Подвиг Семена Дежнева - Сергей Марков

Проведал ли Дежнев Друганку на его соболиных ловлях по Яне, мы не знаем, зато известно другое. Дмитрий Зырян приказал Дежневу с тремя товарищами вывезти ясак в Якутск. В дороге на Дежнева напали «ламутские тунгусы», их было больше сорока человек. Три казака отбивались от недругов, в Верхоянских горах гремели тяжелые пищали.

«А меня, холопа твоего, Сеньку, на том бою те ламутские мужики стрелою ранили в ту ж ногу в икру», – писал потом Дежнев об этом сражении по ту сторону «Камня». Это первое ранение Дежнева со времени начала его якутской службы. Из своей пищали он убил «лучшего мужика» – тунгуса, а соболиную казну оборонил и в целости привез в Якутск.

Дежневу предстоял новый поход...

В 1642 году двадцать, а то и больше русских людей погибло на диком верхоянском «Камне». Стольник Петр Головин, посылая их на Яну и Индигирку, не дал времени для сборов, отказал в выдаче припасов. Мало того – перед отправлением отрядов Головин «безвинно позорил» служилых и промышленных – бил кнутом и водил по Якутску с приставами. Индигирский отряд Кирилла Вонифатьева насилу добрел до «Камня», а там путников застали снега и метели. Люди сидели в оловянных горах Верхоянского хребта, ели конину и ждали смерти. От голода и юкагирских стрел погибли Вонифатьев, Семен Холмогорец, усолец Трофим Табурин и другие.

Через «Камень» удалось пройти людям янской ясачной службы Ивану Пильщикову с товарищи; на Яну пробился также Богдан Ленивцев. Посник Иванов в жестокую зиму 1642 года отправился па Индигирку по следу погибших на «Камени» людей и одолел перевалы, покрытые глубоким снегом. Горсть первонасельников «Собачьей» реки с нетерпением ожидала прихода товарищей из Якутска.

Семен Дежнев вышел из ворот Якутского острога вместе с Михайлом Стадухиным. Алдан, мерзлые болота, а потом отвесные стены «Камня», покрытые льдом горные цепи, уходящие неведомо куда на восток... Но обычный путь был здесь уже известен. Он вел с Яны на среднее течение «Собачьей» реки, вдоль реки Толстока, через горы Тас-Хаянтай, прямо в Индигирский острожек, где в ту пору сидел Иван Ерастов.

Но Дежневу и Стадухину надо было идти еще дальше – на самые верховья «Собачьей» реки, в область Оймякона. Лишь около четверти века назад мы узнали, что полюс холода, самое студеное место мира, расположен около Оймякона, затмившего славу Верхоянска. Оймякон лежит к югу от устья реки Эльги. Севернее Оймякона с запада на восток простерся огромный вновь открытый хребет Черского.

Дежнев вступил па полюс холода. Было это в 1642 году. Как всегда, собирали ясак. Тунгусский «князец» Чона со своими родниками отдал русским соболей добровольно, без всякого боя. Чона, как мы увидим, был доброжелателем и советчиком. Якутский ясачный «князь» Удай и «улусный мужик» Тюсюк подружились с Дежневым настолько крепко, что служили ему мечом и копьем. Однажды завязался долгий бой с «ламутскими тунгусами» – охотскими поморянами. Более пятисот искуснейших и метких стрелков из лука окружили дежневский отряд и ясачных союзников Дежнева и Стадухина. И стрелы с перьями морского орла качаются в могучем теле Дежнева. Он был ранен дважды в одном бою. Хромая, держа правую руку на перевязи, он бредет в гостеприимное жилище «князца» Чоны. Там казаки держат совет. Куда им теперь идти? Кони их побиты ламутами, а на тех лошадях, что уцелели после боя, надо отправить ясачную казну в Якутск. Пешим не одолеть «Камень», не пройти через «тарыни» – нескончаемые озера, образовавшиеся от разлива теплых вод поверх крепкого, как булат, льда. Оставалось одно – плыть водой туда, где можно было учинить прибыль соболиной казне, сыскать новых неясачных людей.

И вот сидят они в чуме, покрытом оленьими шкурами, и расспрашивают Чону о ближних и сторонних реках. Уже тогда они знали, что путь к морю на юг от Оймякона огражден Становым хребтом, хотя до «Ламы» напрямик было рукой подать. По совету Чоны, Стадухин и Дежнев двинулись на северо-восток. Ведь все дело заключалось в удобных реках, в поисках коротких волоков между реками. Чона, видно, рассказал русским об Алазее, Колыме и Анюе.

Добывали корабельный лес, строили своим уменьем коч. На снасти шли ремни, на парус – оленьи шкуры. Якоря были деревянные, а для тяжести к ним привязывали камни. Тринадцать зимовщиков покинули страну великого холода, прошли Оймякон-реку до устья и скоро увидели быстрые воды Индигирки, густые летние луга и черные леса.

«...а по Индигирке выплыли на море», – всего шесть слов обронил Семен Дежнев об этом походе.

