Дом, где живет смерть - Ролле Элизабет

Вынужденный подчиниться, Бэрридж встал в дверном проеме, соединявшем кабинет и комнату с покойником. Дверца сейфа, вделанного в стену кабинета, была открыта, а на столе лежали связка ключей и пачка писем. Не выпуская Бэрриджа из виду, О’Брайн подошел к сейфу и стал левой рукой шарить в нем; доставая оттуда бумаги, он бросал на них быстрый взгляд и складывал на стол. Бэрридж тем временем думал, что у него очень мало шансов вырваться из западни, в которую он так неожиданно попал. Поведение О’Брайна наталкивало на мысль, что тот, каким-то образом выбравшись из комнаты, в которой его заперли, явился сюда, чтобы уничтожить или забрать с собой какие-то документы, а потом бежать. Оценивая свое положение, Бэрридж решил, что в худшем случае О’Брайн его застрелит (из-за раскатов грома выстрел будет не слышен, к тому же у этих комнат хорошая звуковая изоляция, раз никто не слышал выстрела, оборвавшего жизнь Джона Крайтона), а в лучшем — оглушит и свяжет, чтобы лишить возможности поднять тревогу. Бэрриджу очень не нравилось второе, но первое было еще хуже, и он лихорадочно раздумывал, что бы предпринять. Наконец О’Брайн нашел то, что искал: простой конверт без марки, вынул оттуда исписанный лист, удостоверился, что не ошибся, положил его на стол и достал из кармана зажигалку. Все это он проделал левой рукой, держа в правой револьвер. Затем, не спуская с Бэрриджа глаз, положил револьвер на стол перед собой и, держа в левой руке зажигалку, правой взял письмо. Рассчитывать на более выгодное положение Бэрриджу не приходилось. Когда О’Брайн отвел взгляд, чтобы поджечь письмо, Бэрридж бросился вперед. Реакция О’Брайна оказалась мгновенной, но совсем не такой, как следовало ожидать: он выпустил зажигалку и схватил револьвер, однако вместо того, чтобы выстрелить, отскочил за письменный стол. Бэрридж ринулся за ним. О’Брайн швырнул ему под ноги стул — Бэрридж споткнулся, однако на ногах удержался. Они остановились, глядя друг на друга через разделявший их огромный письменный стол. Выражение лица О’Брайна было откровенно растерянным.

— Послушайте, это как-то нелепо, — сказал Бэрридж, оценив парадоксальность ситуации: безоружный преследовал вооруженного и тот отступал. — Почему вы убегаете, когда у вас револьвер?

— А что мне делать? Не стрелять же в вас, — хмуро ответил О’Брайн, он явно был в замешательстве, и Бэрридж почувствовал себя хозяином положения.

— Давайте-ка сюда револьвер, — сказал он.

— Сначала я сожгу письмо.

Однако Бэрридж уже понял, что О’Брайн оружием не воспользуется.

— Письмо… Знаете, у меня есть порок: я любопытен и поэтому не могу допустить, чтобы вы сожгли такой интересный документ.

О’Брайн мрачно посмотрел на него, потом на бесполезный, по сути, револьвер, и сказал:

— Я дам вам его прочесть, чтобы вы убедились, что в нем нет ничего важного для полиции. Это никак не связано со смертью мистера Крайтона, хотя для определенного лица оно имеет большое значение. Читайте, а потом я это письмо сожгу. Надеюсь, вы не станете мне мешать.

— Я ничего не обещаю.

— Но это абсурдно! — воскликнул О’Брайн с искренним возмущением. — Мало того, что вы зачем-то кинулись на меня, когда я вполне мог вас застрелить, так теперь еще предъявляете какие-то требования! Не доводите меня до крайности!

— Или вы сейчас же отдаете мне револьвер и письмо, или я позову остальных, — неумолимо сказал Бэрридж, уже совершенно уверенный, что в руках О’Брайна револьвер не представляет опасности.

