Тьма - Вадим Фридрихович Агапов

– И чё городские? – спросил Арсений, уже овладев местным наречием.

– Да ни чё! Взяли одного местного шалопая, сидевшего когда-то по 131-й да за хулиганку. Но он там и рядом не ходил, это я вам точно говорю! – Руслан сжал кулаки. – Потом отпустили, когда третью девчонку убили. Ясно, что он не виноват. По крайней мере, в этих убийствах.

– А ты его хорошо знаешь, Блинова этого? – спросил Арсений.

– Неплохо, – подтвердил Руслан. – Мы же в одном классе учились. Весь из себя такой… любил внимание к себе привлекать. Учился хорошо. Так у нас школа, извиняюсь, сельская… За девчонками бегал. Но лично мне и моим друзьям он не нравился… но это к делу отношения не имеет, не думайте.

– А что имеет? – тут же спросил Арсений. Ему уже надоело сидеть, он жаждал деятельности.

– А то, что у меня есть план. И кем бы он ни был и кто бы его ни защищал, если он убийца – то пусть я сяду, но и его я тоже посажу! – тон Руслана стал жестким, он встал и зашагал по кабинету, как давеча Арсений. – И вы мне в этом поможете. Согласны? – и, не дожидаясь наших ответов, продолжил: – На сегодня все. А вы должны купить себе билеты на его завтрашнее выступление.

– Понятно! – Арсений тоже вскочил. – Папку с информацией я возьму? – и, не давая возможности возразить, заверил: – Не волнуйся, я – сама аккуратность! Надежно, как в твоем столе!

Мы вышли на улицу. Зимний день стоял замечательный! Строганов предложил занести в отель папку с документами, а потом пойти пообедать. Я с радостью согласился. На свежем морозном воздухе голод давал о себе знать.

– Заодно посмотрим на местных уркаганов, – добавил Арсений и, слепив снежок, запустил им в свою машину. Сработала сигнализация.

– О! Смотри-ка ты, я ее починил! – искренне удивился он. – Раньше не работала.

– Может быть, здесь есть еще кафе? Кроме «бардачного»? – Я не видел смысла встречаться с «клиентами» Руслана, как он их называл.

– Даже злые урки, и те боялись Мурки, – пропел Арсений, не обращая внимания на мое предложение. – Надо спрятать папку в номере так, чтобы ее не нашли! Все-таки это секретная информация!

В бар «Дачное» мы поехали на такси. В ответ на мой удивленный вопрос про его собственную машину Строганов сказал, что надо быть ближе к простому народу.

– Нужно общаться с местными, чтобы быть в курсе событий. К тому же можно будет выпить их знаменитого самогона! Поехали, здесь рядом! – и он замахал рукой, привлекая внимание проезжавшего мимо такси со стикером: «Нет быстрее на Руси, чем Василия такси».

Ехать и правда было недалеко, но при этом недешево. Арсений попытался было поторговаться – типа, мы не какие-нибудь городские лохи, – но шофер, искоса взглянув на нас, только хмыкнул.

– На Руслана работаете, – он даже не спрашивал, а утверждал. – Правильно, когда самому не по зубам, надо помощь с города звать! Вы, если чё, звоните мне! Авто всегда к вашим услугам! Круглосуточно!

– А вы что думаете об убийствах? – в открытую поинтересовался у него Арсений.

– А чё тут думать? – философски пожал плечами таксист Василий. – Бабы сами виноваты.

– Это как? – Арсений недобро прищурился.

– Как-как! Не хрен в тачки к мужикам незнакомым садиться! Надо тебе ехать ночью, так возьми такси с надежным водилой! – рассуждал Василий. Он был средних лет, небритый, в потертой кожаной куртке и вязаной шапке. – Но поймать изувера надо, а то и со мной теперь боятся ездить! Кстати, если самогон нужен будет, тоже звоните! Подвезу куда скажете…

– Смотри как интересно! – сказал мне Арсений, когда мы вылезли из машины. – Все всё знают, но молчат. Если что на улице происходит – никто не реагирует. Странная психология, не находишь?

Пятница, 15:30

Бар «Дачное» располагался на первом этаже двухэтажного серого кирпичного дома, как две капли воды похожего на наш отель «Амигос».

– Пороки притупляют разум, пьянство же разрушает его, – я указал на лежащего перед баром пьяного. Свернувшись калачиком на скамейке и не обращая внимания на мороз, он сладко спал.

Наверное, время застыло в стенах этого заведения: в столиках, покрытых клеенками, в блатном шансоне, доносившемся из старых колонок, в барной стойке и в лицах посетителей. Добро пожаловать в 90-е! Всем страдающим ностальгией по тем временам – сюда, в бар «Дачное»! Или, как говорит наш новый знакомый Руслан, бардачное.

Если я разглядывал обстановку с ощущением уныния и тоски, то Строганов вертел головой с явным интересом. Кстати, все присутствующие, а их было человек пятнадцать, тоже смотрели на нас заинтересованно. И мне, честно говоря, взгляды их, как и выражения лиц, совсем не понравились. Так кошки смотрят на мышей или вороны на кошек…

Не успели мы присесть за свободный столик, как к нам подвалил (походка у него такая!) худой, жилистый, неопределенного возраста мужик. Худой у него была даже голова – просто череп, обтянутый кожей. Блеск в глазах и широченные зрачки говорили о его пагубных привычках. Татуированными пальцами он играючи вертел ножом-бабочкой. Он молча встал около нас, после чего закашлялся.

– Э-э, любезный, – Арсений пребывал в самом радужном расположении духа. – Будьте так добры! Принесите нам меню и карту вин.

Тот на мгновение застыл от удивления, даже кашлять перестал.

– Строганов, вряд ли это официант, – негромко сказал я ему. Тоже мне, нашел время изображать джентльмена. – Мы ошиблись адресом, уважаемый! – добавил я громко. – Уже уходим!

Но, видимо, из-за громкой музыки тот меня не услышал. Он, придя в себя, продолжил упражнения с ножом и крайне неприятным, слегка гнусавым голосом сказал:

– Вы, козлики, без приглашения пришли. А ну – за мной, на поклон к Коляну… – и он той же походкой направился в глубь зала.

Первым моим желанием было пнуть Строганова и выбежать на улицу – выход был рядом. Но Арсений то ли не понимал, где мы оказались, и не чувствовал угрозы, то ли решил получить дозу острых ощущений, потому что вскочил с улыбкой от уха до уха, нахлобучил шляпу и пошел вслед за худым. Я, сгорбленный под прицелом десятков глаз, покорно поплелся за ними.

Я понял, почему Колю звали Живодер. Это было не просто прозвище, это была его суть. И дело даже не в том, что он представлял собой двухметровую гору мышц и жира, не в застывшей беззубой ухмылке, а в выражении глаз – точнее, в отсутствии этого выражения, поскольку во взгляде не было ничего: никаких эмоций, чувств или переживаний. Перед нами сидела ошибка природы. Весом в сто пятьдесят килограммов. Я вспомнил Аристотеля: человек-топор, неспособный испытывать эмоции и чувства. Мне стало страшно…

Арсений, продолжая улыбаться, хотел было что-то сказать, но хозяин Тьмы мановением своей ручищи