Хитрая механика - Владимир Сергеевич Гречанинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот этот неотлаженный механизм и позволил умельцам «Рембыттехники» получить от реализации своей идеи немалый «экономический эффект». Который, к слову, мог бы быть и большим. Ведь сочини они счетик на ремонт лондонского «Биг Бена» — часовщики не глядя подмахнули бы и его!
НОВИЧОК
Пришел к нам в отдел новый сотрудник. Все честь по чести — поздоровался, представился, сел за стол, разложил бумаги и начал работать. Сидит себе и работает. И молчит. Мы тоже молчим, а сами думаем: «Интересно, что за человек этот новенький? Как-то он у нас приживется?»
Первым начал Воробеев, болельщик-профессионал:
— А как, — говорит, — наши-то вчера на семнадцатой минуте, а?! — А сам с новичка глаз не спускает.
А тот достает себе блокнотик и начинает в нем писать что-то. И молчит.
Тогда за дело Сидоренко взялся:
— Я, — говорит, — на прошлой неделе местечко разведал: грибов там — хоть косой коси, — и смотрит.
А новичок включает в сеть настольный калькулятор «Искра» и начинает на нем считать. И молчит.
Делать нечего — выпускаем Комарова.
— Правильно отрегулированный карбюратор, — начинает Комаров, а сам волнуется, — позволяет снизить потребление горючего на 20 процентов. а токсичность выхлопа — аж на все 50!
А новенький достает миллиметровку и начинает на ней график какой-то строить. И молчит.
Не выдержал Комаров, кричит уже:
— И мы таким образом получаем огромную экономию и охраняем от загрязнения окружающую нас среду! — И смотрит: как?
А новичок хоть бы что! Молчит.
Побледнел Комаров, затрясся и выскочил из комнаты. Мы за ним. Стоим, курим. Настроение — хуже некуда.
— И что за человек! — говорит Комаров, а у самого аж руки ходуном ходят. — Ничего-то его не интересует, ничего-то ему не нужно! На экономию ему наплевать, на экологию тоже.
— Природу не любит, это точно, — говорит Сидоренко.
— И за спортсменов наших душа у него не болит, — добавляет Воробеев.
— Да ни за что она у него не болит, — волнуется Комаров.
— Ему и на отдел плевать! Не знаю, как вы, а я с ним не сработаюсь. Это точно!
— И я! — говорит Сидоренко.
— И я! — соглашается Воробеев. И остальные — тоже.
А тут как раз начальник выходит.
— Ну, как вам новенький? — спрашивает. — Сработаетесь?
— Нет! — отвечаем мы. — Не проявил он себя, как-то не видно человека. Думаем, не сработаемся!
Так и вышло.
Мы теперь работаем в других местах.
ТОГДА И ЗВОНИТЕ
— Товарищ Корякин?
— Да, да, это я.
— Это у вас уже неделю нет воды?
— У меня, у меня.
— Ладно, будет у вас вода.
— Ой. спасибо! А скоро?
— Скоро, скоро, слесаря уже вызвали. У вас какая квартира?
— Квартира? Квартира светлая, просторная. Хорошая квартира, только уборка требуется. Без воды разве жизнь?
— Номер, спрашиваю, какой?
— 92. А зачем номер-то, во всем доме воды нет.
— Вот человек. Может, вам вода и не нужна?
— Как не нужна? Очень даже нужна. Посуду помыть, самому…
— Ну, хорошо, хорошо. Будет вода. Сколько вам ее нужно-то?
— Как это сколько?.. Я думаю…
— Думать будем мы. Ладно, два ведра дадим.
— А почему только два?
— Почему, почему. Да потому, что слесарь больше двух никак не донесет. Рук-то у него не десять, а две. Ясно? Какой этаж?
— Что, что?
— Я говорю, этаж у вас какой? Живете где?
— Двенадцатый у меня. На двенадцатом живу.
— А лифт имеется?
— Лифт-то? Лифт-то имеется. Да только не работает он. Так что придется вашему слесарю пешочком.
— Ну, нет. Мы за чужие недостатки отдуваться не собираемся. С ведрами — на двенадцатый этаж! И куда только диспетчер смотрит! Безобразие! Ладно, скорейшей вам починки!
— Стойте, стойте! А когда же будет вода?
— А как лифт пустят, так и принесем. В момент. Мы-то свое дело знаем. Только звякните. Телефон-то пока работает. — И в трубке раздались короткие гудки.
ФАТАЛИСТ
— Загадочная штука эта жизнь, — размышлял Клюев, глядя на бегущие по стеклу дождевые капли. — Моя, например. Ведь родись я всего на месяц раньше, не в сентябре, а в августе — было бы все теперь совсем по-другому.
Тут за спиной Клюева в восьмой раз грянул свадебный марш. Клюев поморщился и не обернулся.
— Да, совсем по-другому. В школу пошел бы на год раньше. Значит, не познакомился бы в девятом с Танечкой и не стал бы поступать с ней в один институт. Пошел бы по призванию. И не провалился бы, а поступил бы с первого захода. И в том, другом институте, который мне никогда не нравился, не встретил бы Любочку. И не нахватал бы из-за нее двоек. И не выгнали бы с третьего курса. И тогда не нужно было бы восстанавливаться и терять еще год. И учился бы прекрасно. Занимался бы научной работой. Оставили бы на кафедре. Дали тему. Стал бы кандидатом. А потом и доктором. И не болтался бы я тогда все эти годы зря. Не уехал бы в то лето на юг. Не встретил бы там эту Катю. И не женился бы на ней никогда. И тогда… и тогда незачем было бы сейчас разводиться, делить книги, мебель, квартиру и стоять в этой бесконечной очереди, — действительно, очередь в комнату, где Мендельсона не играли, ползла куда медленней очереди с Мендельсоном.
За спиной Клюева в девятый раз грянул марш, и он опять не обернулся. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он смотрел на дождь.
СРЕДА, КОТОРАЯ НАС