Эта угроза возымела действие — О’Брайн нехотя положил револьвер на стол и попросил:

— Только не поднимайте шума.

Бэрридж револьвер даже не взял, его больше интересовало письмо.

— Это письмо мистеру Крайтону от его брата Фредерика, отца Патриции, — пояснил О’Брайн, когда Бэрридж расправил листок.

«Джон, ты получишь это письмо только после моей смерти. Сейчас, когда ты читаешь его, меня уже нет в живых. После того, как мы с Тэмерли присвоили твои деньги, у меня нет никакого права обращаться к тебе, и ради самого себя я никогда не стал бы просить тебя, но речь идет о моей дочери Патриции. Ей восемнадцать лет, и она совсем еще ребенок. Мне трудно представить, как она будет жить, когда меня не станет. Если бы я знал, что ты позаботишься о ней, я умер бы спокойно. Умоляю тебя, Джон, помоги ей. О той истории она не знает. Пожалуйста, не говори ей обо мне дурного, это было бы для нее слишком тяжелым ударом. Прощай. Твой брат Фредерик»

— Письмо принесла сама Патриция через месяц после того, как мы переехали сюда, — сказал О’Брайн, когда Бэрридж кончил читать. — Фредерик Крайтон раньше вообще не говорил ей о существовании дяди. У мистера Крайтона не было личной переписки, и он положил это письмо вместе с деловыми письмами, а я как-то разбирал бумаги и наткнулся на него. На конверте ничего не написано — я вынул лист и начал читать. Мне следовало отложить его после первых же строк, но я дочитал до конца…

— Отчего умер Фредерик Крайтон?

— Он долго болел и умер в больнице, от чего точно, я не знаю.

— Здесь упомянут Тэмерли…　

— Муж сестры мистера Крайтона, отец Клемента. И он, и она тоже умерли. Клемент, приехал из Австралии; кажется, его родители умерли там.

— Он знает, что его отец обокрал мистера Крайтона?

— Думаю, что нет, но не уверен. А Патриция точно не знает. Я потому и хочу сжечь это письмо, чтобы она не узнала. Мистер Крайтон выполнил волю покойного брата и не сказал ей правду об отце.

Бэрридж пытливо посмотрел на О’Брайна. Существовало только одно объяснение, почему он рискнул прийти сюда за письмом.

— Как вы выбрались из-под замка?

— У меня был ключ. — О’Брайн кивнул на лежащую на столе связку. — Здесь почти все ключи от дома и ключ от сейфа. Меня же не обыскивали. Вы тоже думаете, что мистера Крайтона убил я?

— Мне кажется, что вы его не убивали, — задумчиво ответил Бэрридж. — Я заметил некоторые детали, которые не получают объяснения, если считать, что в половине двенадцатого вы вошли в спальню мистера Крайтона и застрелили его из револьвера, который предварительно взяли из коллекции. Ведь револьвер оттуда?　,

— Похоже, что оттуда. И теперь из-за вас на нем мои отпечатки, — мрачно сказал О’Брайн. — Вы затянули на моей шее петлю и мне из нее не выбраться. Револьвер, показания Коринны Бойлстон, завещание…　

— Кстати, о завещании. Оно вас удивило?

— Вначале да, а потом не очень.

— Почему? Все же ситуация не совсем обычная. Почему мистер Крайтон сделал первое завещание в вашу пользу?

— Как вам объяснить… Он не поддерживал со своими родственниками никаких отношений, раньше я даже думал, что у него их нет. Ко всяким благотворительным организациям он относился резко отрицательно, считал их чем-то вроде мыльного пузыря: одна видимость без всякой сути. Словом, ему было некому завещать свое состояние, а ко мне он относился с симпатией.

— Вы давно у него работаете?

— Два года.

— Вас кто-то рекомендовал ему?

