Мистер Монк и две помощницы - Ли Голдберг

— Если ты негодяй, почему Шарона вернулась к тебе?

— Несколько лет назад я возвратился в Сан-Франциско провернуть небольшую аферу, чтобы снова сойтись с Шароной, — разоткровенничался он. — Мне было нужно показать моему богатенькому дядюшке, что я снова примерный семьянин. Он разорвал отношения со мной, когда Шарона ушла. Проблема заключалась в том, что на мне висели крупные карточные долги, и я позарез нуждался в его финансах.

— Он бы подумал, что деньги пойдут на Шарону и ребенка. Ты подло использовал их в качестве реквизита, — я покачала головой.

— Ага. Шарона поняла все в тот самый день, когда мы собирались вернуться на восток. Она отправила Бенджи к сестре, и когда я подъехал на грузовике, выложила все, что думает. Потом спросила, не хочу ли я позвонить Бенджи и рассказать, как я им манипулировал, или ей придется самой открыть ему глаза. Угадайте, что я выбрал?

— Ты вынудил ее саму делать это.

Он стыдливо кивнул. — Той ночью и ежедневно в течение нескольких недель я представлял их разговор и разочарованный взгляд моего сына. Это причиняло сильнейшую боль. Меня тошнило от себя. Я не мог смотреть в зеркало. Поэтому решил измениться.

— Что же ты предпринял?

— Я устроился на работу официантом и посудомойщиком, выплатил долги. После все деньги до цента посылал Шароне. Немного, но я хотел, чтобы она знала: я снова зарабатываю. Наконец, набрался смелости и позвонил Бенджи. Он не слишком обрадовался звонку, но я повинился в содеянном, попросил прощения. Я начал звонить каждую неделю, а потом и по два раза в неделю. В один прекрасный день мы с Шароной возобновили общение.

— Так одно привело к другому, — тихонько произнесла я.

— В этот раз я действительно больше всего на свете хотел, чтобы мы снова сошлись. И думал, Шарона убедилась, что я уже не тот парень, который разочаровал ее. А теперь Эллен Коул убили, и я обнаружил, что ошибался. Все ложь. Шарона не верила в меня по-настоящему. Она не знает, какой я. А это хуже, чем пилить меня, понимаете?

Я понимала.

Я прилетела в Сан-Франциско как раз вовремя, чтобы отвести Джули в пару местечек в нашем районе.

Когда мы вернулись домой, у нее в кармане лежал чек на тридцать долларов от «Пиццы Сорренто» и наклейка на гипсе. Любой, кто закажет пиццу и укажет, что узнал о ресторане, увидев рекламу на гипсе Джули, получит скидку в десять процентов. Если продажи окажутся высокими, Сорренто обещали оплатить и вторую неделю гипсорекламы (термин придумала Джули, и планирует его запатентовать).

Сделка не вполне устроила мою дочь. Она ошеломила меня познаниями об оговорке про скользящие цены во время переговоров. Если Сорренто наторгуют на пять сотен долларов, ее курс поднимется до пятидесяти долларов за две недели.

— Где ты научилась вести переговоры? — спросила я на выходе из ресторана. Ей заодно удалось выцыганить два куска пиццы, которые мы с удовольствием умяли по пути домой.

— Благодаря «Пан или пропал».

— Игровому шоу с лысым парнем и кейсами, набитыми деньгами?

— Отличное шоу, — пожала плечами Джули.

Теперь у нее появился стимул больше гулять, демонстрируя гипс. Уверена, она проведет агрессивный маркетинг ресторана «Пицца Сорренто» и в школе. Надеюсь, это не спровоцирует директора задушить бизнес в зачатке.

В конце концов, если Шарона отнимет мою работу, мы как-нибудь проживем на кусочках пиццы и рекламных долларах.

Глава 7. Мистер Монк берется за дело

В этот день забота о перевозке детей упала на плечи моей соседки, поэтому я могла поспать на несколько минут подольше и не одеваться сразу после пробуждения. Я могла до работы полчасика побездельничать в халатике и пижаме после ухода Джули в школу.

Чем я с упоением и занялась, попивая вторую кружечку кофе и почитывая «Сан-Франциско Кроникл». И уже собираясь в душевую, услышала настойчивый стук в дверь.

Удивительно, как много говорит о личности и характере простой стук! Даже не подходя к двери, я чувствовала, что барабанящий нетерпелив, раздражен и тороплив. Чтобы позлить нежданного визитера, я не спешила подходить к двери. Обошла два раза вокруг дивана и журнального столика, переложила журналы и газеты, лежащие на последнем…

Заглянула в глазок и удивилась, увидев Шарону на крыльце. Не нужно открывать дверь, дабы понять, почему она нагрянула ко мне с утра пораньше. И нет смысла притворяться, что меня нет дома или я принимаю душ. Она все равно знает, куда я направлюсь потом. Это явное противостояние, и мне не хотелось бы, чтоб свидетелем баталии стал Монк.

