Драма на трех страницах - Александр Пономарев

Чуть поодаль, притаившись от всех, стоит высокий, потерявший львиную долю белокурых волос, но все такой же красивый мужчина. В его небесно-голубых глазах читается тоска. Нос распух, покраснел. Губы слегка дрожат. Может быть, от мороза?

Стало заметно холоднее. Я ёжусь, обнимаю себя руками и задаюсь лишь одним вопросом: «Что он здесь делает? Мы же не виделись со школы…»

Он мне нравился в старших классах. Мне и ещё десятку таких же наивных девчонок. Каждая жаждала его внимания. В нём сочетались одновременно галантность и дерзость, ум и чувство юмора. Яркий, шумный, желанный. Он мог обаять любую. Если бы он складывал разбитые девичьи сердца в сосуд, понадобилось бы не меньше сотни сосудов; если бы упаковывал в чемодан, то едва ли смог закрыть его; если бы хранил в трюме, то даже самый огромный корабль пошёл бы ко дну. Он был как принц из сказки.

А я точно не принцесса: лишний вес, жидкие волосы, прыщавое лицо, низкая самооценка. Едва ли я могла рассчитывать на взаимность. Но однажды он поцеловал меня. Мы были за кулисами школьного театра. Он вжал меня в стену, уперевшись в неё ладонями по обе стороны от моей головы. Было темно. От него пахло мятой и деревом. Мое сердце билось набатом, и казалось, что вся школа слышит его. Он склонился надо мной низко, томительно. Кончиком носа игриво коснулся моего. То ли с его, то ли с моих губ сорвался вздох, почти стон. Он придвинулся ближе, на мои плечи мягко опустились его ладони. На секунду его сухие пухлые губы с силой вжались в мои, а потом он отстранился и посмотрел на меня, будто задал беззвучный вопрос и теперь искал ответ в моих глазах. Он ждал, а я не понимала. Видела, как с каждой секундой его взгляд гаснет, надежда уходит. Но не могла вымолвить и слова. Я не хотела стать для него очередным разбитым сердцем в копилке. Разозлилась. Выскользнула из-под него. Убежала. Как мне казалось, спаслась.

Может, зря убежала? Что если это было признание, а не издёвка? Помнит ли он этот поцелуй так же, как я?

Перевожу взгляд в сторону, вижу мальчика лет шести. Бледное лицо с тонкими синими губами. Он стоит в отдалении от всех, никем не замеченный. По щекам его бегут крупные прозрачные слёзы-бриллианты. Я не знаю его, но он кажется мне смутно знакомым. В душе закипает гнев. Какого чёрта он здесь делает? Живот резко пронзает острая боль, будто кто-то разрезает его изнутри охотничьим ножом. Я скрючиваюсь и упускаю мальчика из виду. Опускаю глаза, что-то тёплое и липкое растекается по моей одежде. Это кровь? Руками вожу по образовавшемуся пятну, стараюсь то ли оттереть его, то ли размазать. Ничего не выходит. Ищу глазами мальчика. Может, не стоит ему такое видеть? Но с облегчением понимаю, что его уже нет. И слава Богу, ему тут не место.

Боль ушла, туман рассеялся. Обвожу взглядом появившуюся толпу. Как же много людей. В голове возникают один за другим вопросы. Где я? Кто эти люди? Зачем они все здесь собрались?

Я хватаюсь за голову, силясь вспомнить хоть что-то. Щемит в груди, лёгкие проваливаются и прилипают к позвоночнику. Я пытаюсь закричать, но не слышу саму себя. Я рву волосы, пытаюсь почувствовать, больно ли мне. Я догадываюсь о чём-то, ответ словно вертится на языке, но я боюсь его озвучить. Я всё равно не смогу ничего исправить.

За меня говорит мать:

— Что ты наделала? Зачем? Мы же все тебя любили!

Я смотрю на неё, не понимаю. Её слова звучат незнакомо, словно она говорит на другом языке.

Мама складывается пополам и опускается на колени. Её пальцы экскаватором впиваются в мокрую набухшую землю, ладонь захватывает горсть и кидает в меня. Я едва успеваю прикрыть лицо, чтобы в глаза не попало. Но проходит секунда, и я понимаю, что угроза миновала. Убираю руки от лица. Мама всё ещё сидит на земле, руки чёрные, под ногтями остатки грязи. Я подхожу ближе и вижу глубоко в земле среди червей и корней вековых деревьев себя. Бледную, сухую, жалкую.

Мама делает попытку встать с колен. Кто-то придерживает её за локоть, помогает подняться. Она подходит ко мне, кладёт дрожащую сморщенную руку на моё плечо, переносит на голову и шепчет:

— Спи спокойно. Ко мне не приходи, я сама к тебе приду.

Она разворачивается и уходит. Я беспомощно смотрю ей вслед, бросаюсь за ней, но упираюсь лицом в невидимую преграду.

Я в панике обвожу взглядом собравшихся. Их лица выныривают из тумана одно за другим. Подруги, коллеги, соседи. Я кидаюсь к ним, пытаюсь схватить за руки, за ноги. Но они друг за другом повторяют, как заговорённые, мамины слова, и меня отбрасывает всё дальше и дальше за невидимую черту. Я падаю на землю и не могу подняться. Все уходят. Я остаюсь одна.

Закрываю глаза и всё вспоминаю.

* * *

Из сводки ежедневных новостей:

В центре города из окна пятого этажа жилого дома выпала женщина 1995 года рождения. Она погибла на месте. По факту происшествия Следственный комитет начал процессуальную проверку. Как рассказали нашему корреспонденту в ведомстве, предположительно женщина покончила с собой. Следователи обнаружили в доме погибшей предсмертную записку, в которой она объясняет причины своего поступка. По предварительным данным, погибшая могла находиться в депрессии. Также сообщается, что на момент смерти она была беременна.

Мы напоминаем: если вы или ваш близкий родственник испытывает апатию, подавленность, беспричинное чувство тревоги, потерю интереса к жизни, если возникают суицидальные мысли, необходимо срочно обратиться к специалисту за психотерапевтической и медикаментозной помощью.

Вера Куракулова. КОЗЬЯ МОРДА

Деревня Стожки затерялась в сибирских таежных просторах у небольшой речки Кулички, что течет голубой лентой между небольшими лесными грядами, укрывающими ее со всех сторон от пронзительных сибирских ветров и стужи, оберегающими от чужого недоброго глаза.

Баба Маня родилась здесь и выросла, крестилась здесь, здесь замуж зашла, сына родила, здесь и умирать собирается. Одна она теперь на всем белом свете, одна-одинешенька, но не теряет силу духа, сноровку свою, бережет