Добрая Фея - Вадим Проскурин

Последние три гранта, в которых участвовал Костя, были связаны с поиском лекарства от рака. Точнее, не только от рака, а от всех злокачественных новообразований, или хотя бы каких-нибудь, кроме мальтлимфомы, которая и так надежно лечится. Костя проверял эпигенетическую гипотезу происхождения рака, в последнее время она стала одной из самых популярных.

Ученые давно обратили внимание, что свежезача-тый эмбрион млекопитающего удивительно похож на молодую раковую опухоль. Бесформенный комочек слизи, усваивающий любые доступные питательные вещества и использующий их почти исключительно для роста и деления клеток. Лишь небольшую долю ресурсов эмбрион тратит на выделение вовне сигнальных веществ, стимулирующих рост кровеносных сосудов и убивающих клетки эпителия матери. Когда эмбрион прикрепляется к стенке матки, он ведет себя точь-в-точь как молодой метастаз. Растворяет эпителий, врастает внутрь, обрастает капиллярами и растет, растет…

Но эмбрион живет в таком режиме совсем недолго, всего несколько дней. А потом происходит что-то непонятное, и неукротимый рост эмбриона прекращается, его клетки начинают специализироваться, а в искалеченной стенке матки формируется зачаток плаценты. Очевидно, срабатывает какой-то ген, который отключает программу злокачественного роста и запускает следующую за ней программу развития.

Гипотеза, которую проверял Костя, предполагала, что раковая опухоль возникает тогда, когда в какой-то клетке случайно срабатывает давно уснувший ген, который в первые дни после зачатия отвечал за рост микроскопического эмбриона. Клетка вспоминает своего далекого предка и начинает неукротимо делиться и подавать наружу сигналы, типа, я голодаю, мне нужно больше питания, а вы, дорогие соседи, умрите, пожалуйста, вы больше не нужны организму. Другие клетки реагируют на эти сигналы, клетка получает питание по высшему разряду, а ее соседи один за другим погибают, отдавая ресурсы молодой опухоли. Она растет, удваивая свой объем каждый месяц, а иногда и быстрее. Проходит года полтора-два, и опухоль видна уже на рентгене, а еще через полгода наступает смерть. Иногда иммунная система успевает поднять тревогу и вовремя убить клетки, возомнившие себя эмбрионом, а иногда нет, и тогда они убивают организм, а заодно и себя. Хорошо, что у людей нет тканевой совместимости в пределах вида и рак не заразен.

Цель работы, которой занимался Костя, заключалась в том, чтобы найти тот самый ген, который должен превращать эмбрион из молодой раковой опухоли в нечто похожее на миниатюрный организм примитивного животного. А точнее, не ген, а белок, который вырабатывается этим геном, ведь если ввести его в организм больного, этот белок остановит работу раковых генов, а может, и запустит процесс дифференциации в клетках опухоли. И тогда в худшем случае она превратится в безобидный комок слизи, а в лучшем – на ее месте снова сформируются те органы и ткани, которые она недавно уничтожила. Возможны, конечно, всякие сюрпризы, но наиболее вероятные сценарии – именно эти два. Долговременный побочный эффект просматривается только один – из организма вынесет все стволовые клетки, это, по идее, должно ускорить старение, но когда больному осталось жить полгода, на это наплевать.

К сожалению, двухлетняя работа не принесла существенных результатов, деньги она принесла хорошие, но научных результатов почти не было. Проверили пару сотен генов, добавили на карту генетических взаимосвязей штук пятьдесят новых линий, чуть лучше стали представлять биохимию мышиного эмбриона, но и все. Слишком много генов у млекопитающих, и слишком мало современная наука о них знает. До гена, о котором Костя сейчас читал, они не добрались, даже близко к нему не подошли. Можно сейчас попробовать рассчитать, сколько времени заняло бы продвижение к цели, если работать теми же темпами.

Нет, нечего маяться дурью. Надо завтра синтезировать этот белок, вколоть десяти онкологическим мышам и посмотреть, что получится. И быть готовым к тому, что не получится ничего, добрые феи тоже могут ошибаться.

Ольга услышала, как во входной двери поворачивается ключ. Секундой позже дверь открылась.

– Мама, ты дома? – донесся из прихожей голос

Андрея.

– Дома, – отозвалась Ольга.

Она отметила, что Андрей впервые назвал домом Сашину квартиру. Это хороший признак, она боялась, сын будет дольше привыкать. Развод родителей – большая психологическая травма для ребенка, когда Ольгина мама бросила Ольгиного папу, Ольга злилась, плакала, устраивала истерики, стала хуже учиться… А ведь она никуда не переезжала, ей не приходилось ездить в школу на метро. А Андрей принял изменения в своей жизни очень легко, как будто вообще ничего не случилось. Как бы не вышло, что это затишье перед бурей…

– Саша дома? – спросил Андрей.

