Серая мышка для босса - Саша Кей

В дверь звонят настолько быстро, что во мне поднимает голову надежда, что ТСЖ все-таки озаботилось починкой лифта. Уже мечтая, как я вручаю флешку и отправляюсь опять на боковую, распахиваю дверь и впадаю в ступор, обнаружив за ней Раевского собственной темноволосой персоной. Да что там говорить! Я в натуральном шоке!

Вообще-то я думала, что он так и родился сразу в костюме. Ни в чем другом до сегодняшнего утра представить его не могла, но сейчас от вчерашнего прикида на нем только часы. Мощную рельефную грудь обтягивает белая футболка. Очень впечатляет. Но еще больше меня подкашивают джинсы. Они сидят на нем как на моделях в мужских журналах. И несомненно демонстрируют товар… э… «лицом». Я бесшумно сглатываю. Впечатление, произведенное Раевским, сокрушительно. Он бодр, свеж и вовсе не выглядит запыхавшимся.

– А что? Лифт уже починили? – ляпаю я, таращась на него во все глаза.

Раевский молча шагает внутрь квартиры. Да уж, такие люди не привыкли топтаться на пороге. Только вот я не успеваю отпрянуть и утыкаюсь носом ему в солнечное сплетение. Вдыхаю умопомрачительную смесь аромата парфюма, средства для бритья и нагретой кожи. В голове всплывает дурацкая мысль: «Теперь я знаю, как бизнесмены пахнут и по утрам. Можно ли законсервировать этот запах?»

Я пячусь назад, чтобы не прижиматься к нему так сильно.

– Нет, – слышу я.

Паникую. Я опять, что ли, вслух думаю? Но развернутый ответ Раевского возвращает мне спокойствие.

– Лифт не работает.

Тем временем Раевский откровенно меня разглядывает. Его взор скользит по мне сверху вниз. Он задерживается сначала на линии груди, где пижама излишне подчеркивает отсутствие на мне бюстгальтера, потом на выглядывающем из-под нижнего края топа пупке и, наконец, на не слишком длинных шелковых шортиках.

Это, что, месть за то, что я так беспардонно на него уставилась, когда он зашел? И какого черта я хотя бы халат не напялила?

– Вот, – протягиваю ему токен. – Что ж вы сами, Егор Кириллович? Могли водителя прислать…

– Так это вы для Николая Ивановича так нарядились? – подкалывает меня он. Лицо сохраняет серьезность, но глаза смеются.

Я вспыхиваю:

– Нет.

– Значит, для таинственного баритона, – делает вывод Раевский. – А вы не очень сообразительны по утрам, Елизавета Валерьевна. Может, стоит выпить кофе?

– Нет-нет. Я еще посплю.

Бровь Раевского приподнимается. Он смотрит на меня, словно чего-то ждет. Но так ничего и не дожидается, потому что я не понимаю, чего еще ему от меня надо.

– А почему вы собственно забрали токен? – наконец спрашивает он меня.

Мой неповоротливый мозг наконец соображает, что это проверка на профпригодность. Вот оно что.

– Токен запрещено оставлять вне сейфа, согласно политике безопасности, он может оставаться только на руках. А доступа к вашему сейфу у меня не было, - тараторю я. – Я же понимаю, как важно не скомпрометировать подпись.

– Как замечательно, что вы такой «понимающий» сотрудник, – с непонятной мне иронией вздыхает Раевский. – Что ж. Всего доброго.

Он толкает дверь плечом и покидает мою прихожую, и я начинаю понимать, как много места Раевский занимал. Ловлю себя на том, что неосознанно вбираю в себя его ускользающий запах. Выдыхаю, только когда стихает звук его шагов на лестнице. Заперев дверь, я обессилено прислоняюсь к ней спиной. Пятиминутный разговор полностью выбивает у меня почву из-под ног. С ума сойти! В моей прихожей стоял Раевский! Сам. Добровольно. На работе нельзя рассказывать, сожрут. Эти мысли толкаются у меня в голове, как я ни пытаюсь призвать их к порядку.

Я бреду в комнату. Перед глазами всплывает картина, как он осматривает меня, и внизу живота становится горячо и тяжело. Следом воскресают воспоминания о сегодняшнем сне, в котором я вела себя вовсе не как монашка. Внешность партнера уже выветрилась из памяти, но смутный образ кого-то порочного еще маячит на границе сознания. Кажется, мне пора налаживать личную жизнь.

И нет. Я не буду вспоминать, как, глядя Раевскому вслед, пялилась на его задницу в джинсах. Иначе умру от стыда.

И тут меня осеняет новая мысль. Догадка, которая должна была постучаться в мой разум десятью минутами раньше.

Ох ты епть, Лиза! Раевский напрашивался на кофе! А, может, и не только на кофе…