— Нет. Наше знакомство было довольно-таки необычным: я разбил стекло в его машине.

— Случайно?

— Специально. Это долгая история…　

— Мне спешить некуда, — сказал Бэрридж, поднял брошенный О’Брайном стул и уселся.

— Раз вы настаиваете… Только зачем вам это?

— Хочу разобраться.

О’Брайн, пожав плечами, сел на край стола.

— Это произошло в Лондоне два года назад. Я в очередной раз возвращался после безрезультатного визита в контору по найму. Уже несколько месяцев я был без работы, и деньги практически кончились. Незадолго перед этим я сильно простудился и чувствовал себя очень скверно. Моросил дождь, я вымок, меня знобило. Я был зол на весь мир. На улицах из-за дождя было пустынно, и я вышел на проезжую часть, чтобы срезать угол. В этот момент появилась машина — я успел отскочить, но меня с головы до ног окатило грязью из-под колес. Что на меня тогда нашло, сам не знаю; должно быть, я был не в себе и плохо соображал, что делаю. Там что-то строили, и я оказался возле кучи камней — я схватил камень и запустил в эту машину. Раздался звон разбитого стекла, машина остановилась и из нее, ругаясь, выскочил высокий мужчина. В этот момент я потерял сознание. Очнулся я уже в доме мистера Крайтона, и то не сразу. Когда я пришел в себя, он сказал, что я псих и меня следует сдать в полицию. Я был в бешенстве из-за того, что попал в глупое положение, и в особенности из-за того, что был совершенно беспомощен: от высокой температуры у меня все плыло перед глазами. В итоге вместо того, чтобы извиниться, я заявил, что мне глубоко наплевать на полицию и на него тоже. Потом я снова потерял сознание. Следующую неделю я провел как в полусне, то впадая в забытье, то приходя в себя — у меня было двустороннее воспаление легких. Уйти оттуда я не мог, так как был не в состоянии встать с постели. Мне было стыдно, но из-за своего дурного характера я продолжал огрызаться. Потом я, наконец, смог подняться, но прежде чем уйти, следовало рассчитаться с хозяином дома по крайней мере за счет от врача, который он оплатил. Денег у меня не было. Мистер Крайтон предложил мне вместо этого привести в порядок кое-какие бумаги, поскольку от него ушел секретарь, а нового он еще не подыскал. Я согласился. Он тогда вел дела не только в Англии, но и с иностранными фирмами, и работы было много. У меня юридическое образование, и я уже работал секретарем. Он быстро понял, что у меня есть опыт, но вопросов не задавал. Я старался быть ему полезным, так как считал это своим долгом, но сам он мне сначала не нравился. — О’Брайн грустно усмехнулся. — За его корректностью мне почему-то чудилась насмешка. Потом он позвал меня и сказал, что заплатит мне столько же, сколько платил своему прежнему секретарю, но удержит за разбитое стекло. За врача он удерживать не стал, но я не хотел быть ему обязанным. Однако не успел я возразить, как он совершенно неожиданно предложил мне остаться. Такая работа мне нравилась, и я умел ее делать, но я не спешил согласиться: во-первых, я боялся, что не уживусь с ним, а во-вторых, полагал, что он попросит рекомендации. Пока я раздумывал, он заявил, что мои рекомендации его не интересуют. Я спросил почему. Он сказал, что я прекрасно справляюсь с секретарскими обязанностями, но в то же время, судя по отсутствию денег, не могу найти работу, поэтому он догадывается, что рекомендаций у меня нет, однако я устраиваю его и без них. С его стороны это был смелый шаг, так как секретарь имел доступ к ценным бумагам. Окажись на моем месте умелый жулик, он потерпел бы существенные убытки, однако он любил риск. Вполне вероятно, что, если бы наше знакомство произошло в обычной обстановке, он вообще не взял бы меня. Я все еще раздумывал, тогда он улыбнулся и сказал: