Все, что пожелаю - Розмари Роджерс

— Может, вы не найдете Новый Орлеан слишком красивым и сразу же решите нас покинуть? — улыбнулся креол, протягивая Анжи бокал. — Могу я надеяться, что разрешите приехать к вам с визитом?

Несмотря на его безупречную вежливость, в Анжи все нарастало раздражение. О да, он довольно красив, но чересчур уж назойлив. Наверное, она просто дурочка, но ее не оставляет подозрение, что им движут какие-то скрытые мотивы. Недаром она не терпит слишком вежливых и галантных людей. Стоит лишь вспомнить, как набросился на нее месье Боло, как только тетя Мария отвернулась. Вот когда он показал свою истинную натуру! С тех пор она относилась с подозрением к такого рода поклонникам.

Но пришлось заученно улыбаться, учтиво бормотать что-то в ответ, хотя Анжелика не позволила месье Делакруа увести себя на балкон, выходящий на Ройял-стрит, и, побыв еще несколько минут в его обществе, непреклонно потребовала проводить ее к матери.

Делакруа поклонился Миньон и поцеловал руку. Та, в свою очередь, одарила его ослепительной улыбкой, а оставшись наедине с дочерью, удовлетворенно заметила:

— Месье Делакруа — очаровательный молодой человек, Анжелика, не находишь? И так богат! Мне сказали, что у него блестящие связи в Париже. По всему видно, что он увлечен тобой.

— А еще больше собой, — процедила Анжи и принялась обмахиваться веером, делая вид, что не замечает хмурого лица матери. — Здесь ужасно душно. Пожалуй, выйду-ка на балкон, подышу свежим воздухом.

— Не сейчас, Анжелика. Месье Гравье хочет представить нас губернатору Уормоту, так что мы должны произвести на него неотразимое впечатление. А вот и они. Прямее спину, малышка.

Анжи, смирившись с неизбежным, вздохнула и присела в изящном реверансе.

— Как мило! — с улыбкой заметил губернатор. — Прелестно, поистине прелестно. Ну, Гравье, теперь я вижу, почему вы с такой охотой взялись помогать этим леди. Ничего не скажешь, самые изумительные создания, почтившие своим появлением Новый Орлеан!

Он говорил чересчур громко, ничуть не стесняясь окружающих, и Анжи заметила, как в их сторону начали поворачиваться головы присутствующих. Губернатор показался ей напыщенным, самодовольным человеком, из тех, кто не постесняется набить свои карманы за счет простых сограждан.

Миньон протянула руку, и Уормот почтительно склонился над ней.

— Я сам готов все для вас сделать, миссис Линдси, — с широкой улыбкой пообещал он. — Рассчитывайте на меня без всяких церемоний.

— Воспользуюсь вашим предложением, губернатор, — промурлыкала Миньон, не отнимая пальцев. Анжи показалось, что Уормот задержал ее ладонь дольше, чем позволяли приличия. Наконец Миньон отняла руку и обратилась к месье Гравье: — Вы уже уведомили его превосходительство о нашей просьбе?

— Разумеется, мадам.

— Нам стоило бы обсудить это в более подходящей обстановке, — вмешался Уормот. — Вы, конечно, понимаете.

— Естественно, — кивнула Миньон. — Но моей дочери лучше остаться здесь. Месье Гравье, вероятно, тот молодой человек, что встречал пароход вместе с вами, будет так добр позаботиться о ней, пока мы с губернатором беседуем?

— Месье Анри Делакруа… еще бы, мадам! Тем более что он без ума от мадемуазель Линдси! Он будет счастлив стать ее кавалером на время вашего отсутствия!

Анжи была вне себя от возмущения. Подумать только, никто не позаботился спросить, нравится ли ей общество этого павлина Делакруа! Но что она могла поделать! Оставалось молча повиноваться. Кроме того, неплохо остаться без присмотра матери, пусть и ненадолго!

Делакруа появился немедленно, рассыпая улыбки и слова благодарности. Анжи рассеянно взяла его под руку, вполуха слушая бесконечную льстивую трескотню.

— Месье Делакруа, — вставила она наконец, прерывая длинную фразу, в которой ее сравнивали с луной и звездным небом, — не будете так любезны принести мне еще пунша? Здесь слишком жарко и чересчур много народа.

— О, мадемуазель, вы правы. Не хотите выйти на балкон?

— Нет, достаточно выпить чего-нибудь похолоднее.

Делакруа оставил ее у высокой пальмы в горшке, и девушка принялась лениво обмахиваться веером. Она не солгала Делакруа. Духота была невыносимой, и, кроме того, ей было не по себе от злости и раздражения.

Анжи облокотилась о тонкую колонну искусственного мрамора рядом с пальмой и стала наблюдать за танцующими. Музыканты играли медленный вальс, но музыка внезапно смолкла, и центр зала опустел. Только тогда Анжи заметила девушку в алой юбке и блузке с широкими рукавами, стоявшую в гордом одиночестве. Незнакомка показалась ей похожей на испанскую цыганку, которых она навидалась во Франции.

Девушка с прирожденной грацией скользнула вперед, уверенно шлепая босыми ногами по натертому паркету, и встала в центре зала. Зачарованная Анжи не сводила с нее глаз. Пульсирующий ритм дроби маленького барабана пронесся по залу, немедленно подхваченный гитарами. Девушка, прищелкивая в такт пальцами, начала покачиваться под рыдающую экзотическую мелодию, сначала медленно, извиваясь всем телом, потом чуть быстрее. Волосы цвета воронова крыла, словно обретя собственную жизнь, вырвались на свободу и рассыпались смоляным каскадом до самой талии. Подол юбки вздувался все выше, обнажая загорелые стройные ноги в черном кружеве нижней юбки. Чужеземная песнь лилась и лилась, и гости невольно притихли при виде необычайного зрелища.

Анжи вздохнула, завидуя танцовщице. Чего бы она не отдала, чтобы оказаться на ее месте и плясать так же беззаботно и самозабвенно, с лениво-чувственной грацией, как цыганки, которыми она втайне восхищалась!

Сзади раздался тихий голос Анри Делакруа:

— Ее зовут Эжени. Она мулатка, хотя выдает себя за квартеронку. Я уже видел ее раньше.

— Она прекрасна. Что это за национальность — мулаты?

— Не национальность, а раса, — негромко засмеялся Анри. — Мулатом называют ребенка, один из родителей которого черный, а другой — белый. Квартероны — те, в ком всего лишь четверть негритянской крови.

Анжи недоуменно уставилась на собеседника, но тот впился взглядом в танцовщицу.

— Не понимаю. Разве она не американка?

— Верно. Но по общественному положению стоит куда ниже креолов или англичан. Здесь свои традиции, мадемуазель. И классовые различия достаточно остры, впрочем, как и во Франции, где аристократы смотрят свысока на простолюдинов. Подобные неписаные законы сушествуют во всем мире. Всегда найдутся те, кто стоит на самой верхней или нижней ступеньке.

— Я думала, что в Америке все равны. Разве мулаты теперь не свободны?

— И да и нет. Верно, что после войны цветные получили некоторые права, а рабство отменено. Мужчинам, однако, приходится из кожи вон лезть, чтобы чего-то достичь.