Стихотворения и поэмы - Перец Маркиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты крепко спишь, никто, обрубок бранной славы,
Спишь, безымянный труп с полей Шарлеруа,
И снится площадям: безрукий и безглавый,
Ты вылезешь на свет, чтобы сказать: «Пора!»
Судьба запряжена в неведомые бури,
Несутся города за нею в дождь и мрак,
Исполосованы ее бичом, в сумбуре
Соборов и витрин, асфальтов и клоак.
Встань, безымянный! В путь! Мильоны безработных
Колоннами прошли и сдвоили ряды.
Команда — по гробам! В карьер! И вскачь!
И вот в них
Труба врезается, как дикий вой нужды.
Пусть башни выбегут с пожарами во ртах,
С гербами городов на рухнувших оплечьях.
Гни их, огонь, качай, — и, пепел обрыдав,
Взвиваясь лентами, развалины калечь их!
То «Марсельеза»! Встань! В пустоты костных впадин,
В истлевшие глаза, чтобы не мог ты спать,
Весь разноцветный мир, тревожен и наряден,
Заплещется опять, заплещется опять.
Ты крепко спишь, солдат, обрубок бранной славы,
Спишь, безымянный труп с полей Шарлеруа,
И снится площадям: безрукий и безглавый,
Ты вылезешь на свет, чтобы сказать: «Пора!»
1922
Перевод П. Антокольского
«Радость птицы — свобода, радость крыльев — полет…»
* * *
Радость птицы — свобода, радость крыльев — полет,
Кто ответит, зачем и куда он зовет?..
С криком боли и гнева, с криком близкой беды
Чайка села на камень у бурливой воды.
А над морем — восхода разноцветный наряд,
Чайки, словно крылатые рыбы, парят.
Море пеной покрыто; миг рожденья велик;
Радость утра, как знамя, красит солнечный лик.
А верблюды идут. Берег шерстью пропах,
Дни хлеб-солью лежат на мохнатых горбах.
Чайка камушки греет, чайка хочет птенца,
Заклинает и плачет она без конца!
Поднимайтесь же, камни. Улетим навсегда!
Кто мне скажет, зачем? Кто ответит, куда?..
1922
Перевод Р. Сефа
КАНТАРА
КАНТАРА
Поколений ушедших труха в сизой плесени спит,
Словно время в глухих письменах, непрочтенных доныне.
Сфинкс — незрячий гигант — на коленях, в бесплодной
пустыне
Охраняет, как страж, золотые горбы пирамид.
Древний медленный Нил в полусон, в полубред погружен.
Лязг мечей ему чудится, хрипло о крови кричащих,
И шаги запоздалые в шепчущих пальмовых чащах...
Кто же, кто же, о Нил, разгадает твой призрачный сон?
Корабли у причалов качает прилив,
В криках труб корабельных — сверкающий красный
призыв,
И свобода сквозь плиты травой молодой прорастает.
Снятся рыжие горы мне, петли кремнистых дорог,
Обдувающий сильных верблюдов сухой ветерок...
Кто же, кто же мне сон мой, о мир молодой, разгадает?
1922
Перевод Д. Маркиша
«Слезливый зябкий дождь на катафалк косится…»
* * *
Слезливый зябкий дождь на катафалк косится,
А катафалк пустой печальной мглой одет.
Мертвы гробовщиков бесчувственные лица,
Глаза глядят в листы зачитанных газет.
Свисают корни ног, как в черный зев могилы.
Могильщики молчат, понуры, как всегда,
Незваны в этот мир, непрошены сюда.
И лошади бредут, понуры и унылы.
Навстречу — юноши. У них, как быть должно,
На утренних устах — улыбка молодая.
Кому куда идти — не всё ли им равно?
Крадется катафалк, в тени свой стыд скрывая.
Цилиндры черные как черные клыки...
В газеты сумерек глядят гробовщики.
