Берцик. Новая жизнь - Татьяна Доброхотова

– Ирма старается, хозяюшкой у меня растет, – с гордостью заметил Вацлав.

Шиншиллы жили в клетках, помещенных в отдельный чистый сарайчик. Это оказались забавные, похожие одновременно на маленьких кроликов или крупных крыс пушистые зверушки.

– Если дело пойдет – на них полностью перейду. Говорят, хороший бизнес, – опять поделился радостью хозяин.

Кроме самих хозяев на ферме работало несколько человек местных, мужчин и женщин из ближайшей деревни. После работы они уходили домой, к себе. Постоянный работник на ферме был только один, Адам. Над гаражом у Вацлава была крошечная, состоящая из двух малюсеньких комнат, квартирка с кухней. Там, потеснив Адама, теперь предстояло жить и Берцику.

Квартирка была не особенно удобная, тесная, днем жаркая. В ней часто пахло бензином от расположенного внизу гаража, где кроме принадлежавших хозяину машин, стояла еще и его садовая техника. Но Берцик все равно был доволен. Это его первое жилье, за которое он отплатит сам, своим трудом.

В этот же вечер он познакомился со своим соседом. Адам, ему было двадцать девять лет, оказался веселым, смешливым и легким парнем. Он рассказал, что закончив институт в своем городе, решил немного пожить для себя, пока молодой, помотаться по стране. И так уже три года живет, перебираясь с места на место. У Вацлава ему нравится, работа не особенно трудная, кормят хорошо, а Варшава совсем рядом. Всегда можно доехать и оттянуться где-нибудь, если душа попросит.

– А ты тот, с кем хозяин в Варшаве познакомился, в больнице, да? Который все забыл о себе? Мне Вацлав о тебе рассказывал.

– Я.

– Ничего, не дрейфь, прорвемся. Жизнь тут такая, простая совсем, и полезная. Глядишь, скоро все вспомнишь, на свежем воздухе.

Жизнь на ферме действительно текла однообразная, по давно сложившемуся ритму. В восемь часов все завтракали и принимались за дела. Работа, Адам сказал правильно, была совсем нетрудной, хоть и монотонной. В первые дни вечером Берцик, с непривычки, с трудом разгибался, спина и ноги ныли, болели, но совсем скоро привык и потом легко справлялся со своими обязанностями. У него появилось даже свободное время, которое можно было на что-нибудь потратить.

Хозяином Вацлав оказался хоть и требовательным, но не жадным, временами даже щедрым. У них сложились ровные и спокойные отношения. Вечера они часто коротали в саду за большим, из струганных досок, вкопанным в землю столом, играя в шахматы и попивая пиво с копчеными чесночными колбасками.

О чем бы они не разговаривали, каждый раз хозяин обязательно поминал свою дочь. Какая она у него красавица, умница, в школе лучше всех училась, первая помощница на ферме. Шиншиллы, и те ее обожают, слушаются, а она им имена придумала, и они на них отзываются. Такая безразмерная и преданная отцовская любовь вызывала у Берцика уважение, перемешанное с завистью. Им с Вацлавом, по виду, приблизительно одинаково лет. Может, у него тоже где-то есть дочь, а он об этом не помнит.

Как-то вечером они закончили свои посиделки в саду раньше обычного, их прогнал начавший накрапывать мелкий дождик. Поднимаясь через гараж к себе домой, Берцик понял, что там есть еще кто-то кроме Адама. Войдя, он быстро прошел в свою комнату. У Адама в гостях явно женщина, а звуки, доносившиеся из комнаты, не оставляли никаких сомнений в том, чем они там занимались. Часа через полтора женщина ушла, Берцик явственно слышал, как прошумели легкие шаги вниз по лестнице, ведущей в гараж. Он отправился на кухню приготовить себе чай. Там уже сидел возле закипающего чайника его сосед.

– Ты дома? – воскликнул удивленно.

– Дома, и давно уже.

– Ты… эээ…. Не рассказывай только никому.

– Да ладно, на здоровье, я ж понимаю. Знал бы, что ты здесь не один, пришел бы позже, погулял где-нибудь.

– Ну, спасибо тебе. Если тебе тоже что-нибудь такое понадобиться, не стесняйся, обращайся, я тоже погулять могу.

– Не думаю.

– Смотри, как знаешь, а то я завсегда готов. Знаешь, как моя бабушка говорила: на ладную бабу смотря, сытым не будешь.

– И моя бабушка тоже это поговорку любила.

– Умные у нас с тобой, видать, бабушки были. Народная мудрость, она, брат, сила, я давно это понял, – балагурил Адам, пока не наткнулся взглядом на побелевшее лицо Берцика.

– Ты что? Тебе плохо? Может, ляжешь?

– Ты слышал, что я сейчас сказал?

– Да не волнуйся ты так. Слышал, конечно. Бабушки у нас с тобой похожие были.

– Бабушки! Я же не помню никакой бабушки.

