Приятельница мадам Мегрэ - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам это не показалось странным?
— Если бы вы восемнадцать лет содержали такую гостиницу, вам бы уже ничего не казалось странным.
— Вы сами убирали комнату после них?
— Я туда пошла с горничной.
— Вы там ничего не нашли?
— Повсюду валялись окурки. Он курил больше пятидесяти сигарет в день. Американских. И газет было много. Он почти все газеты покупал, какие есть в Париже.
— Иностранных не было?
— Нет. Я об этом подумала.
— Значит, вы были заинтригованы?
— Да всегда интересно.
— Что там еще было?
— Дрянь всякая, как обычно, — сломанная расческа, рваное белье.
— С вензелями?
— Нет. Детское белье.
— Дорогое?
— Да, довольно дорогое. Более дорогое, чем я привыкла здесь видеть.
— Я еще зайду к вам.
— Зачем?
— Затем, что какие-нибудь подробности, которые сейчас вам в голову не приходят, вы непременно припомните. Вы ведь всегда были в хороших отношениях с полицией? Ребята вам особенно не докучают?
— Я поняла. Но ничего больше не знаю.
— До свидания.
Мегрэ и Лапуэнт стояли на залитой солнцем шумной улице.
— Выпьем по аперитиву? — предложил комиссар.
— Я никогда не пью.
— Оно и лучше. Ты что-нибудь надумал?
Молодой человек понял, что речь идет не о том, что они только что узнали в гостинице.
— Да.
— Ну и?
— Вечером я с ней поговорю.
— Ты знаешь, кто это?
— У меня есть приятель, репортер из той газеты, где сегодня утром появилась заметка, я его вчера не видел.
Впрочем, я никогда не рассказываю ему, что происходит на набережной Орфевр, он из-за этого всегда надо мной подтрунивает.
— Сестра твоя с ним знакома?
— Да. Но я не думал, что они встречаются. Если я скажу об этом отцу, он заставит ее вернуться в Мелан.
— Как зовут твоего репортера?
— Бизар. Антуан Бизар. Он тоже в Париже один. Его семья живет в Коррезе. Он на два года моложе меня, но уже печатается.
— Ты с сестрой вместе обедаешь?
— Когда как. Если я свободен и оказываюсь недалеко от улицы Бак, обедаю с ней в молочной, возле ее работы.
— Сходи туда сегодня. И расскажи обо всем, что мы с тобой узнали.
— Я должен это сделать?
— Да.
— А если она все расскажет?
— Расскажет обязательно.
— Вы этого хотите?
— Иди. Главное, не ссорься с ней. Не дай понять, что ты что-то заподозрил.
— Но я же не могу позволить ей встречаться с молодым человеком. Отец настоятельно просил меня…
— Иди.
Мегрэ с удовольствием прошелся по улице Нотр-Дам-де-Лоретт и взял такси только у Монмартра, после того как выпил кружку пива в одной из тамошних пивных.
— Набережная Орфевр.
Потом передумал и постучал в стекло водителю:
— Давайте-ка проедем через улицу Тюренн.
Дверь мастерской Стёвельса была закрыта; Фернанда, вероятно, как и каждое утро, была на пути в Санте со своими судочками.
— Остановитесь на минутку.
В «Большом Тюренне» оказался Жанвье; завидев комиссара, он только искоса взглянул на него. Что снова понадобилось выяснить бригадиру Люка? Жанвье вел долгий разговор с сапожником и двумя штукатурами в белых куртках, и издали было видно, что пьют они молочного цвета перно.
— Поверните налево. А дальше через площадь Вогезов по улице Бираг.
Таким образом он проехал мимо «Табака Вогезов», где у окна за круглым столиком в одиночестве сидел Альфонси.
— Вы выходите?
— Да. Подождите минуточку.
Он зашел наконец в «Большой Тюренн», чтобы сказать пару слов Жанвье.
— Напротив сидит Альфонси. Ты там сегодня утром журналистов не видел?
— Двоих или троих.
— Ты их знаешь?
— Не всех.
— А ты здесь надолго?
— Да тут ничего серьезного. Если хотите что-нибудь другое мне поручить, я свободен. Я хотел еще раз поговорить с сапожником.
Они отошли довольно далеко от всех и говорили тихо.
— Мне вот что пришло в голову, когда я прочел заметку. Конечно, этот добрый человек много болтает.
Хочет оставаться на виду и ради этого сочинит все что угодно, по мере надобности. И не забудьте, что всякий раз, когда он что-нибудь скажет, ему еще поднесут. И все-таки, поскольку он живет прямо напротив Стёвельса и работает тоже у окна, я его спросил, не приходили ли к переплетчику женщины.
— И что же он ответил?
