Трагедия в трех актах - Агата Кристи

– И подолгу он бывал в Йоркшире?

– Да, у него там большой санаторий.., или частная лечебница, как угодно. Он купил и восстановил старинное поместье Мэлфорт-Эбби и на его территории построил санаторий.

– Понятно.

Мистер Саттертуэйт немного помолчал.

– Интересно, кто еще был в числе приглашенных? – сказал он.

Сэр Чарлз предположил, что это легко можно узнать из газет, и они вдвоем принялись просматривать разделы светской хроники.

– Ага, вот оно, – сказал сэр Чарлз и стал читать вслух:

«Сэр Бартоломью Стрендж, как обычно, в день начала ежегодных скачек „Сент-Леджер“ приглашает друзей погостить в его загородном доме в Йоркшире. Среди приглашенных лорд и леди Идеи, леди Мэри Лигптон Гор, сэр Джослин и леди Кемпбелл, капитан Дейкерс и миссис Дейкерс, мисс Анджела Сатклифф, известная актриса».

Сэр Чарлз и мистер Саттертуэйт посмотрели друг на друга.

– Дейкерсы, Анджела Сатклифф, – сказал сэр Чарлз, – но ни слова об Оливере Мендерсе.

– Давайте посмотрим сегодняшнюю «Континентал дейли мейл», – предложил мистер Саттертуэйт. – Может быть, там что-нибудь есть?

Сэр Чарлз стал не спеша перелистывать газету, и вдруг он весь напрягся.

– Господи! Вы только послушайте, Саттертуэйт.

«В ходе расследования по делу покойного сэра Бартоломью Стренджа сегодня подтвердился вердикт, гласящий, что смерть наступила вследствие отравления никотином. Сведениями о том, кем и каким образом был использован этот яд, следствие не располагает».

Сэр Чарлз нахмурился.

– Отравлен никотином. Звучит не очень убедительно – как-то не верится, что от никотина может случиться удар. Ничего не понимаю.

– И что же вы намерены делать?

– Что делать? Заказать на сегодняшний же вечер место в спальном вагоне «Голубого экспресса».

– Отлично, – сказал мистер Саттертуэйт. – Вероятно, и я поступлю точно так же.

– И вы? – удивился сэр Чарлз.

– Именно. Такие происшествия как раз по моей части, – скромно ответил мистер Саттертуэйт. – Я.., э-э.., у меня есть некоторый опыт. К тому же я хорошо знаю полковника Джонсона, начальника тамошней полиции. Такое знакомство нам пригодится.

– Спасибо, старина, – с чувством сказал сэр Чарлз. – Итак, иду в железнодорожную контору.

«А девица-то не промах, – подумал мистер Саттертуэйт. – Своего добилась. Заставила-таки сэра Чарлза вернуться. Знать бы еще, что в ее письме правда, а что она присочинила. Мисс Литтон Гор обожает приключения, это бесспорно».

Пока сэр Чарлз добывал билеты, мистер Саттертуэйт прогуливался по парку, не без приятности для себя размышляя о мисс Литтон Гор. Ее находчивость и напористость восхищали его, заставляя умолкнуть слабенький голос викторианской нравственности, осуждающей тех представительниц прекрасного пола, которые в сердечных делах осмеливаются поступать слишком решительно, отнимая эту возможность у сильной половины рода человеческого.

Мистер Саттертуэйт, как уже упоминалось, отличался редкой наблюдательностью. Внезапно он прервал свои размышления о женском поле вообще и о мисс Литтон Гор в частности, воскликнув про себя: «Ну и голова, ни дать ни взять – яйцо! Где-то я уже ее видел… Но где?»

Обладатель головы столь редкостной формы сидел на скамье, задумчиво глядя в пространство. Это был коротенький человечек с большущими усами, которые до смешного не вязались с его ростом.

Невдалеке, недовольно хмурясь и переминаясь с ноги на ногу, стояла маленькая английская девочка. Время от времени она в задумчивости принималась пинать носком туфельки бордюр, окаймляющий клумбу с лобелией[4].

– Ну, что ты делаешь, дорогая! Перестань, пожалуйста, – рассеянно сказала ей мать и снова погрузилась в модный журнал.

– А что мне еще делать? – буркнула малышка. Низенький человечек обернулся к девочке, и тут мистер Саттертуэйт узнал его.

– Мосье Пуаро, – сказал он. – Какая приятная неожиданность!

Мосье Пуаро поднялся со скамьи и отвесил изысканно-вежливый поклон:

– Enchante, monsieur.[5]

Обменявшись рукопожатием, оба джентльмена уселись рядом.

– Такое впечатление, что все съехались в Монте-Карло. Полчаса назад я встретил тут сэра Чарлза Картрайта, а теперь вот вас.

– Разве сэр Чарлз тоже здесь?

– Да, занимается парусным спортом. Вы слышали, что он навсегда расстался с Лумаутом?

