Мама тебя любит, а ты её бесишь! (сборник) - Метлицкая Мария
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А где остальные? – спросил Конрад. – Только что зал был полон, а теперь никого нет.
– А какое вам дело до остальных? Поздно вы пришли, молодой человек, никого больше не осталось! – При этих словах женщины засмеялись и хитро переглянулись.
– Да нет, я не голоден, я же здесь был только что, ел свинину с кислой капустой. Я точно помню, что ещё минуту назад зал был полон!
– Вы не могли сегодня есть свинину с кислой капустой. У нас сегодня на обед было нечто поинтереснее. – При этих словах женщины переглянулись, и Конрада бросило в жар. – А теперь ступайте к себе и не мешайте нам работать.
– Куда же мне идти? Я собирался ехать к матери в Альтенбург, даже чемодан взял с собой, а теперь, наверное, не успею на поезд.
– А нам какое дело до вас? Идите куда хотите, только побыстрее – через минуту будет уже поздно! – сказала женщина и, развернувшись, неторопливо, но уверенно двинулась к нему. Конрад увидел, что в её фартуке два больших кармана. В одном из них она держала руку, нащупывая какой-то предмет.
Конрад отпрянул и, пролепетав «до свиданья», выбежал из столовой, подгоняемый зловещим и громким хохотом женщин. Коридор по-прежнему был пуст и наводил ужас. Выбора не оставалось: либо странная женщина, либо коридор. Если пройти эти страшные пятьдесят метров, за поворотом будет лифт, который довезёт его до третьего этажа. Но Конрад уже ни в чём не был уверен. А был ли лифт? А вдруг за этим коридором будет ещё один – длиннее и темнее первого? Что тогда он будет делать? Вернётся сюда или пойдёт дальше? Если ему удастся добраться до третьего этажа, он найдёт и стеклянный тоннель, соединяющий два крыла бундестага. А там уже до отдела рукой подать. Конрад представил путь, который ему предстоит пройти в полном одиночестве, и у него заколотилось сердце. Но было одно обстоятельство, которое заставляло его идти по коридору: если он не успеет на поезд, мать будет очень расстроена. Она всегда ждала Конрада к пяти с накрытым к ужину столом и обижалась, если тот опаздывал хотя бы на несколько минут. Уткнувшись обеими руками в холодную стену, он стал осторожно, как лазутчик, пробираться вдоль неё. Ноги заплетались. Коридор тянулся бесконечно. Конрад то и дело останавливался и прислонялся щекой к холодной стене, будто ожидая услышать, сколько ещё идти.
– С вами всё в порядке? – спросил какой-то мужчина и потряс Конрада за плечо.
Конрад огляделся и увидел, что он лежит на полу и вокруг него столпились люди. Вместо ответа он спросил:
– Откуда все эти люди?
– Они здесь работают, как и вы, я полагаю. – Мужчина внимательно, даже пристально посмотрел на Конрада. – А сейчас время обеда и все идут обедать. С вами точно всё в порядке? Может, врача вызвать?
– Нет-нет, я пойду.
Обрадовавшись неожиданно появившимся людям, Конрад встал, дошёл до лифта, доехал до третьего этажа, прошёл через стеклянный тоннель и направился в свой отдел. В кабинете никого не было. Он взглянул на часы и убедился, что всего 14.30 и он никуда не опоздал, а даже успеет ещё выпить чашечку кофе перед отбытием на вокзал.
Конрад отмерил кофе, включил кофеварку и открыл коробочку с шоколадным пирожным, купленным по дороге на работу. Пирожного не хотелось, у него болел живот и по-прежнему сильно кружилась голова. Он решил ехать незамедлительно. Если он прибудет на вокзал раньше, то сможет выпить кофе там. А за кофе, который он сварил, коллеги только поблагодарят, потому что никто в их отделе почему-то не любил его варить. И поскольку Конрад откажется сегодня от своей порции, его чашечка тоже достанется кому-нибудь из коллег. Пирожное он может взять с собой: вот мама обрадуется, когда увидит, что у него для неё подарок!
4Едва Конрад надел пальто, как в кабинет заглянул господин Кунце.
– А ваши коллеги ещё не вернулись с обеда? – спросил он.
Конрад покачал головой, и господин Кунце вышел, пожелав ему хороших выходных. При виде начальника Конрад вспомнил об увольнении, о котором, к своему удивлению, он уже успел забыть. Воспоминание закололо в груди. Он не хотел, чтобы мать волновалась. Но если он сегодня поедет в Альтенбург, мать всё поймёт по его глазам. Поэтому он решил, что в эти выходные не поедет в Альтенбург, а останется в Берлине в своей съёмной квартирке.