— Очень немногое. Главное, кого он помнит, это весьма пожилая дама, должно быть очень богатая — она всегда приезжает в лимузине, и шофер в ливрее выносит ее книги; потом он вспомнил, что месяц назад была еще очень элегантная дама в норковом манто. Да, вот еще что! Я хотел знать точно, приходила ли она только один раз. Так нет, ему кажется, что примерно две недели назад он ее опять видел, в голубом костюме и белой шляпке. В тот день, когда была хорошая погода, а в газете писали о каштане на бульваре Сен-Жермен.
— Это легко установить.
— Так я и подумал.
— Значит, она спускалась вниз к переплетчику?
— Нет. Но во всем этом я сильно сомневаюсь. Он прочел заметку, это же ясно, и, вполне возможно, сочиняет, чтобы оставаться в центре внимания. Что мне теперь делать?
— Не спускай глаз с Альфонси. Следи за ним весь день. И составь список всех, с кем он заговорит.
— Он не должен знать, что я слежу за ним?
— Не важно, пусть знает.
— А если он ко мне обратится?
— Ответишь ему.
Мегрэ вышел, запах перно щекотал ему ноздри; такси доставило комиссара на набережную Орфевр, где он застал Люка, обедающего бутербродами. На письменном столе стояли два стакана пива, и комиссар безо всякого стеснения взял один из них.
— Только что звонил Торранс. Почтовая служащая вспомнила, кажется, клиентку в белой шляпке, но утверждать, что именно она давала телеграмму, не берется. У Торранса такое впечатление, что, будь она сто раз уверена, и то не скажет.
— Он возвращается?
— Сегодня ночью будет в Париже.
— Позвони, пожалуйста, таксистам. Нужно разыскать еще одного, а может, и двух шоферов.
Интересно, ушла ли мадам Мегрэ, которой было опять назначено к зубному, пораньше, как и в предыдущие дни, чтобы посидеть на скамейке в Антверпенском сквере?
Мегрэ не пошел обедать на бульвар Ришар-Ленуар.
Бутерброды Люка его соблазнили, и он заказал их в пивной «У дофины» и для себя тоже.
Обычно это было добрым предзнаменованием.
Глава 4
Приключения Фернанды
Юный Лапуэнт с красными глазами и совершенно измятым лицом, как у человека, проспавшего всю ночь на лавке в зале ожидания третьего класса на вокзале, посмотрел на Мегрэ, вошедшего в комнату инспекторов с таким отчаянием во взоре, что комиссар сразу потащил его к себе.
— Весь рассказ о «Приятном отдыхе» — в газете, — мрачно сказал молодой человек.
— Тем лучше! Я был бы разочарован, если бы его там не оказалось.
Значит, Мегрэ нарочно все это проделал и разговаривал с ним уважительно, как со своими «стариками» — с Люка и Торрансом, тоже нарочно.
— Итак, есть люди, о которых мы почти ничего не знаем, даже не уверены, имеют ли они вообще отношение к этому делу. Женщина, мальчик, дородный мужчина и тот, другой, который производит малоприятное впечатление. По-прежнему ли они в Париже? Мы не знаем. Если даже и так, быть может, они уже не вместе. Стоит женщине снять свою белую шляпку, разлучиться с ребенком, и нам ее не узнать. Ты понимаешь меня?
— Да, господин комиссар. Думаю, что да. И все-таки ужасно, что моя сестра опять встречалась вчера с этим парнем.
— Сестрой ты позже займешься. Сейчас ты работаешь со мной. Сегодняшняя статья их напугает. Одно из двух: либо они останутся сидеть там, где они есть, либо будут искать более надежное укрытие. В любом случае наш единственный шанс в том, что они так или иначе себя выдадут.
— Да.
В эту минуту позвонил следователь Доссен, он был крайне удивлен газетной публикацией, и Мегрэ рассказал ему, как обстоят дела.
— Все начеку, господин Доссен. Под контролем вокзалы, аэропорты, предупреждена полиция нравов, дорожная полиция. Судебный эксперт Моэрс по описаниям подбирает фотографии лиц, которые могут нас интересовать. Опрашивают шоферов такси и на случай, если у наших ловкачей есть автомобиль, всех хозяев гаражей.
— Вам кажется, что это имеет отношение к делу Стёвельса?
— Это все же один из следов.
— Я вызвал Стёвельса к одиннадцати. Его адвокат будет присутствовать, как всегда, он не позволяет и двумя словами обменяться со Стёвельсом без него.
— Вы разрешите мне подняться к вам во время допроса?
— Лиотар, конечно, будет протестовать, но вы все равно приходите. Только чтобы не было понятно, что вы знали о допросе.
Забавно, что Мегрэ в глаза не видел этого Лиотара, который стал, судя по прессе, прямо-таки его личным врагом.