Колыбельная - Эд Макбейн

— Не могли бы вы припомнить, — поинтересовался Карелла, — упоминала ли когда-нибудь Энни о парне по имени Скотт Хэндлер?

— Гейл? — Холдинг повернулся к жене.

— Нет, она никогда не произносила при мне такого имени.

— При мне тоже, — добавил Холдинг.

Карелла кивнул.

И он, и Мейер сгорали от желания поговорить с этим парнишкой — но его еще надо было найти. Где ж он, черт побери? И почему смылся? Карелла не сказал Холдингам, что уже два дня не могут найти этого Хэндлера. Не стоило вселять в них надежды, которые могут оказаться ложными. Полиция не вышла на след убийцы, да и о Скотте не следовало упоминать как о подозреваемом до того, как они хотя бы побеседуют с ним.

Гейл Холдинг начала говорить о странностях человеческой жизни.

— Строишь планы, надеешься на...

Она опустила голову и замолчала.

Карелла ждал. Что-что, а ждать он умел. Иногда ему даже казалось, что вся работа детектива на девяносто процентов состоит из умения ждать и слушать. Оставшиеся десять процентов — удача или везение.

— Я просто вспомнила юность, — объяснила она. — О, это было семь-восемь лет назад, когда я стала фотомоделью.

— Очень хорошей фотомоделью, — вставил Холдинг. Карелла подумал, что она и сейчас еще отменно выглядит — красивое лицо, стройная фигура... Интересно, знает ли она Августу Клинг? Бывшая жена Берта Клинга была манекенщицей. Но он не стал спрашивать.

— Года полтора назад, — продолжала она, — я решила снова пойти работать. В позапрошлом сентябре. Сколько времени с тех пор прошло, Питер?

— Шестнадцать месяцев.

— Да, — кивнула она, — шестнадцать месяцев. Я уже решила подписать новый контракт... Вдруг позвонили из агентства, и моя жизнь снова изменилась... Изменилась.

— Из рекламного агентства? — не понял Карелла.

— Нет. Из агентства по усыновлениям, — уточнила она.

Карелла непонимающе смотрел на нее.

— Сьюзен — наша приемная дочь. — У нее на глазах появились слезы.

— Наверное, пора включить свет. — Холдинг встал с дивана.

Он спускался с крыши по пожарной лестнице.

Он знал, что в здании есть служба безопасности, в подъезде все двадцать четыре часа в сутки сидит охранник, да еще есть лифтер — в общем, через главный вход пройти незамеченным шансов не было. Что ж, немного гимнастики не повредит. Подняться в лифте на последний этаж дома, соединяющегося с тем, который тебе нужен, — после полуночи секьюрити здесь отдыхают, — взломать замок в двери, ведущей на крышу, пересечь ее, перепрыгнуть через парапет — и вот ты уже там, где нужно, — дом 967, Гровер-авеню.

Вниз по пожарной лестнице.

Мимо освещенных окон, где можно увидеть людей, которые все еще справляют Новый год. Веселитесь, ребята! Он замирал возле каждого такого окна, выжидая момент, чтобы скользнуть вниз, плотно прижимаясь к лестнице.

В доме восемнадцать этажей, и до того, который ему нужен, еще далеко.

Четвертый этаж.

Он открыл окно.

Вторая спальня, она же детская комната.

Он знал это.

В комнате темно, только узкая полоса света падает через приоткрытую дверь, ведущую куда-то дальше в квартиру. Он слышал посапывание ребенка в кроватке. Два часа ночи. Девочка спит.

Спальня хозяев в другом конце коридора.

Он знал и это.

Посередине, разделяя спальни, находятся кухня, столовая и гостиная.

Он наклонился над кроваткой.

В следующие несколько секунд все изменилось.

В следующие несколько секунд ребенок закричал.

И в гостиной раздался встревоженный девичий голос.

— Кто там?

Молчание. — Кто там?

Снова молчание.

Вдруг дверь распахнулась. Она стояла в дверях. Стояла в дверях, ведущих в детскую. С ножом в руке.

Он двинулся на нее.

Глава 4

Казалось, Клинг был полностью поглощен процессом уничтожения того, что лежало в его тарелке, и рассказом Кареллы. Об их с Мейером достижениях в расследовании двойного убийства «Холдинг-Флинн». Но на самом деле до него доходили только обрывки этого рассказа. Клинг внимательно следил за беседой Эйлин и Тедди.

Он никогда не видел Эйлин такой разъяренной.

Ее зеленые глаза пылали, руки летали над столом в такт словам.

Тедди, склонив голову так, что черные волосы закрывали одну щеку, слушала, следя широко раскрытыми карими глазами за губами Эйлин.

— ...найти этого парнишку — Хэндлера, — говорил Карелла. — Тогда, может быть, мы сможем...

