Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши - Франческа Картье Брикелл

Луи-Франсуа не мог присутствовать на этих балах, но он знал о страсти императрицы к драгоценностям. Он стоял в толпе во время ее бракосочетания, восхищался, как все, величием ее золотой короны с изумрудами и бриллиантами на Всемирной выставке 1855 года. Поэтому, когда в 1859-м императрица Евгения переступила порог его магазина, это был поистине грандиозный момент. Луи-Франсуа Картье, сын прачки и кузнеца, принимал у себя самую важную даму Франции – и самую крупную покупательницу ювелирных украшений в мире!

Если Луи-Франсуа надеялся, что императрица пришла к нему за драгоценностями, то пришлось разочароваться. Она купила у него серебряный чайный сервиз. И ничего больше. Тем не менее сам факт ее появления был своего рода оценкой – значительно более важной, чем сумма счета. По ее стопам придут другие высокопоставленные клиенты, и, к удовольствию Луи-Франсуа, за ними последуют покупатели из других стран.

На следующий год путешествующий русский князь Салтыков посетил магазин на Итальянском бульваре; он купил браслет с изумрудами и столовые приборы с черной эмалью. Покупка была скромной, но русский клиент – это важно. После Первой мировой войны американцы разбогатеют и станут источником новой клиентуры, но в XIX веке Россия сосредоточила в себе бóльшую часть мирового богатства и многих потребителей роскоши. Браслет, купленный Салтыковым, был первым свидетельством доверия от страны, которая сыграет огромную роль в будущем ювелирной компании. Но Луи-Франсуа об этом еще не знал.

В восемь часов вечера каждый третий четверг месяца Луи-Франсуа с коллегами посещал собрания Chambre Syndicale de la Bijouterie – гильдии ювелиров. Приходили туда и Фредерик Бушерон, и Алексис Фализ, и Жан-Франсуа Меллерио. Был там и молодой человек по имени Теодуль Бурдье, который со временем будет тесно связан с семьей Картье. Профессиональные и человеческие связи всегда были важны для Луи-Франсуа, и гильдия, секретарем которой он являлся, была тесно сплоченной группой. Коллег объединяла страстная любовь к профессии и чувство, что, работая вместе, они добьются большего.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Существует представление, что ювелиры всегда соперничали, но это не так. Семья Картье старалась ладить с коллегами. Видите ли, мы были в одной лодке – продавали украшения важным клиентам. Конечно, мы ничем не делились (идеи будущих коллекций хранились в строгом секрете), но достаточно заглянуть в адресную книгу и переписку моего отца, чтобы увидеть, сколько ювелиров были его друзьями. Там есть и Фаберже, и Ван Клифы, и Чарльз Мур из Тиффани.

Но профессиональное общение с парижским ювелирным сообществом было лишь частью работы Луи-Франсуа. Он прекрасно понимал необходимость выделиться из общего круга. В 1864 году, услышав, что город Байон планирует большую выставку по случаю открытия железнодорожной линии Париж – Мадрид, он собрал несколько сундуков украшений и отправился туда, чтобы показать украшения новой аудитории. К счастью, парижские коллеги до этого не додумались. Выставку посетили десятки тысяч человек, включая императора и испанских королей, но для Луи-Франсуа самым важным было присутствие прессы. В Париже ему приходилось биться за то, чтобы попасть в газеты, а в провинции журналисты были готовы рассказать читателям о великолепных украшениях из столицы.

Один обозреватель, ошибочно называя Луи-Франсуа «мсье Картье-Гийон», говорил о его «прекрасных украшениях, сделанных с личным и необычным вкусом», отмечая, что «бриллианты очень хорошо закреплены». Художественный журнал L’Artiste отмечал многофункциональность корсажного украшения, сделанного в виде букета из пяти бриллиантовых цветов в серебре: «Обладательница этого украшения должна быть вдвойне счастлива, поскольку его можно менять до бесконечности; из этого роскошного букета можно сделать пять прелестных брошей, удивительный гребень, красивую диадему и восхитительный браслет; все эти метаморфозы производятся в считаные минуты, без ущерба для украшений».

По мере того как имя Cartier распространялось все шире, а Луи-Франсуа все чаще называли «одним из чудес Парижа», шло продвижение и по социальной лестнице. Он не только поставлял серебряные и золотые пуговицы Charvet лучшему производителю сорочек во Франции, но и сам носил эти рубашки. А также мог позволить себе вести жизнь представителя среднего класса: пить хорошие вина, путешествовать (Англия, Швейцария, Германия) и вкладывать деньги в недвижимость. В 1865 году, когда его 19-летняя дочь Камилла готовилась к свадьбе, он с гордостью дал ей приданое в 40 000 франков (около $215 000 сегодня).

Свадьба, однако, была омрачена печалью. Когда Камилла Картье шла по проходу церкви с 31-летним Луи Проспером Леконтом в 1865 году, в рядах гостей было пустующее место. Пьер Картье, 78-летний дедушка Камиллы, умер за три месяца до свадьбы. Смерть отца заставила Луи-Франсуа еще больше стремиться к превращению Cartier в успешную семейную компанию. Он предложил своему новоиспеченному зятю место в фирме. Луи Проспер имел собственный успешный магазин на улице Лафайетт, поэтому согласился не сразу. Но его время придет.

С того времени, как Луи-Франсуа переехал на Итальянский бульвар, в бизнесе ему помогал сын. Альфреду было чуть больше 20, он научился заполнять торговые квитанции, делая быстрые зарисовки каждой проданной вещи. Научили его разбираться и в финансах. Одетый во фрак и сорочку Charvet, он был неизменно обходителен с клиентами. Но настоящий талант проявился в знании камней. Довольно быстро Альфред стал известен своим острым глазом и безошибочным чутьем на подделки.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Альфред очень хорошо знал камни. У него был собственный прием, который он использовал, делая покупки у дилеров. Решив, какие камни ему нужны, он начинал обсуждать цену, поигрывая золотыми монетами – чтобы напомнить дилеру, что сделка с Cartier означает немедленную оплату. Это было необычным для того времени, и посредники распространяли информацию о том, что господин Картье платит сразу. Они с удовольствием шли к Картье, отбирая для него лучшие камни.

Когда Альфред присоединился к делу отца, Париж кипел, жизнь улучшалась. Луи-Франсуа было около сорока, за это время население Парижа удвоилось. Наполеон Третий приказал префекту Сены, Жоржу-Юджину Османну, перепланировать город. С 1853 года перенаселенные средневековые районы стали заменяться широкими проспектами, ухоженными парками и элегантными площадями. Новый акведук увеличил поступление чистой воды, город получил современные очистные сооружения. Километры железных дорог связали столицу с другими городами. Когда город очистился от строительных лесов, он вновь превратился в обожаемый всеми Ville Lumiere – Город Света, как его называли в век Просвещения. В 1860-х годах парижские бульвары впервые были освещены газовыми фонарями.

В 1866-м, когда Наполеон Третий был на пике власти, доходы Cartier за год достигли 48 244 франков (около $250 000 сегодня). В следующем году, когда состоялась Всемирная выставка, в столицу приехало рекордное число гостей: 15 миллионов. Для ювелиров это было лучшее время и лучшее место. Десятилетие для семьи Картье закончилось успешно. Луи-Франсуа к этому времени стал дедом двух