Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий - Филипп Дженкинс

Шенуте был не единственным фанатиком. В V веке папа Лев сигнализировал одному испанскому епископу о заблуждениях Присциллиана, проповедовавшего чрезмерно суровый христианский аскетизм и в 385 году стяжавшего сомнительную честь стать первым еретиком, которого подвергло казни христианское государство. Папа Лев предупреждал:

Апокрифические писания, которые, прикрываясь именами апостолов, создают питательную почву для множества подделок, не только должны подпадать под запрет, но подлежат полному изъятию и сожжению на костре дотла. Итак, если какой-либо епископ не запретил мужчинам иметь в доме апокрифические писания или позволил читать их в церкви под именем канонических с порочными искажениями Присциллиана, пусть он знает, что должен быть сочтен еретиком, поскольку тот, кто не отвращает других от заблуждения, показывает, что и сам сбился с истинного пути.

Послание папы Льва, подкрепляемое множеством подобных документов, написанных церковными лидерами в течение столетий, доказывает, что сожжение книг – это не миф.10

ОДНАКО ИДЕЯ, ЧТО НЕКАНОНИЧЕСКИЕ ТЕКСТЫ были успешно уничтожены, – преувеличение. Их исчезновение тоже не обязательно было вызвано какой-то сознательной политикой церковных властей. Тот факт, что отдельный текст не прижился в господствующей традиции, не свидетельствует о цензуре. Некоторыми книгами просто переставали пользоваться, они теряли своих читателей, возможно, потому, что их начинали считать уже незначительными или старомодными. Иногда текст становился излишним, так как многое из его содержания оказывалось поглощено более существенными или лучше написанными текстами.

Нам следует с осторожностью применять задним числом современные стандарты к текстам, которые нам кажутся весьма значительными. Для многих современных ученых Евангелие от Фомы – это критический текст, который, возможно, хорошо передает структуру и содержание самых ранних записей того, что говорил Иисус, и может оказаться предшественником наших канонических евангелий. Некоторые объявляют его пятым евангелием; его долго продолжали с осуждением цитировать по всем восточным церквам. Однако его влияние на тексты западной церкви было близко к нулю, и на Западе оно редко комментировалось и обсуждалось. (Более поздние западные ученые, которые упоминают Евангелие от Фомы, часто приводят всего лишь старые цитаты, беря их из вторых или третьих рук.) Это молчание установилось задолго до того, как та или иная церковная иерархия получила власть, достаточную для проведения цензорской политики. По крайней мере в западном мире «Фома» никогда не имел широкого хождения. Насколько мы знаем, никто даже не позаботился перевести его на латынь.11

Другие вполне ортодоксальные произведения исчезли без всякого намека на активное подавление. С точки зрения аналогии с «Фомой» посмотрим на Дидахе (Учение двенадцати апостолов), которое сегодня считается бесценным реликтом древнейшей церкви. Датируемое примерно 100 годом – около этого времени возникло и каноническое Евангелие от Иоанна, – Дидахе содержит описание самой древней христианской литургии, поэтому оно всерьез претендовало на включение в Новый Завет. Ранние отцы церкви низвели его до статуса апокрифа, однако это не обязательно должно было помешать ему и далее иметь хождение среди христиан. В Дидахе не было ничего еретического или тревожащего ортодоксов, такого как в гностических текстах. Ни один церковный собор или писатель никогда явно его не осудили, и даже Афанасий одобрял использование Дидахе для благочестивого чтения. Но по какой-то причине оно совершенно выпало из употребления и, в сущности, исчезло. Только в наши времена была обнаружена его копия в рамках евангельского кодекса XI века. Даже популярность канонического Евангелия от Марка, сегодня столь высоко ценимого, во II и III веках снизилась до такой степени и настолько резко сократилась его читательская аудитория, что оно подверглось риску подобным же образом исчезнуть из употребления.12

Некоторые «утраченные» евангелия всегда пользовались лишь весьма ограниченной популярностью. Огромное множество альтернативных текстов, созданных между II и IV столетиями, изначально было написано на греческом, сирийском или коптском языках, и распространялись они главным образом в восточных регионах империи. Они даже не всегда появлялись во все более набиравших силу и стяжавших доверие людей церквах латинского Запада, предшественницах того, что впоследствии стало сердцем западного христианства, поэтому не удивительно, что в этих регионах они были недоступны ученым. Мейнстримные сирийскоговорящие церкви в изобилии производили альтернативные тексты, которые так и не нашли пути на Запад, однако это обстоятельство было скорее результатом языковых барьеров, нежели доктринальных.13