— ... и вот наконец твой коп возвращается домой, — говорила Эйлин, — и садится в кресло перед телевизором после долгого трудового дня. Весь день он возился с подонками всех мастей, какие только есть у нас в стране. А в новостях показывают тюремный бунт в какой-нибудь колонии, и какая-то комиссия оглашает свои выводы о том, что пища в тюрьме ужасного качества, а в камерах недостаточно телевизоров, тренажеры в спортзале устаревшие, и камеры переполнены... Ты знаешь, что думает твой коп?

Краем глаза Клинг заметил, что Тедди отрицательно покачала головой.

— ...почему он смылся, если ему нечего бояться? — спросил Карелла. — Хотя, с другой стороны...

— ...а коп сидит в кресле и трясет головой, — продолжала Эйлин. — Потому что он-то знает, как очистить улицы от швали, как сделать, чтобы парень, которого он повязал два года назад, не занимался тем же самым дерьмом опять. Он знает точно, что нуж-но, чтобы все мальчишки считали работу в кинотеатре для автоводителей более привлекательной, чем полную приключений жизнь рецидивиста. И между прочим, это вовсе не «Просто Скажи Нет!». Вот дерьмо! Тедди, это же просто дерьмо! «Просто Скажи Нет!». Значит, во всем виновата жертва, разве ты не видишь? Значит, стоит всего лишь сказать «нет!», и тебя на иглу не посадят, и на улице никакая сволочь к тебе приставать не будет...

«Началось», — подумал Клинг.

— И тебя не изнасилуют никогда, и не убьют. Надо только сказать «нет». Немного характера — и тебе никто не сможет причинить зла. Черт, да где же они живут? На Луне? Они думают, что наши улицы — это Диснейленд? Они думают, что, если ты попадешь в беду, надо всего лишь вежливо сказать подонку: «Спасибо, нет, я этого не хочу, до свиданья». И все? Говорю тебе, Тедди, кто-то должен сделать реверанс и вежливо сказать: «Простите, вы несете чушь, и ваш девиз — это не то, что нужно».

Тедди Карелла слушала ее, широко раскрыв глаза.

Она все понимала.

Понимала, что Эйлин говорит сейчас о том, как изнасиловали ее. О том случае, когда она сказала «да». Потому что если бы она сказала «нет», было бы еще хуже.

— Каждый коп в городе знает, как очистить улицы от преступников, — сказала Эйлин, помолчав. — Ты знаешь, как?

Сейчас она обращалась к Карелле.

Он повернулся к ней, держа вилку на весу.

— Сделать срок непосильно тяжелым, — сама себе ответила Эйлин, — сделать весь срок страшным. Сделать его таким, чтобы подонок тупел и падал от изнеможения. Чтобы это время было вычеркнуто из жизни. Чтобы весь срок он носил стокилограммовый камень из точки А в точку в и обратно в точку А, всю дорогу, день за днем и без условного тебе освобождения!

— Как без условного освобождения? — удивленно поднял брови Карелла.

— Вот так! — отрезала Эйлин. — Ты схватил срок и ты его отбудешь! Ах, тяжело? Паршиво? Но ты хотел этого? Ты это получил. А мы здесь не для того, чтобы обучать тебя престижной специальности. О ней надо позаботиться до того, как тебя повязали. Мы здесь, чтобы ты понял: не стоит делать то, что ты делал. Если бы ты не сделал что-то мерзкое, ты бы сюда не попал, а раз попал, мы будем обращаться с тобой, как с дикарем. — Я не уверен, что это...

Но Эйлин уже развела пары. Она оборвала Кареллу на полуслове:

— Хочешь выйти отсюда и опять заняться тем же, чем занимался раньше? Прекрасно! Давай, продолжай! Но не попадайся нам еще раз. Потому что если мы возьмем тебя еще раз за то же самое преступление или за другое, что бы ты ни натворил, следующий срок для тебя будет хуже, чем первый. Ты выйдешь из зоны и расскажешь этим придуркам — твоим дружкам — что не стоит делать тех вещей, которые они делают. Потому что в нашей стране в тюрьмах нет ничего хорошего, ничего веселого. В тюрьме тебя, парень, ждет жуткая, каторжная жизнь. Ты будешь таскать взад-вперед пятитонную скалу весь день, а кормить тебя будут тем, что ты бы не дал и собаке, и не будет никаких телевизоров, никакого радио, и спортзала подкачаться тебе тоже не будет, и письма писать, и домой звонить ты не сможешь. А все, что тебе можно делать — это таскать эту чертову скалу туда-сюда, и жрать гнилую пишу, и спать в камере на нарах без матраса рядом с парашей без крышки. И тогда, может быть, однажды до тебя дойдет. До всех вас дойдет.