Валентин Гафт:

Когда таким пути открыты,Ликуют лишь антисемиты.

КАК ВДОВА ПОКОЙНОГО МУЖА ЧЕТВЕРТОВАЛА

Недавно Н.Д.Солженицына, вдова давно почившего известного в свое время писателя, заявила одному ответственному работнику газеты «Завтра», что вот, мол, вы писали, что мой покойный муж в свое время то ли призывал, то ли мечтал, то ли рассчитывал, что американский президент Трумэн бросит атомную бомбу на Советский Союз, как на Японию. Это ложь! Ничего подобного за Александром Исаевичем нет и не могло быть. Он великий патриот!

Очень хорошо. И что, мадам, теперь, газета должна принести извинения?

Первой по этому вопросу в книге о Солженицыне, вышедшей в ЖЗЛ еще в 2008 году, выступила Людмила Сараскина, доктор филологических наук, визитинг-профессор в университетах США, Дании и Польши, старший научный сотрудник Института художественного воспитания детей. Обстоятельный разбор этой книги дала Лия Горчакова-Эльштейн, советская еврейка, живущая в Израиле, в книге «Жизнь по лжи. О биографии А.Солженицына» (2009. Израиль).

В своем достославном сочинении, удостоенном премии имени Солженицына, членом жюри которой она имеет честь быть, на странице 761 (всего их около тысячи) Людмила Ивановна писала: «В СССР с Александром Исаевичем сводили счеты старым способом — в жанре «травли с подлогом». В мае 1982 года «Советская Россия» писала, будто Александр Исаевич, изгнанный из страны, бросил в лицо согражданам страшную угрозу: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!».

А это подлог, да? Но тут сразу возникают вопросы. Почему точно не указаны дата или номер газеты, где профессор обнаружила подлог? Почему не назван автор? Или это была редакционная статья? И разве не убедительней было бы просто привести цитату? Но нет цитаты! А главное, когда именно в изгнании и где бросил угрозу-то милый Александр Исаевич — в книге? в статье? в выступлении по радио? В интервью… Тоже неизвестно! К лицу ли большому ученому, визитинг-профессору Европы и Америки пренебрегать всеми этими данными? Уже тут зарождается немалое сомнение.

Читаем дальше: «И бедные запуганные сограждане даже не догадывались, что газета жульнически цитирует сцену из «Архипелага», слова отчаявшегося зэка на Куйбышевской пересылке». Извините, ваше профессорское сиятельство, но вы противоречите любимому писателю: у него эта сценка разыграна не в Куйбышеве, а в Омске. Между ними, поди, тысячи полторы верст. И не одинокий заключенный фигурирует в ней, а «мы»: «Мы накаляли друг друга таким настроением — и жаркой ночью в Омске мы кричали надзирателям: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн!» ит. д. И дальше все — мы… мы. мы. То есть кричали некие безымянные зэки и я, известный вам Солженицын, вместе с ними. Да уж наверняка всех громче и пронзительней вопил. При его-то голосе.