Переписка А. П. Чехова и А. С. Суворина - Алексей Суворин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Вы едете? С каким удовольствием я поехал бы теперь куда-нибудь в Биарриц, где играет музыка и где много женщин. Если бы не художник, то, право, я поехал бы Вам вдогонку. Деньги нашлись бы. Даю слово, что в будущем году, коли останусь жив и здрав, непременно побываю в Европе. Содрать бы мне только с дирекции тысячи три да кончить роман3.
В Вашем книжном шкафу на Сумском вокзале нет ни "Сумерек", ни "Рассказов", и давно уже не было4. А в Сумах между тем я модный литератор -- живу близко. Если б Михаил Алексеевич прислал полсотни, то все бы продано было.
По ночам ужасно воют собаки и не дают спать. Мой "Леший" вытанцовывается.
Анне Ивановне, Насте и Боре мой сердечный привет. В эту ночь мне снилась m-lle Эмили. Почему? Не знаю.
Будьте счастливы и не забывайте меня и своих святых молитвах5.
Ваш Акакий Тарантулов6.
Письма, т. 2, с. 348--350; Акад., т. 3, No 647.
1 Оболенский, хозяин имения в Тульской губ., где лотом 1888 г, жил Суворин, должен был переправить в Сумы лодки. Стивой Оболенский назван в шутку, по созвучию с фамилией героя Толстого Стивой Облонским в "Анне Карениной".
2 Н. П. Чехов.
3 О своей работе над романом Чехов писал Суворину раньше, 11 марта 1889 г.: "Начал его, т. е. роман, сначала, сильно исправив и сократив то, что уже было написано. Очертил ужо ясно девять физиономий. Какая интрига! Назвал я его так: "Рассказы из жизни моих друзей", я пишу его в форме отдельных законченных рассказов, тесно связанных между собою общностью интриги, идеи и действующих лиц. У каждого рассказа особое заглавие. Не думайте, что роман будет состоять из клочьев. Нет, он будет настоящий роман, целое тело, где каждое лицо будет органически необходимо".
4 Суворин пользовался монопольным правом продажи своих изданий на железных дорогах.
5 Перефразировка слов Гамлета в трагедии В. Шекспира (Д. 3, сц. 1).
6 В апреле 1889 г. в "Новом времени" был опубликован фельетон Чехова "Вынужденное заявление... Скоропостижная конская смерть, или Великодушие русского народа", где высмеивалась деятельность Общества русских драматических писателей. Акакий Тарантулов -- вымышленный автор сцепки, входящей в этот фельетон.
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
7 мая 1889 г. Сумы
7 май.
Я прочел "Ученика" Бурже в Вашем изложении и в русском переводе ("Северный вестник")1. Дело мне представляется в таком виде. Бурже талантливый, очень умный и образованный человек. Он так полно знаком с методом естественных наук и так его прочувствовал, как будто хорошо учился на естественном или медицинском факультете. Он не чужой в той области, где берется хозяйничать,-- заслуга, которой не знают русские писатели, ни новые, ни старые. Что же касается книжной, ученой психологии, то он ее так же плохо знает, как лучшие из психологов. Знать ее все равно что не знать, так как она не наука, а фикция, почто вроде алхимии, которую пора уже сдать в архив. Поэтому говорить о Бурже как о хорошем или плохом психологе я не стану. Роман интересен. Прочел я его и понял, почему он так занял Вас. Умно, интересно, местами остроумно, отчасти фантастично... Если говорить о его недостатках, то главный из них -- это претенциозный поход против материалистического направления2. Подобных походов я, простите, не понимаю. Они никогда ничем не оканчиваются и вносят в область мысли только ненужную путаницу. Против кого поход и зачем? Где враг и в чем его опасная сторона? Прежде всего, материалистическое направление -- не школа и не направление в узком газетном смысле; оно не есть нечто случайное, преходящее; оно необходимо и неизбежно и не во власти человека. Все, что живет на земле, материалистично по необходимости. В животных, в дикарях, в московских купцах все высшее, не-животное обусловлено бессознательным инстинктом, все же остальное материалистично в них, и, конечно, не но их воле. Существа высшего порядка, мыслящие люди -- материалисты тоже по необходимости. Они ищут истину в материи, ибо искать ее больше им негде, так как видят, слышат и ощущают они одну только материю. По необходимости они могут искать истину только там, где пригодны их микроскопы, зонды, ножи... Воспретить человеку материалистическое направление равносильно запрещению искать истину. Вне материи нет ни опыта, ни знаний, значит, нет и истины. Быть может, дурно, что г. Сикст, как может показаться, сует свой нос в чужую область, имеет дерзость изучать внутреннего человека, исходя из учения о клеточке? Но чем он виноват, что психические явления поразительно похожи на физические, что не разберешь, где начинаются первые и кончаются вторые? Я думаю, что, когда вскрываешь труп, даже у самого заядлого спиритуалиста необходимо явится вопрос; где тут душа? А если знаешь, как велико сходство между телесными и душевными болезнями, и когда знаешь, что те и другие болезни лечатся одними и теми же лекарствами, поневоле захочешь не отделять душу от тела.
Что касается "психологических опытов", прививок детям пороков и самой фигуры Сикста, то все это донельзя утрировано.
