Призраки и пулеметы (сборник) - Вячеслав Бакулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромный зал уже заполнился слушателями, и голоса метались между стенами, отражались от высокого потолка, дробились в переплетах готических окон – люди ждали. Оставив Марту на первом, почетном, ряде кресел в обществе инспектора Мэйна и моих коллег по университету, уважаемой профессуры, я, положив фарфоровые пальцы Элис на сгиб своей руки, проследовал за кафедру, где остановился.
Голоса стихли, увязли в полосах весеннего солнечного света, режущих аудиторию, и в наступившей тишине я произнес:
– Дамы и господа, – ладони вспотели, неудачное я выбрал начало, будто выступал в балагане, представляя скучающей публике бородатую женщину или другого урода. – Перед вами – мисс Элис Виллер. Мое создание. Механоид.
Элис, послушная и воспитанная барышня, сделала книксен, и тут же ударил бичом свист – кто-то на галерке не счел должным соблюдать этикет и дал волю чувствам. Этот свист будто был материальным и зацепил что-то важное, хрупкий хрустальный шар, на котором держится наш мир и спокойствие.
Будто со стороны, смотрел я на Элис, и мне казалось, что она растеряна. Ростом и сложением она в точности походила на девочку лет десяти. Темные, прямые, блестящие волосы аккуратно забраны с висков и ниспадают на спину (волосы эти я приобрел у мастера, изготавливающего парики, за безумные деньги). Фарфоровое лицо и кисти рук – того идеального шелковисто-розового цвета, что встречается в природе так редко, разве что у лепестков роз. Глаза блестят, а губы тронуты лаком. Лицо неподвижно – Элис, увы, лишена дара речи, но пальцам ее, за счет шарнирных сочленений, я придал человеческую гибкость. Остальное тело скрыто одеждой, и я не стану обнажать мою девочку, не предъявлю общественности медные трубки, проволоку и шестеренки, из которых состоит механоид.
– Присядь, мисс Элис.
Она грациозно опустилась в кресло, папку с рисунками положила на колени и сжала кулаки. Я мог только догадываться, насколько Элис напугана.
– Прежде всего, позвольте рассказать, почему я создал механоида. – Одобрительный гул. – При всей сложности, – я хотел сказать «изготовления, но осекся, пощадив Элис, – процесса и дороговизне составных частей, механоид, безусловно, может стать прекрасной заменой человеческим помощникам…
Я говорил и говорил, упирая на полезность изобретения, расписывал достоинства механических помощников, убеждал не только зрителей, но и себя, но мне казалось, что невидимый хрустальный шар раскачивается все больше. Еще чуть-чуть, и он сорвется вниз. Но останавливаться нельзя, надо идти до конца. Пришла пора говорить о главном.
– Но основное… мы живем в замечательное время. Человеческий разум силен, как никогда, прогресс не знает препятствий. Наш долг – видеть разум, развивать его. Мы служим именно этому. Мы очеловечиваем собак и кошек, приписываем им собственные страсти, спасаясь от одиночества. Посмотрите на мисс Элис. Ей не нужно ничего приписывать, ибо это создание обладает не только развитым разумом и отзывчивой душой, но и талантом.
Элис развязала папку, вынула картины и принялась показывать их одну за другой, не обращая внимания на рассерженный гул. Она остановилась, когда в центре зала поднялись представители луддитов. Я узнал их по белым пиджакам, неряшливым, в пятнах, и белым же шляпам. Что ж, к выступлению этих недалеких и темных людей я был готов.
– Они заменят людей? – крикнул луддит.
– Нет. Они дополнят людей, – принял я первый удар. – Потому что, в сущности, ничем, кроме происхождения, не отличаются от нас.
И случилось то, к чему я не был готов. Настоятель нашего прихода, отец Ричард, воздвигся рядом с луддитами. Моя семья никогда не принадлежала к числу глубоко верующих людей, мы редко посещали службы и не всегда молились перед едой, поэтому не водили особой дружбы с отцом Ричардом, огромным, как дирижабль, и столь же плотно обтянутым тканью, с лицом, лоснящимся, будто обмазанным жиром.
– Вы хотите сказать, мистер Виллер, что ваше изделие, – это слово он особо подчеркнул, – обладает человеческой душой?
– Да, – не дрогнув, ответил я, – именно это я хочу…
Окончание фразы погребли под собой гневные крики. Хрустальный шар, балансирующий на грани, упал на пол и рассыпался сотней осколков.
* * *Всю ночь мы с Мартой не спали. Вспоминалось бегство из университета под гневные крики и проклятья, бас отца Ричарда, бьющий в спину: «Покайтесь, погрязшие в гордыне, покайтесь, замахнувшиеся на божественное…» Будто не равна Богу каждая женщина, производящая на свет дитя по образу и подобию своему, будто виновны мы с женой в том, что оказались не способны на это и создали Элис! Если бы наша девочка была способна плакать, она рыдала бы безутешно, хватаясь в мчащемся экипаже за наши руки, прижимаясь к моей груди, пряча лицо в подоле платья Марты…
После, оказавшись дома, мы пытались сделать вид, что ничего не случилось, особенно старалась Элис, словно ей безразлична собственная судьба. Я и сам гнал прочь воспоминания, делал вид, что рассыпавшийся на тысячу осколков мир по-прежнему имеет под собой основу. Ведь и паровые омнибусы, и паромобили еще десять лет назад горожане воспринимали в штыки, теперь же с удовольствием ими пользуются. Людям надо дать время, и они примут Элис.
* * *Наутро, разбитый, но не сломленный, я поспешил в университет, оставив Марту с Ритой и Элис. Всю дорогу думал о том, как встречусь со студентами и все им объясню, ведь они – двигатель прогресса и должны понять. Именно им, шагающим по моим стопам, предстоит построить новый мир.
На пороге кто-то будто остановил меня, придерживая невидимыми руками. Я обернулся и выделил среди людей, прогуливающихся на площади, джентльмена с совершенно невыразительным лицом. Встретившись со мной взглядом, он резко отвернулся, запахнул полы дорожного плаща и зашагал прочь.
Не знаю, что заставило меня шагнуть вперед, к двери, но в этот самый момент сверху донесся шелест, и балкон с грохотом обрушился, обдавая меня белой пылью и мелкими камешками. Останься я на месте, и меня погребла бы груда камней.
Все еще не понимая, что чудом избежал смерти, я вошел внутрь Университета, снял котелок и сюртук, отряхнул их и посторонился, пропуская на улицу бегущих навстречу преподавателей и студентов.
Холл наполнился людьми, голосами. Все еще оглушенный, я поднялся на второй этаж, толкнул дверь в кабинет, вошел, сел на свое место и только тогда понял, что студентов, которые обычно приходили немного раньше, нет.
Где они? Что случилось? Почему мне кажется, что происходящее нереально? Скрипнула дверь, и в кабинет, кряхтя, ввалился ректор – солидный, тучный, похожий на раскормленную сову. Я встал, чтобы поздороваться с этим уважаемым джентльменом, но он, скривившись, поднял руку, кивнул снисходительно и произнес:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});