Дневник смерти. Фортуна - Ойлин Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, только не начинай рыдать, умоляю тебя, – застонала Нина. – Вечно ты ноешь, боже, как будто заняться нечем. Не хочешь идти – не иди. Вали в комнату и будь там, – зло бросила она и ушла, даже не оглянувшись. Яна стояла как вкопанная, боясь даже дышать. Что такого могли сказать ей девочки или мальчишки, что подруга резко поменяла свое отношение за один час? Может быть, она поняла, что в этой дружбе нет смысла? Но ведь осталось всего ничего, двенадцать дней, а потом они вернутся в город, а там уже не будет никого из лагеря.
Яна задумчиво пожевала губу, чувствуя, как ком возвращается и встает поперек горла. Слезы снова навернулись на глазах, мешая смотреть перед собой. Возможно, кличка «плакса» останется с ней навечно, но девочка мысленно отмахнулась от этого. Ноги сами повели ее в сторону домика, куда мальчикам, по идее, вход был воспрещен. Оставалось только надеяться, что до конца дня они придумают, чем себя занять. Свою кровать Яна могла найти даже с закрытыми глазами: не умея спорить и отстаивать свое мнение, девочка получила самое дальнее место, где даже окна не было.
Присев на самый край постели, Яна провела ладонью по покрывалу. Ей ничего не нравилось в этом лагере: ни кровать, ни еда, ни само место, ни люди вокруг. Все это было настолько чужим, болезненным и далеким, что девочка даже не пыталась полюбить время здесь. Будь рядом мама, может быть, она бы и подсказала, как справиться с этой вселенской несправедливостью. Но ее не было. И отца не было тоже. Не было даже маленького брата, хотя вряд ли он научился говорить за время ее отсутствия.
Возможно, мама и не была в восторге от ее внешнего вида, как казалось Яне, но она всегда знала, какие слова подобрать и что сказать. Умела поддержать, пускай и достаточно своеобразно, с нотками недовольства. Девочка безумно хотела прижаться к маме, обнять ее и тихонько поплакать. Ничего не говоря. Не жалуясь, не высказывая обид, не предъявляя претензий.
Слезы сами текли по щекам, капали на колени и на пол. Грусть и обида захлестнули девочку, поглотили ее целиком, не отпуская. Постепенно тихие всхлипы переросли в более глубокие рыдания, и Яна полностью потеряла контроль над собственными эмоциями. Этот день с самого утра не задался.
Девочка закрыла лицо ладонями, сползая с постели на пол. Холодное деревянное покрытие ее ничуть не смущало. Рыдания душили, вырываясь наружу. Хотелось кричать, разрывая горло от боли, рвать на себе волосы и стучать кулаками по полу. Но вместо этого Яна лишь сильнее сжалась.
– Да она, наверное, в дом забежала!
– Нам нельзя туда…
– Че? Кто сказал?
– Никто ж не узнает, ну!
Девочка вздрогнула. Каждый день эти голоса преследовали ее с утра до вечера. Иной раз даже засыпать было страшно, но отдых был необходим. Поэтому Яна заставляла себя закрывать глаза.
Голоса приближались, скрипнули половицы у входа. Девочка лихорадочно огляделась по сторонам, понимая, что бежать некуда. Окно было плотно закрыто, и все попытки улизнуть через него были бы замечены. А Яне совсем не хотелось повиснуть вверх тормашками на подоконнике, чтобы мальчишки могли посмеяться еще больше.
Когда голоса зазвучали совсем близко, Яна неожиданно вспомнила про свое тайное место. Быстрым движением поправив покрывало, она с трудом залезла под кровать. Под ней широкая доска отодвигалась в сторону, открывая взору глубокую нишу. Возможно, раньше здесь было какое-то хранилище, а может, и убежище. Яна не пыталась выяснить, чтобы у нее не отобрали это место. Забравшись внутрь, она очень осторожно задвинула доску, оставив небольшую щелку, чтобы наблюдать. Приходилось действовать быстро и тихо, а это не так-то просто, когда в спину дышат обидчики. Но у Яны получилось почти бесшумно все сделать. Благо, мальчишки говорили громко и вряд ли слышали скрипы.
Обидчики вошли в комнату девочек и замерли. Яна затаила дыхание, подозревая, что сейчас они пристально разглядывали каждую кровать в поисках выпуклости – не спряталась ли под каким-то одеялом цель. Их ноги маячили из стороны в сторону, из одного угла в другой. Видимо, они искали не только глазами, но и руками: она слышала, как шуршали покрывала, открывались дверцы шкафов. Заметив, как ноги одного начали сгибаться, Яна опустила доску до конца и притихла.
– Ты думаешь, она бы поместилась под кроватью? Идиот!
– Да я на всякий, Серый!
Смех, ворчание, шуршание – все эти звуки смешались воедино. Шаги стали более глухими, отдаленными. Но Яна не двигалась и почти не дышала. Зная коварство Сергея и его друзей, она не рисковала вылезать так быстро. Единственное, на что девочка решилась, – это чуть-чуть приподнять доску. Ноги все еще были видны, но в конце комнаты, у дверей. Мальчишки явно что-то обсуждали, но шепотом. Возможно, ждали, что она вылезет из укрытия.
«Не в этот раз… Я не такая глупая…»
Взгляд Яны упал на дверцы шкафа. Одежда была обрушена с вешалок и небрежной кучей свалена на пол. Даже белые майки, аккуратно сложенные на полочке, теперь валялись в пыли. Но это не сильно волновало девочку: всегда можно было постирать или же упаковать, чтобы мама это сделала дома.
Девочка заметила что-то под самим шкафом. Прижавшись щекой к полу, она попыталась рассмотреть находку. На первый взгляд, это были старые свечи, уже явно не раз использованные. Широкие и темные, они обгорели наполовину. Стекавший по краям воск сделал свечи неровными, превращая их в небольшие вулканы. Чуть в стороне лежало что-то деревянное, но девочка не могла понять, что именно.
Яна готова была поклясться чем угодно, что раньше всего этого под шкафом не было. Хоть она и не заглядывала туда целенаправленно, но уже один раз использовала укрытие. И в прошлый раз никаких свечей там не видела. Возможно, кто-то из девочек спрятал и не сказал? Или вожатые убрали ненужное? Но это были слабые версии, Новикова сама не верила в них.
Переведя взгляд в сторону двери, она заметила, что ног там уже не было. Да и голоса звучали уже вдалеке. Увлеченная находкой, девочка и не заметила, как обидчики ушли. Осторожно выбравшись из ниши, но продолжая лежать на животе частично под кроватью, Яна медленно протянула руку и отодвинула свечи. Деревянное «что-то» оказалось странной статуэткой, не похожей ни на что в лагере. Ни на мифических