– Нет, работает, – ответила Ольга. – Он говорил, поздно придет, у него там какие-то проблемы с начальником. Кстати, не Саша, а дядя Саша или Александр Петрович. К взрослым надо обращаться уважительно.

– Как скажете, маменька, – отозвался Андрей.

У Ольги заныло сердце. Это было так похоже на обычную манеру Кости реагировать на заслуженные замечания… Почему дети берут от отцов только самое худшее?

– Не ершись, – сказала Ольга. – Обед на столе, поставь в микроволновку, разогрей.

– Хорошо, разогрею, – сказал Андрей. – Знаете, маменька, а Александр Петрович мне сказал, что я могу называть его просто Саша и обращаться на «ты». Не надо, говорит, устраивать церемонии на пустом месте.

«Церемонии» – это одно из любимых Сашиных слов-паразитов. Еще он любит говорить «шаманство» к месту и не к месту.

Хлопнула дверца шкафчика для обуви.

– Пойду на кухню пошаманю, – провозгласил Андрей.

– Переоденься сначала!

– Конечно, маменька.

Ольга вздохнула. Нет, не легко принял Андрей изменения в своей жизни. Теперь будет до самого вечера называть ее маменькой, и ругаться с ним бесполезно. Будет складывать губы в кривой улыбочке, как Костя, и отвечать так же ехидно.

Запищала микроволновка. Ольга выключила телевизор и пошла на кухню. Посидит с сыном, попьет кофе, ребенок не должен чувствовать себя брошенным.

Как дела в школе? – спросила Ольга.

– Когда я ем, я глух и нем, – ответил Андрей и добавил после секундной паузы: – Маменька.

Ольга снова вздохнула.

– Извини, – сказала она. – Я сказала глупость. Не трави меня, пожалуйста, мне и так плохо.

«Не трави» – это была любимая присказка Кости. Не стоило сейчас так говорить.

Андрей ничего не ответил, только пожал плечами.

– Как дела в школе? – спросила Ольга.

– Нормально, – ответил Андрей.

– Хочешь, куда-нибудь съездим?

– А что, Саша тебе разрешает на его машине ездить? – удивился Андрей.

Ольга нахмурилась. Костя разрешал, а с Сашей они просто пока не говорили об этом. Да она и сама боялась садиться в его «Гелендваген», страшно дорогая машина, и эти непонятные кнопочки и рычажки, о назначении которых она хотела его спросить, но так и не спросила… Ольга просто забыла, что Костина машина осталась у Кости, очень трудно привыкнуть к тому. что в жизни изменилось почти все.

– Нет, я лучше дома посижу, – сказал Андрей. – Отдохну немного.

– Опять будешь в компьютер играть? – спросила

Ольга.

Андрей молча кивнул.

– Занялся бы лучше спортом каким-нибудь, – сказала Ольга. – Опять будет тройка по физкультуре в четверти. Настоящий мужчина должен быть сильным.

Андрей поднял голову, бросил быстрый взгляд на лицо матери, странно хмыкнул и отвел взгляд. Ольга почувствовала, что краснеет. И еще она почувствовала, что начинает злиться.

– Я серьезно говорю, – сказала она. – Будешь хлюпиком – никто тебя не будет ни уважать, ни любить.

– Как ты папу? – серьезно спросил Андрей. Ольга не сразу смогла подобрать нужные слова.

– Нет, не в этом дело, – сказала она наконец. – Просто… Нет, это слишком сложно, ты не поймешь.

– Конечно, не пойму, – кивнул Андрей. – Потому что маленький и глупый. А когда вырасту, у меня будут свои дети, они будут относиться ко мне так же, как я к тебе, и тогда я все пойму. А до тех пор – не пойму.

– Не надо меня злить, – заявила Ольга. – Мне очень плохо, очень тяжело, а ты…

Лицо Андрея вдруг стало холодным и жестким. Так выглядело лицо Кости, когда он злился по-настоя-Щему, на грани потери контроля над собой. Очень редко это бывало, примерно раз в год, а окончательно потерял контроль он только один раз, и этот раз стал последним.

– Конечно, тяжело, – сказал Андрей. – Надо ду. мать перед тем, как мужу рога наставлять. Я бы на его месте тоже тебя ударил.

Ольга открыла рот, попыталась глубоко вдохнуть, но горло перехватило. Она понимала, что должна что-то сказать, но не могла подобрать слов. Она вообще не могла говорить.

– Ну, так убирайся к своему отцу! – прошипела она, когда дар речи вернулся к ней. – Я тебя не держу!