Откуда, из каких глубин всплыла эта вот поговорка? Почему приписал он ее своей бабушке? Опять устроив внутри себя ревизию, никаких изменений Берцик там не нашел. Все оставалось как прежде. Ничего не знал он о себе, а тем более – о своей бабушке. Но слово вырвалось, сказалось. Может, и неслучайно. Может, действительно, его бабушка любила эту пословицу и часто повторяла. И он за ней. И вот сейчас тоже. В любом случае это хороший признак того, что память может скоро вернуться.

Жизнь на ферме текла размеренная и скучная, каждый день был похож на предыдущий: те же разговоры, работа, знакомые лица вокруг. Крутясь в повседневных заботах, через какое-то время Берцик стал замечать, что оброс тоже постоянными мелкими привычками и пристрастиями, занявшими определенное место в его жизни: свежая газета за завтраком, чашка кофе в полдень, гадкий запах от трубки ночного сторожа, все это стало значимым и важным для него. Иногда теперь он задумывался, не от прежней ли, прочно забытой им жизни остались эти привычки? Каким он был там: таким же, как здесь, или совсем другим? Сам, к примеру, курил вонючую трубку и пил только чай? Веселым или замкнутым? Вежливым или грубым? Вообще-то, казалось ему, что, скорее всего – таким же, как и сейчас. Но точно он знать не мог и думал о том, как же уживутся в нем два разных человека, когда он, наконец, вспомнит то, что так прочно забыл, и если тот, забытый им, окажется совсем другим.

Второй раз он случайно стал свидетелем свидания Адама уже днем, когда зашел за чем-то, срочно потребовавшимся ему, в сарай с шиншиллами. Девушку ему разглядеть не удалось, потому что вошел он с яркого света в полутьму, да и она быстро сбежала, метнувшись к выходу за его спиной. Но и это происшествие не слишком затронуло Берцика, так как непосредственно к нему никакого отношения не имело. Молодой парень гуляет, чего же тут удивительного? Бегает к нему на свиданья какая-то девушка из деревни.

Он работал на ферме уже недели три, совсем привык, когда заметил, что стал объектом особенного внимания со стороны дочки хозяев, Ирмы. Слишком часто стала она попадаться на его пути, пристально смотрела пронзительными голубыми глазами, невзначай старалась коснуться. Сначала про себя он мысленно посмеялся, припомнив заодно и тайные свидания Адама. Видимо, воздух в этой части Польши располагает к романтичным приключениям и любви. Но оказываемые ему знаки внимания становились все более настойчивыми, он уже не мог делать вид, что совсем не замечает их.

А каждый вечер за шахматами Вацлав продолжал нахваливать свою любимую дочурку, делясь с ним планами о том, как его маленькая девочка лет через пять, пошли ей бог, выйдет замуж за хорошего доброго человека, нарожает ему внучат, с которыми он будет возиться. Двусмысленность положения, в котором оказался, а также все еще не забытый им образ Диты, что иногда являлся ему во сне, подвинули Берцика решиться на откровенный разговор с Ирмой.

Разговаривали они после обеда, пока все отдыхали, за тем же самым столом в саду, где вечером шла игра в шахматы. Вокруг гудели, вились над цветами крупные полосатые шмели, пушистые, в черно-желтую полоску. Солнце светило с ярко-голубого, как нарисованного, неба.

– Ирма, я никак не могу понять, чего ты хочешь?

– Ой ли? Так уж и не понимаешь? Или только притворяешься? Не знаешь, что между мужчиной и женщиной бывает? Или тоже забыл?

– У нас с тобой разница в возрасте в два раза. Я тебе в отцы гожусь. Какая ж ты женщина для меня? Ты девчонка. В общем, прекращай, давай, свои шутки, отцу это не понравится.

– Да? А если не прекращу, что будет? Папке жаловаться побежишь? А ты попробуй, увидишь, что будет. Он тебе не поверит, но вмиг отсюда вылетишь.

Глаза Ирмы смеялись, но в глубине их светилось что-то такое, серьезное и порочное, совсем женское, не девчачье. Берцик не столько понял, сколько почувствовал, что ему не переубедить ее, не уговорить. Она все равно будет поступать, как захочет, избалованная девочка. Пойти пожаловаться Вацлаву – этот вариант он отмел сразу, тоже понимая, что как старший и мужчина, именно он и окажется во всем виноватым.

Прошла еще неделя. Постоянный, так и не прошедший, не смотря на все разговоры и просьбы, интерес Ирмы к нему, похоже, становился уже заметен и очевиден всем. Не раз теперь ловил Берцик на себе напряженный и оценивающий взгляд хозяйки, мамы Ирмы. Казалось, она прикидывает виды на зятя и никак не может решить, хорош он или плох для ее дочери и их самих. Вацлав, наоборот, стал каким-то напряженным и замкнутым. Он интереса своих женщин явно не разделял. Все это раздражало Берцика, утомляло, тем более что соответствовать чьим-либо планам он совершенно не собирался. В его новой, совсем непонятной для него самого жизни, пока существовала только одна женщина – Дита, которой он все-таки уже пару раз позвонил, и даже как-то встретился с ней на полпути от их фермы к Варшаве, чтобы пообедать в маленьком пригородном ресторанчике.