Далеко не факт, что даже в ортодоксальных/кафолических регионах церкви уничтожали вызывающие книги. Озадачивающее свидетельство содержится в текстах Никифора, константинопольского патриарха IX века. К одному из его произведений прилагается т. н. стихометрия, перечень писаний, известных церкви, хотя и не обязательно одобряемых ею. То, что при упоминании каждого текста указывается его объем, наводит на мысль, что автор списка имел доступ к полному корпусу каждого манускрипта, вероятно – в константинопольской библиотеке. Если это правда, то кто-то в момент создания списка мог еще держать в руках Евангелие от Фомы, Евангелие от евреев и много других текстов, причисляемых теперь к ортодоксальным и не гностическим писаниям апостольских отцов.14

Проблема в том, что мы не знаем точно, когда был добавлен этот раздел рукописи. Большинство ученых считает, что стихометрия была составлена раньше, чем жил Никифор, возможно – в VII столетии. Но когда бы она ни была составлена, она показывает, что «утраченные» евангелия были все еще доступны долгое время после того, как вышли из употребления. Они могли храниться на библиотечных полках вплоть до разграбления Константинополя в 1204 году, и даже позднее.

МНОЖЕСТВО ТЕКСТОВ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПЫТАЛИСЬ ЗАПРЕТИТЬ. Мы уже говорили о Евангелии от Фомы, которое отцы церкви критиковали и анафематствовали начиная с III века и далее. Но одно лишь количество обвинений показывает, что книга эта не могла просто исчезнуть после ее запрета. Во всяком случае, в течение всего XII столетия восточные писатели ссылались на эту книгу так, словно ее продолжали использовать и читать, как правило – в еретическом или манихейском контексте. Неудивительно, если мы учтем важность пограничных территорий, что последняя вероятная ссылка на эту книгу имела место в Армении около 1285 года.15

Однако не вполне ясно, как долго «Фома» мог циркулировать в ортодоксальном/кафолическом контексте. Один загадочный список середины VI века, ложно приписанный Афанасию, причисляет «Фому» к прочим апокрифам, отмечая: «В этих текстах цитируются и перифразируются истинные и боговдохновенные писания. Они {ложные тексты} и в церквах читаются {anaginoskomena}». В восточных церквах это последнее слово применяется к наполовину одобренным текстам, которые читаются для наставления или духовного совершенствования, хотя они не могут использоваться при утверждении официальной доктрины. Так что «Фома» причисляется к «спорным» книгам, antilegomena. Тем не менее дух захватывает при мысли, что где-то в Средиземноморье в какой-то ортодоксальной епархии Евангелие Фомы охотно рекомендовали для чтения вплоть до 550 года и, кто знает, может, и в последующие века!16

Еще более устойчивым оказалось Протоевангелие, или Евангелие детства от Иакова, книга II века, повествующая о рождении и детстве Марии. Этот текст широко циркулировал на греческом и других языках, но западные церкви не одобряли некоторые из содержавшихся в нем утверждений об Иосифе и его семейной истории. Текст Протоевангелия в Западной Европе практически исчез, хотя оставался популярным в Ирландии. Впрочем, вероятно, в VII столетии он был фактически целиком переработан, став частью нового латинского текста под названием De Infantia («О детстве»), или Евангелие Псевдо-Матфея, и в нем были отфильтрованы сомнительные с богословской точки зрения пассажи. В этой отредактированной форме Протоевангелие имело огромное влияние в латинском католическом мире.17

В техническом смысле история с Протоевангелием – пример цензуры и насилия над текстом. Но в действительности это так лишь для части христианского мира, к тому же текст оставался легкодоступным в лишь слегка измененной форме. Тот факт, что оригинальная версия едва ли была известна средневековому латинскому Западу, не означает, что пост-никейская церковь чудесным образом достигла успешного и повсеместного уничтожения текстов, отклоняющихся от ортодоксальной нормы.