Вздохнув, я широко открыла дверь и, не поздоровавшись, жестом пригласила ее войти.

— Да, я ездила в Лос-Анджелес и разговаривала с твоим мужем, — опередила я.

Она продефилировала мимо. — О чем, черт возьми, ты думала?!

— Я подумала, что он может оказаться невиновным, — огрызнулась я и захлопнула дверь. — Удивлена, что тебя эта мысль не посетила.

— Ты не знаешь его и не знаешь меня! — повысила голос Шарона. — Держись подальше от моей жизни!

— А ты от моей, — парировала я.

— Я в нее и не лезу, — окрысилась она.

— Как раз лезешь, когда покушаешься на мое жизненное пространство.

Она посмотрела на меня.

— Ну, прости. Вот уж не знала, что никто не смеет встречаться с Эдрианом Монком без твоего одобрения! Мне сдать тебе справки о здоровье, отпечатки пальцев и образец мочи?

— Не разыгрывай передо мной невинность! — вспыхнула я. — Ты вчера не случайно оказалась в районе, где живет мистер Монк. Нам обеим известно, что происходит на самом деле.

— Ты и в самом деле психованная, — усмехнулась она. — Я знаю Эдриана Монка много лет. Просто навестила дорогого друга.

— Настолько дорогого, что скрыла от него свое возвращение в Сан-Франциско. Пока мы не попали в отделение скорой помощи, и ты не убедилась, что мистер Монк уже не злится на тебя. И, ах, на следующее утро, ты заявляешься ни свет ни заря к нему домой с завтраком и начинаешь ныть, как долго длится больничная смена и как ты мечтаешь получить работу получше. Мою работу!

— Не смеши меня, — задрала нос Шарона, — ты не достаточно квалифицирована, чтобы ухаживать за Эдрианом. У тебя есть медицинская подготовка? А как насчет психиатрического опыта?

Я разозлилась, но наезжать на кого-то, будучи одетой в розовый халат с тапочками-кроликами на ногах довольно глупо.

— Ты права. У меня нет квалификации. Это лишний раз показывает, в каком отчаянье он находился и как нуждался в помощи, когда ты — ТЫ! — бросила его. Он доверился мне, хотя я не имела никакого опыта решения чужих проблем. Если думаешь, что мне пришлось сладко, — заблуждаешься. Но вот что я поняла. Ему больше не нужна профессиональная медсестра. Ему нужен человек, просто заботящийся о нем, и это явно не ты!

— Я не стану извиняться за желание поменять свою жизнь, — отрезала она. — Знаю, что причинила Эдриану боль, и не желаю причинять новую.

— Поэтому отбираешь у меня работу, — кивнула я.

— Он сам предложил, — заметила она.

— Потому что ты манипулировала им, плачась в жилетку и сетуя на трудности.

— Я просто рассказала ему историю своей жизни, — насупилась она, — которая и сейчас не сахар. Но это не имеет значения. Он знает, насколько я профессиональна, и что смогу заботиться о нем лучше тебя.

— Речь идет не помощи мистере Монку, — не выдержала я. — Ты просто хочешь поправить свое положение!

— Думаешь, ты другая? Ты поперлась к Тревору не убедиться в его невиновности, а чтобы спасти свою драгоценную работу. Ты надеешься, что Эдриан докажет его невиновность, и я с ним опять сойдусь и исчезну с твоего горизонта.

— Да, именно этого я и хочу! И не понимаю, почему ты не хочешь того же.

— Тревор лгун, — выдавила она. — Всегда был таким.

— Он твой муж. Отец твоего ребенка. А ты бросила его, когда ему как воздух необходима твоя поддержка, — стыдила я. — Получается, бросать людей, нуждающихся в помощи — твое истинное призвание.

— Тревор сам виноват, — возразила Шарона.

— Но ты можешь спасти его. Не нужно отказываться от мужа.

— Я проходила через это раньше. Больше не хочу.

— Ты понятия не имеешь, как тебе повезло, — горестно вздохнула я. — Я бы все отдала за возможность спасти Митча.

И разрыдалась. Из глаз внезапно хлынули слезы; меня саму это шокировало. Вероятно, Шарону тоже.

Следующее, что я осознала — Шарона прижимает мое лицо к своему плечу, а я содрогаюсь от рыданий. На меня снова нахлынуло острое горе, как в день сообщения о гибели Митча.

Не знаю, сколько мы так простояли, но когда я перестала рыдать, то больше не злилась. Пусть она останется с Монком. Пусть забирает мою работу. У меня просто нет сил и желания бороться. Я обессилела от горя, которое, казалось, похоронила навсегда.