Летом 1643 года Дежнев увидел воды Ледовитого океана. С Дмитрием Михайловым Зыряном наш герой, как мы помним, расстался после похода на Яну. Бывалый «зырянин» пошел на северо-восток. О Дмитрии Зыряне с тех пор не слышно ничего до 1643 года. Он исчезает на целых два года. Зато в летописях покорения Индигирки и Алазеи вдруг появляется имя Дмитрия Михайлова Ерило. Он держит в своих руках Индигирский острожек, ставит зимовье с Косым острогом в устье новой реки, получает «наказную память» о составлении чертежа. Летом 1643 года Ерило ведет кочи морем на «Алазейскую реку», и стаи юкагирских стрел впиваются в свежие корабельные доски. Ерило упоминается в 1643 году еще один раз, а затем бесследно исчезает. Куда же он исчез?

Его держит в могучих объятьях Семен Дежнев! Ерило оказывается тем самым «зырянином», возможно – выходцем из Яренска, Дмитрием Михайловым, делившим с Семейкой трудности похода на Яне. Дмитрий Ерило и Дмитрий Зырян – одно и то же лицо. Сопоставьте годы, месяцы, числа, пройдите шаг за шагом вслед за Ерилой – и вы придете к этому неизбежному выводу. Вся беда в том, что многие служилые были известны тогда не только по имени и фамилии, но и по разным их прозвищам. Все это вызвало такую путаницу, что потом историки даже изобрели Ивана и Ерила Ерастовых, побратав живого Ивана Ерастова с Ерилом. Так и получилось, что, выйдя из Якутска с Дежневым, доблестный Дмитрий Михайлов на Яне еще звался Зыряном, а стоило ему пойти на Индигирку и Колыму, как он превратился в Ерила!

Дежнев разыскал Дмитрия Михайлова на Алазее, куда Семен ходил вместе с Романом Немчином только для этой цели. Старые приятели могли вспоминать о том, как ставили Косой острожек на Алазее и за «невежливость» хватали и сажали в аманаты знаменитого шамана Обюганея (шаман все удивлялся, почему на его земле без спросу построили крепость). Говорили о недавних страшных «съемных» боях, о неведомых дотоле чукчах, встреченных меж юкагирами на Алазее. Впоследствии Дежнев писал, что он участвовал в пленении аманата Манзитина (у Дежнева – «Манцит»). В таком случае в этом привычном деле участвовал и Иван Беляна, смелый мореход, товарищ Дежнева по якутской службе. Тогда было убито двое русских, а Дежнева ранило стрелой в правое плечо.

Из воспоминаний Ивана Беляны, изложенных в его челобитной, видно, что Беляна больше года провел в Алазейском острожке. Значит, с ним были Дежнев и Дмитрий Зырян. Беляна пишет, что он построил коч и пустился морем на Колыму. Так Дежневу становилось «за обычай» мореходное дело.

МОРСКОЙ ПОЯС

Они снова встретились у большой и привольной реки.

Михайло Стадухин пришел сюда с моря. Семен Дежнев, Дмитрий Зырян, Втор Катаев, Иван Беляна, Сергей Артемьев, Второй Гаврилов, Андрей Горелов... Иван Ерастов, спутник мнимого Ерила, прибыл на Колыму, видимо, сразу после того, как свез в Якутск морем первый Индигирский ясак. На Стадухинской протоке казаки поставили Нижнеколымское зимовье. Честь основания его должна быть поровну разделена между Стадухиным и Беляной, Дежневым и Дмитрием Зыряном. Именно тогда был ранен в грудь Михайло Стадухин.

Дежнев думал, где бы захватить ему новых аманатов из числа «юкагирских мужиков». Он высмотрел исчезающее племя омоков, которое тогда еще пело песни и охотилось на зверей. Омоки добывали соболей. Правил ими «князь» Аллай, человек бесстрашный и воинственный. С самим Аллаем не довелось Семейке тогда повстречаться, зато при захвате аманатов в бою Дежнев убил «княжьего» брата, «лучшего мужика», и захватил в плен родного сына Аллая – Кениту. И у омоков стали брать соболей, а сверх ясака лебедей, гусей и ягоду морошку. Кенита был еще в 1658 году жив и носил лебедей и ягоды в Колымское зимовье. При захвате Кенита юкагирская стрела насквозь пробила Дежневу левую руку.

За частоколом нового острожка на Колыме Михайло Стадухин вскоре начинает разведывать, «нет ли зверя какого» на море к востоку от устья Колымы. Казаки жадно расспрашивают юкагиров о новых землях и реках.

Однажды Стадухин, громя колымских неясачных людей, добыл себе «ясырь» – женку Калибу. Калиба рассказывала негаданному суженому о своей прежней жизни. Она при этом обмолвилась, что бывала у чукчей, даже прожила среди них три года. Слово за словом вытягивал Стадухин у Калибы, пока до его сознания не дошло, что ясырная женка обладает бесценными сведениями о новых землях и новых богатствах. Есть на запад от Колымы река «Чюхча» (Чукочья), рассказывала подруга Стадухина, и чукчи, что живут на этой реке, зимой ездят на остров против устья Колымы.