– Нет, не слышал и, признаться, очень удивлен.

– А я нет. Видите ли, Картрайт не из тех, кто способен навсегда удалиться от света.

– Да-да, в этом-то я целиком с вами согласен. Меня удивляет другое. Ведь, кажется, у сэра Чарлза есть особая – и надо сказать, обворожительная! – причина, удерживающая его в Лумауте, а? Разве я не прав? Эта забавная девчушка, которую все зовут Мими?

Глаза Пуаро лукаво поблескивали.

– О, значит, вы тоже это заметили?

– Разумеется. У меня безошибочный нюх, впрочем, у вас, кажется, тоже. Ax, lajeunesse![6] Она так трогательна!

Он вздохнул.

– Да-а, насчет причины вы попали в самую точку, – сказал мистер Саттертуэйт. – Однако именно поэтому-то сэр Чарлз и бежал из Лумаута.

– Бежал от мадемуазель Литтон Гор? Но ведь он ее обожает, это ясно как день. Зачем же бежать?

– Ах, мосье Пуаро, вам этого не понять. Чисто национальные комплексы, свойственные только нам, англосаксам.

Однако мосье Пуаро продолжал развивать свою мысль.

– Конечно, – сказал он, – это лучший способ достичь своей цели. Стоит только бежать от женщины, как она тут же бросится вдогонку за вами. Безусловно, сэр Чарлз, столь опытный в сердечных делах, хорошо это знает.

Рассуждения мосье Пуаро позабавили мистера Саттертуэйта.

– Признаться, у меня на этот счет иное мнение, – сказал он. – А что привело сюда вас? Вы на отдыхе?

– Да, теперь это мое обычное времяпрепровождение. Видите ли, я весьма преуспел в своей профессии. Нажил изрядное состояние. Ушел в отставку. Теперь вот путешествую, смотрю на мир.

– Превосходно! N'est се pas?[7]

– Ма-мо-чка, – капризно затянула девочка, – ну чем мне заняться, скажи?

– Моя дорогая, – с упреком обратилась к ней мать, – разве тебе здесь не нравится? Посмотри, какое теплое солнышко!

– Но мне здесь нечем заняться!

– Побегай, поиграй. Ступай посмотри на море.

– Maman, – сказала вдруг невесть откуда взявшаяся девочка-француженка. – Joue avec moi![8]

– Amusetoi avec ta balle, Marcelle![9], – досадливо поморщилась maman, подымая глаза от книги.

С унылым видом малышка послушно принялась стучать мячом о землю.

– Jema'muse[10], – вздохнул Эркюль Пуаро с грустью. И как бы в ответ на мысль, которую он прочел во взгляде мистера Саттертуэйта, проговорил:

– И все же… Ну, вы меня понимаете…

Наступило неловкое молчание.

– Видите ли, – снова заговорил Пуаро. – Детство у меня прошло в бедности. Семья была большая, и нам пришлось самим выбиваться в люди. Я пошел работать в полицию, трудился в поте лица. И постепенно поднимался по служебной лестнице. Мое имя стало известным в профессиональных кругах, сначала на родине, в Бельгии, а потом и в других странах. Потом я вышел в отставку. А вскоре после этого началась война.[11] Я был ранен. Больной и измученный, я приехал в Англию и нашел здесь приют у одной добросердечной леди. И вдруг она умирает.., насильственной смертью – ее отравили. Eh bien, тут уж я сделал все, на что был способен. Заставил поработать свои серые клеточки. И нашел убийцу. Тогда я понял, что для меня еще не все потеряно. В самом деле, я никогда прежде не чувствовал себя столь уверенно. Так началась моя новая деятельность в качестве частного сыщика. Сколько захватывающих, загадочных, головоломных дел я распутал! Ах, мистер Саттертуэйт, что это была за жизнь! Какая удивительная вещь людская психология! Вскоре я стал весьма состоятельным человеком. И вот в один прекрасный день я понял, что могу осуществить все свои мечты – денег у меня хватит.

Пуаро положил руку на колено мистера Саттертуэйта.

– Друг мой, – с чувством продолжал Пуаро, подавшись к собеседнику, – бойтесь того дня, когда ваши мечты сбудутся. Посмотрите на эту малышку. Как она мечтала о загранице.., казалось, что все будет таким удивительным, таким необыкновенным. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – сказал мистер Саттертуэйт. – Вы не радуетесь жизни.

– Совершенно верно, – кивнул Пуаро и, глядя на своего собеседника, подумал про себя: «До чего же он похож на доброго гнома!»

И впрямь, на маленьком сморщенном личике мистера Саттертуэйта выражалось живое сочувствие, глаза щурились в добродушно-лукавой улыбке. «Сказать? Или все-таки промолчать?» – прикидывал он.

Потом подчеркнуто неторопливо он развернул газету, которую все еще держал в руках.

– Вы уже видели это, мосье Пуаро? – сказал он, указывая на сообщение о смерти сэра Бартоломью.