1922
Перевод А. Корчагина
ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ
ЭЙФЕЛЕВА БАШНЯ
1
А ты? Ничья? Ни с теми? Ни с другими?
Кто сможет выстонать такую одинокость?
И катятся псалмы, куплетики и гимны
К тебе, в заоблачье взметающийся остов!..
Посланцы гроз тебя не покорили,
Покой облек в сырой туманный мох;
Повиснуть на тебе хочу, как мельничные крылья,
О башня Эйфеля, оговоренный бог!
Кто, тучи разметав, тропу к тебе проложит?
Огрызком солнечным заря, качаясь, стынет...
Где голова твоя, печальный великан?
Мильон шагов спешит с дорог и бездорожий —
Но нету им путей к заоблачным пустыням...
Так утешай себя, вонзаясь в ураган!..
2
Я в голове твоей застрял угрюмой мыслью,
Четвероплеч, как ты, горбатая неясыть;
Плечистый мир внизу! И кто, скажи, осмыслит
Случайность всех начал и всех концов неясность?
Вот так, закутавшись в туманные перкали,
В овечьей шерсти туч торча над морем кровель,
Ты дни свои влачишь в унынье и в печали,
Заблудший, сумрачный, плененный Мефистофель!
Вот город — ткач-паук, а вот — скопленья мух,
Вот мухи мрут, жужжа, в мушиной катастрофе;
Кто пойман? Кто ловец? И кем улов исчислен?..
О вознесенный одинокий дух,
О сумрачный заблудший Мефистофель,
Лишь я в мозгу твоем застрял угрюмой мыслью!..
1922
Перевод А. Эппеля
К ПРОСТЫМ ГРУЗЧИКАМ
К ПРОСТЫМ ГРУЗЧИКАМ
1
Прекрасны грузчики с затылками из меди,
С мускулатурою из бронзы голубой, —
Они сжигают рты огнем пахучей снеди
И вместе с лошадьми бредут на водопой.
О вас, изъеденных могучей солью моря
И стянутых кольцом канатов и пружин,
Изнемогающих под тяжким грузом горя,
Распятых на крестах взбесившихся машин,
О вас — моя мечта! Над городом больные
Клубятся сумерки, качаясь и дрожа, —
И вот туда, в моря, в просторы голубые
Летит моя мечта с шестого этажа.
О, вьющаяся медь кудрей и бород пылких,
О, мамонтовых спин невиданный размах!
Вы солнце нянчите на каменных затылках,
Вы землю держите на бронзовых плечах.
1922
Перевод О. Колычева
2
Последний скрип телег, последний вздох коней,
И — до зари базар охвачен тишиною;
Пустая темнота, как судно без огней,
Всплывает в улицы, уставшие от зноя.
Шагает грузчик там — веревки за спиной…
На лбу горячий пот прохлада осушила,
Он мышцы щупает, он дышит каждой жилой;
«Хороший был денек!..» Ложится мрак ночной,
И никнет тишина… Приятно на прохладе,
Под рваным картузом — всклокоченные пряди,
Как черная печать, картуз на голове;
Он щиплет теплые куски ржаного хлеба,
Жует и пристально глядит в ночное небо,
Где пыль субботних звезд в глубокой синеве.
1922
Перевод Д. Бродского
ГАЛИЛЕЯ
ГАЛИЛЕЯ
Гора горе взбирается на спину,
Спуская сверху день паломникам и нищим,
Дороге, что ведет меня в долину
К арабским лавкам и простым жилищам.
О солнечные призраки! Куда-то
Дорога скрылась и неразличима...
Ночами в вашу гавань, скалы Цфата,
Приходит ветер из Ерусалима.
Лазурна грусть. Глазами даль окинув,
Вверяюсь дню. Вдвоем по изумрудным склонам,
Не мешкая, уверенно ступаем,
Примкнув к повозкам диких бедуинов,
К верблюдам опечаленно-влюбленным,
Шагающим к тебе, Ерушолаим!..