Спиритуалисты -- это не ученое, а почетное звание. Они не нужны как ученые. Во всем же, что они делают и чего добиваются, они такие же материалисты по необходимости, как и сам Сикст. Если, что невозможно, они победят материалистов и сотрут их с лица земли, то этой одной победой они явят себя величайшими материалистами, так как разрушат целый культ, почти религию.
Говорить о вреде и опасности материалистического направления, а тем паче воевать против него, по меньшей мере преждевременно. У нас нет достаточно данных для состава обвинения. Теорий и предположений много, но фактов нет, и вся наша антипатия не идет дальше фантастического жупела. Жупел противен купчихам, а почему? неизвестно. Попы ссылаются на неверие, разврат и проч. Неверия нет. Во что-нибудь да верят, хотя бы и тот же Сикст. Что же касается разврата, то за утонченных развратников, блудников и пьяниц слывут не Сиксты и не Менделеевы, а поэты, аббаты и особы, исправно посещающие посольские церкви.
Одним словом, поход Бурже мне непонятен. Если бы Бурже, идучи в поход, одновременно потрудился указать материалистам на бесплотного бога в небе, и указать так, чтобы его увидели, тогда бы другое дело, я понял бы его экскурсию.
Простите за философию. Еду на почту. Поклон всем Вашим, а Вы будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Письма, т. 2, с. 354--357; Акад., т. 3, No 650.
1 В мае 1889 г. в "Новом времени" (No 4731, 4736, 4737, 4738) печаталась хвалебная статья Суворина о романе Поля Бурже "Ученик" (1889). Перевод романа -- в No 4, 6, 7 и 8 "Северного вестника".
2 Главный тезис Бурже: материализм, атеизм несовместимы с моралью. Спор с Бурже Чехов продолжил и в следующих письмах к Суворину: "Правда, Бурже приделал благополучный конец, но этот банальный конец скоро забывается, и в памяти остаются только Сикст и "опыты", которые убивают сразу сто зайцев: компрометируют в глазах толпы науку, которая, подобно жене Цезаря, не должна быть подозреваема, и третируют с высоты писательского величия совесть, свободу, любовь, честь, нравственность, вселяя в толпу уверенность, что все это, что сдерживает в ней зверя и отличает ее от собаки и что добыто путем вековой борьбы с природою, легко может быть дискредитировано "опытами", если не теперь, то в будущем" (27 декабря 1889 г.).
ЧЕХОВ -- А. С. СУВОРИНУ
9 марта 1890 г. Москва
9 марта. Сорок мучеников к 10000 жаворонков.
Насчет Сахалина ошибаемся мы оба, но Вы, вероятно, больше, чем я. Еду я совершенно уверенный, что моя поездка но даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку: не хватит на это ни знаний, ни времени, ни претензий. Нет у меня планов ни гумбольдтских, ни даже кеннановских1. Я хочу написать хоть 100 -- 200 страниц и этим немножко заплатить своей медицине, перед которой я, как Вам известно, свинья. Быть может, я не сумею ничего написать, но все-таки поездка не теряет для меня синего аромата: читая, глядя по сторонам и слушая, я многое узнаю и выучу. Я еще по ездил, по благодаря тем книжкам, которые прочел теперь по необходимости, я узнал многое такое, что следует знать всякому под страхом 40 плетей и чего я имел невежество не знать раньше. К тому же, полагаю, поездка -- это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать. Пусть поездка моя пустяк, упрямство, блажь, но подумайте и скажите, что я потеряю, если поеду. Время? Деньги? Буду испытывать лишения? Время мое ничего не стоит, денег у меня все равно никогда не бывает, что же касается лишений, то на лошадях я буду ехать 25--30 дней, не больше, все же остальное время просижу на палубе парохода или в комнате и буду непрерывно бомбардировать Вас письмами. Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели все-таки за всю поездку не случится таких 2--3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или с горечью? И т. д. и т. д. Так-то, государь мой. Все это неубедительно, по ведь и Вы пишете столь же неубедительно. Например, Вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Будто бы ото верно? Сахалин может быть ненужным и неинтересным только для того общества, которое не ссылает на него тысячи людей и не тратит на него миллионов. После Австралии в прошлом и Каноны Сахалин -- это единственное место, где можно изучать колонизацию из преступников; им заинтересована вся Европа, а нам он не нужен? Не дальше как 25--30 лет назад наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека2, а нам это но нужно, мы не знаем, что это за люди, и только сидим в четырех стенах и жалуемся, что бог дурно создал человека. Сахалин -- это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный. Работавшие около него и на нем решали страшные, ответственные задачи и теперь решают. Жалею, что я не сентиментален, а то я сказал бы, что в места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонение, как турки ездят в Мекку, а моряки и тюрьмоведы должны глядеть, в частности, на Сахалин, как военные на Севастополь. Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждение, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. Теперь вся образованная Европа знает, что виноваты не смотрители, а все мы, по нам до этого дела нет, это неинтересно. Прославленные шестидесятые годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив таким образом самую главную заповедь христианской цивилизации. В наше время для больных делается кое-что, для заключенных же ничего; тюрьмоведение совершенно не интересует наших юристов. Нет, уверяю Вас, Сахалин нужен и интересен, и нужно пожалеть только, что туда еду я, а не кто-нибудь другой, более смыслящий в деле и более способный возбудить интерес в обществе. Я же лично еду за пустяками.