Трое в кустах, не считая собаки - Янина Олеговна Береснева

– Без связи с внешним миром, конечно, сложно, но ничего. Отдохнем от суеты сует, – сказала я Кузе, который удобно устроился у меня на коленях и заурчал от удовольствия.

На всякий случай я оставила Людке телефон тетки, потому что меня могли хватиться ученики или директриса. В конце концов, совесть меня все-таки немного терзала. Вдруг Мирон начнет искать свои документы? Придет в школу, начнет расспрашивать… И что? Документы вернуть я ему все равно не смогу, но хотя бы передам послание амбалов, чтобы был осторожнее. Ну, или вернул им то, что должен.

– Сам виноват, – пробормотала я с невесть откуда взявшейся мстительностью, а кот в ответ издал одобрительное «Мяу».

Глава 6

Выждав еще час и управившись с курями, я поужинала голубцами и вновь затосковала. Вдоволь напившись чаю, покачавшись в гамаке и прогулявшись по саду, я решила все же пройтись по деревне.

Уже смеркалось, и я надеялась, что местные жители не признают меня. По крайней мере, желания общаться с внешним миром сегодня не возникало.

Накинув теткину шерстяную кофту, я решила отправиться в сторону часовни. Так сказать, воочию лицезреть красоту, установленную неведомым меценатом. Близость духовной опоры манила мою измученную в мытарствах душу. К счастью, по дороге я никого не встретила.

В это время в деревне обычно ужинали, отдыхая от дневных забот и работы в огороде. Местные пьяницы уже упали в траву лицом, их жены смотрели сериалы, так что передвигалась я вполне уверенно. В доме Шуряйкиного деда горел свет и мелькали тени, но заходить в гости я не стала, решив оставить ритуал приветствия на завтра.

Неторопливо дошагала я до магазина, отметив, что он преобразился. На окнах – решетки, веселенькие шторки. На крыльце сидели многочисленные коты, особенно выделялся толстый рыжик с порванным ухом. Он лежал чуть выше других и лениво поглядывал на меня, дергая ухом.

Осторожно погладив хулигана, я обогнула магазин, в сумерках рассмотрев многочисленные мисочки и коробочки с едой. Неведомая Кристина сразу же заработала бонусные очки в моих глазах, ибо я свято чтила принцип: расскажи мне о своем отношении к животным, и я скажу, что ты за человек.

Увлекшись темой котов, я не заметила, как прошла достаточное расстояние вперед к реке по тропинке, что пролегала через поле. Показалась часовня, выплыв из вечернего тумана и явившись мне во все своей красе и величии. Располагалась она на возвышении: я прошла еще вперед по мокрой траве, порадовавшись, что надела резиновые теткины сапоги.

Подойдя вплотную, я машинально подергала деревянную дверь, убедилась, что та закрыта, торопливо перекрестилась на купол и побрела к реке. Устроившись на берегу за кустами, я обхватила колени руками и предалась меланхолии. Мысли закружились в водовороте эмоций: я то вздыхала, то охала, мысленно репетируя монологи и размышляя о своей невезучести.

Внезапно за моей спиной хрустнула ветка, потом еще раз и еще. Я испуганно оглянулась, отметив, что уже засиделась и изрядно озябла. И только я собралась встать и идти, как от ужаса приросла к земле намертво.

Из тумана прямо на меня плыла какая-то огромная глыба. Фигура вроде мужская, но исполинские размеры ее поражали. На голове что-то вроде шляпы, а под шляпой… Лица я так и не рассмотрела, потому что его там не было. Какое-то сплошнное серое пятно. Что там тетка болтала про призрак пана Бухалова?

Словно со стороны я услышала чье-то повизгивание, с трудом сообразив, что визжу, собственно, я сама. До этого визжать мне не доводилось, поэтому голос показался мне противным и слишком уж высоким.

Призрак, не дойдя до меня пару шагов, встал, как вкопанный. Я принялась креститься и зачем-то проорала «Аллилуйя!», оглядываясь в поисках какой-нибудь палки покрепче. Тут на глаза мне попались установленные кем-то чуть в стороне удочки. В два прыжка достигнув цели, я дернула удочку из воды, поразившись своей прыти. Тут же зазвенел колокольчик, а я принялась размахивать новообретенным оружием, сразу же запутавшись в леске.

– Эй, ты чего? – настороженно спросил призрак и все-таки выплыл из тумана. Как ежик. В руках у него почему-то тоже были удочки и ведро.

– А ты чего? Ходишь, в смысле? Ты кто такой?

–Александр я. Иванович. Масленков. На рыбалку пришел, а тут ты орешь. Всю рыбу распугала. Ты кто такая?

– Александр Масленков? Шуряйка? Ты что ли? А что с твоим лицом? – облегченно выдохнула я, не зная, смеяться мне или плакать. Для начала я просто осела на траву. Очень уж дурацкая ситуация вышла, а тут еще с другой стороны берега к нам резво двигались несколько человек, махая руками. Видимо, привлеченные моим визгом рыбаки, чьи удочки я потревожила. Странно, мне казалось, что я тут одна.

– Накомарник это, – растерянно пробормотал Шуряйка, стягивая с головы шляпу с сеткой. По всей видимости, выданную ему дедом. – Что-то я тебя не припомню. Маша?

– Глаша. Пошли отсюда, – нервно дернула я его за руку, бросая в сторону удочку и пытаясь освободиться от лески. – Сейчас мне наваляют за порчу удочки, помнишь, как в детстве мы за колокольчики отгребали от местных рыбаков? А один раз ты запутался, и трусы на крючке оставил…

– Глашка, ты? – обалдел от неожиданности Шуряйка и, хлопнув себя по коленям, врос в землю, что было крайне некстати. Рыбаки приближались, а сдвинуть его с места, пнув под зад, как детстве, уже не вышло бы.

– Бежим, Шура! Сейчас солью в зад стрелять начнут, как тогда у Зайца в саду, – гаркнула я, подпрыгнув, чтобы попасть Шуряйке в ухо.

Он вздрогнул, неожиданно ожил и очень резво заработал ногами, при этом сам ухватил меня за руку и потащил за собой.

Несмотря на некоторые неудобства, мы все же удалялись от места преступления, что было уже хорошо. Оглянувшись через пару минут, я констатировала, что погони за нами нет. Добежав до беседки, построенной неведомым меценатом, мы остановились отдышаться и, переглянувшись, внезапно принялись хохотать, как сумасшедшие.

Смеялись мы еще долго, а потом два раза прошли всю деревню туда-сюда, потому что увлеклись разговорами.

Сашка совсем не изменился с детства. Точнее, внешне-то он как раз стал совсем неузнаваем. Здоровенный детина с бугрящейся мускулатурой и взглядом добряка-простачка с открытой душой. Такой же белобрысый, как в детстве, только сейчас он был коротко подстрижен и пытался придать своему лицу мужественности и суровости, хмуря брови и сжимая губы.

Неизменными, пожалуй, остались его детская наивность. Он тут же рассказал мне