Конрад решил немедленно позвонить матери, но едва он подошёл к телефону и набрал номер, как в кабинет ворвались коллеги, продолжавшие начатый во время обеда разговор:
– Да, Germanwings – это что-то! На Рождество билетов не достать! У них только в рекламе цена за билет девятнадцать евро, а на самом деле меньше, чем за сто, никуда не улететь!
«Хорошо им с их проблемами. Они думают о том, куда поехать на Рождество, а я должен искать работу. Как же это несправедливо!» – подумал Конрад.
Коллеги демонстративно вдыхали аромат свежезаваренного кофе.
– Конрад, да ты уже кофе сварил!
– Это ты нам сварил, да, Конрад?
– А ты уже выпил кофе, тебе не надо оставлять?
– Вот это я понимаю!
Одна из женщин увидела открытую коробочку с пирожным и спросила Конрада, может ли она угоститься кусочком. Другие женщины подбежали и тоже отломили по кусочку.
– М-м-м, как вкусно, – заголосили хором женщины. – Молодец, Конрад! И что бы мы без тебя делали?!
Конрад улыбался, хотя на душе скребли кошки: «Не хватало ещё расплакаться перед всеми! Срочно ехать домой и позвонить оттуда маме».
Конрад попрощался и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, он дошёл до крутящейся двери и кивнул вахтёру. Вахтёр странно посмотрел на него, как будто хотел что-то ему сказать, но Конрад не стал останавливаться и молча покинул здание.
Осенняя промозглая погода стала ещё более неприятной, чем утром. Накрапывал мелкий жалящий дождик и дул ветер, а у Конрада, как назло, не было зонта. Пока он дошёл до автобусной остановки, его пальто и волосы стали мокрыми, но он этого не заметил. Подойдя к расписанию автобусов, он сверился с часами. Ближайший автобус – через семь минут. Целых семь минут ждать, именно тогда, когда ему надо было срочно добраться до дома и позвонить! Если бы коллеги не задержали его, Конрад успел бы на тот автобус, который ушёл три минуты назад, а теперь семь минут растянулись в целую вечность. Семь долгих минут ожидания и тягостных дум, что мама, должно быть, рассердится на него за то, что он не приезжает. Но он хотел во что бы то ни стало отменить поездку в Альтенбург и при этом не вызвать беспокойства матери, что было достаточно тяжёлой задачей, так как Конрад совсем не умел врать. Несколько раз, когда Конрад оставался в Берлине, мать внезапно приезжала к нему с проверкой.
– Сюрприз! – кричала она с порога, открыв дверь своим ключом. – Я нам тут поесть привезла! Ты наверняка ничего не ешь! – Конрад тут же вскакивал, если лежал на диване, и помогал матери затащить сумки в квартиру. – Я приехала проверить, как ты себя чувствуешь. А то упустишь болезнь, потом уже не нагонишь.
Болезни, свои и чужие, были её любимой темой. Она могла говорить об этом часами.
Мать заставляла Конрада лечь в кровать и не позволяла вставать без её разрешения. Раз в час мерила температуру и поила горькими самодельными настойками, от которых Конрад морщился. Покормив его и дождавшись, пока он заснёт, мать стелила себе на диванчике. Она всегда оставалась до тех пор, пока Конрад полностью не выздоровеет, а выздоровел ли он, решала тоже она: от одной до трёх недель могло продлиться полное и окончательное выздоровление сына. Только тогда, когда она давала «добро», он мог идти на работу, а она уезжала домой, вытребовав у него обещание не болеть и на выходные приехать «к своей старой, никому не нужной матери».
Но в этот раз Конрад, хоть и чувствовал недомогание, не хотел, чтобы мать приезжала. Он хотел обдумать, что ему делать через три месяца, когда он официально станет безработным. Он не представлял себя нигде, кроме политики. Но если его сейчас так позорно вытурят из отдела обращений граждан, то путь в бундестаг и в политику будет закрыт. Хоть начальник и пообещал дать хорошую рекомендацию, он знал, что есть ещё и внутренние каналы получения информации, и перед приёмом на работу в другой, даже самый незначительный, отдел бундестага они обязательно будут задействованы. Тупиковая ситуация, ставящая крест на карьере Конрада. Но пока он ещё работает, можно всё хорошо обдумать.