Кольцо из чистого дерева - Виталий Бодров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай, бедолага, — напутствует старший. — Постучись к старому Фельду, он ранняя пташка, ковш нальет. Хотя куда там, у тебя ж ни пальца в кармане. На вот, похмелись.
Монету мне протягивает. Хочется визжать от восторга, надо же, стражи вора пивом угощают! Приду в тошниловку нашу, обязательно пропью эту денежку, да еще объявлю, на чьи пью. Ох, и ухохочемся…
— Благодарствую, — говорю. — Дай Творец вам удачи.
Иду прочь. Ноги словно без костей, мягкие и непослушные. Скорее бы добрести. Завалиться на кровать и уснуть. Тяжело быть вором…
"Ты это сам выбрал", — дает о себе знать Шепот Удачи. Да, выбрал, мысленно отвечаю я, потому что жрать было нечего, и работы не найти. Так ворами и становятся, а не из страсти к наживе. От безысходности.
"Хоть себе-то не ври, — усмехается Шепот Удачи. — В воры идут те, кто не любит работать, те, кто не умеет работать. Скажешь, нет?" Скажу. Они и в стражники идут, и в нищие… и в чиновники. Вором стать, это смелость иметь надо.
"Не смелость, а азарт, — поправляет Шепот. — В чем-то ты прав, азартные как раз и становятся ворами, игроками и кладоискателями". Не знаю. Но если Творец не дал мне таланта мага и силы воина, а дал чуткие пальцы, острый слух и быстрые ноги, то кем еще мне быть?
"Менестрелем", — ехидно шепчет Голос и умолкает в моем сознании. Я улыбаюсь. Менестрелем, это да, здорово. Может, в другой жизни…
Ковыляю через весь город, устало прихрамывая. Торжества нет, наслаждения победой — тоже. Только усталость и опустошенность. Утро — не мое время.
В голову упорно лезут тревожные мысли. Герцог ведь так дело не оставит, таких вещей не прощают. Очень скоро стража засуетится, забегает, и пойдет облава по тайным местечкам во всей Беларе. Надо на время скрыться из вида, уйти на дно…
Я останавливаюсь. Вот здесь я и буду отсиживаться следующие несколько дней. В грязном кабаке с метким названием "Дно"…
Глава III
Звезды! Испокон века человечество любуется ими, раскрыв от восхищения рты. Тысячи лет о них слагают стихи поэты, и вряд ли найдется хотя бы одна эльфийская песня, в которой совсем не упоминаются звезды. Гномы, никогда не покидавшие своих подземных городов, рассказывают о них легенды своим детям, и те с восторгом внимают сказкам о величайшем чуде вселенной. И даже в гоблинском языке есть слово "звезды", при том, что слова "ложка", к примеру, в нем отсутствует. Глаза Ночи, Маяк Влюбленных, Слезы Творца, Дерьмо Беодла, Дар Тьмы — за тысячелетия люди придумали сотни прекрасных поэтических образов, не переставая восхищаться совершенством звезд…
Бол потряс головой. Звезды, мелькавшие перед глазами, гасли одна за другой. Он со стоном ощупал голову на предмет сотрясения. Голова с готовностью отозвалась болью, мириады звезд снова закружили перед глазами.
— Похоже, братан, у тебя перелом головы, — поставил диагноз Боресвет. — В натуре, не поперло тебе децил, надо было перед веткой нагнуться. Ветку ты, конечно, сломал, но скажу тебе без балды, проще, в натуре, ее объехать было.
— Откуда она тут взялась? — Бол осторожно приподнялся. Выяснилось, что он лежит на земле, что голова болит, а звезды вызывают острые приступы злости.
— Из дерева, — авторитетно заявил Боресвет. — Они всегда торчат из дерева, в натуре.
Почесывая новенькую шишку, Бол вскарабкался в седло. Лошадь, щипавшая осеннюю травку, была не слишком огорчена падением всадника, а вот его возвращение на свою спину встретила укоризненным взглядом. После чего уныло задрала морду к небу, очевидно, выискивая новую подходящую ветку или, в крайнем случае, сук.
— Скучно у вас здесь, — пожаловался воин. — Ни тебе разбойников, ни чудовищ… Добру молодцу негде силушку богатырскую показать, в репу дать — и то некому.
Боресвет хмыкнул и занялся излюбленной забавой гардарикских богатырей — подбрасыванием булавы до облака ходячего. Так он сам выражался. Бол же, как ни вглядывался в высокую синь неба, так и не обнаружил этого чуда природы — ходячего облака. Впрочем, и с другими облаками в этот день было не густо…
Булава с устрашающим свистом устремилась вниз. Бол поспешно втянул голову в плечи. Когда богатырь кидал палицу до чего-то там стоячего, свистела не так страшно!
Булава послушно легла в подставленную ладонь богатыря прежде, чем отправиться в новый полет. Бол безнадежно проводил ее взглядом. Отвлечь богатыря от национального, но чрезвычайно опасного для попутчиков вида спорта мог только пузырь водки. Которого под рукой как раз и не было. Бол тоскливо вздохнул и пообещал себе первым делом научиться материализовывать емкости с гардарикской водкой. Если, конечно, доживет до того светлого дня.
Лес неожиданно закончился, впереди показался ветхий мост. Поодаль от него, как полагается, находилась застава. Дабы никакой враг не прорвался. Ни к столице, ни, Творец упаси, из нее. А рядом с мостом Бол углядел будку смотрителя.
— Опять деньги трясти будут, — проворчал Боресвет, ощупывая кошелек. Позабытая палица с грустным свистом рухнула в траву, напугав жеребца. Стражи у моста оживились, один из них призывно замахал рукой. Боресвет злобно сплюнул.
— На ремонт дороги, — подтвердил Бол. — Пятый раз уже, Блин подери! Похоже, решили отремонтировать всю дорогу за наш счет.
— Поубивал бы, — сообщил Боресвет, подавая коня вперед.
Дорогу перегородили пятеро воинов. Видно, общения возжелали. Один тут же заговорил с Боресветом:
— Пошлина за проезд — два медяка с человека и два — с коня.
— На ремонт дороги? — обреченно вздохнул воин.
— На него, родимого, — осклабился радетель дороги. Боресвет, перемежая звон монет махровой матерщиной, отзвякал требуемую сумму.
— Знатно ругаешься, — уважительно заметил воин, ссыпая монеты в суму. — Правду говорят про вас, гардарикцев, что злее ругани ни в одном народе нет.
— А вот и брешут, — хладнокровно парировал Боресвет. — Ты, братан, в натуре ахарских обломов не видел. Вот у тех базар, это да. Притом, что мата вообще нет. К примеру, знаешь, как они человеку объясняют, что он ориентирован неправильно?
— Как? — полюбопытствовал стражник.
— Пинком под зад. В правую ягодицу. А в левую — значит, пошел в задницу.
— Интересно как! — восхитился другой страж. — А как они говорят…
Он щелкнул себя по потертым штанам.
— Да просто показывают, чего там говорить, — пожал плечами Боресвет.
— А это? — третий страж изобразил руками глагол непристойного содержания.
— Так они не ругаются, в натуре. Так они, в натуре, размножаются, — пояснил Боресвет.
— Де-ела, — озадаченно почесал шлем вопрошающий.
Бол и Боресвет проехали мимо ошарашенных воинов.
— Эй, братан, а как они в известное место посылают? — окрикнул Боресвета стражник.
— В морду бьют, — крикнул тот в ответ.
— А в морду-то пошто? — удивился тот.
— А ты чего ждал? Варвары! — ответил Боресвет, понукая коня. Обернувшись, Бол увидел, как один из стражей то ли обозвал товарища по-ахарски голубым, то ли просто послал в задницу. Издалека было не разглядеть.
Мост, судя по всему, возводил еще лично Квармол, основатель одноименного королевства. Строил старик, правду сказать, добротно, раз эта рухлядь простояла пару тысячелетий. Боресвет посматривал на памятник древней архитектуры с опаской. Мост мог обвалиться в любую секунду от малейшего ветерка.
Боресвет послюнявил палец на предмет разрушительного ветерка и, не обнаружив такового, двинулся к будке смотрителя моста, за непонятные заслуги именуемого инженером.
Инженер оказался стариком со слезящимися глазами и длинным, как огурец, носом помидорного цвета. Одеяние его, некогда представлявшее собой мундир, потеряло ныне покрой и фасон, сохранив только мышиную окраску
— Неужели и за проход по мосту надо платить? — возмутился Боресвет.
— А как же! — обрадовался старик. — Мост, господа мои, есть инженерное сооружение, кое в порядке содержаться должно. Согласно этому вот Уставу инженерной академии…
— Сколько? — устало осведомился Боресвет.
— По серебрушке с человека и по медяшке с коня, — с готовностью ответил старик.
— Богатые здесь кони, — хмыкнул Боресвет, отсчитывая деньги.
Они взошли на мост, и почти сразу же Бол услышал разъяренный рев Боресвета:
— Да он нас чо, в натуре, за лохов держит? Пасть порву!
Два пролета моста отсутствовали по неизвестной причине. Даже если она была уважительной, Боресвета это нисколько не интересовало.
— На тряпки порву! — рычал он. — По стенке размажу!
От его рыка, ветхая будка (ровесница моста, не иначе) немедленно развалилась. Из нее вылетел огуречноносый старик и с неожиданной прытью помчался к стражам, что-то громко вопя. Боресвет с сожалением посмотрел на развалины будки.