Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

— Поддержим! — выкрикнула Нинвара. За ней повторила её делегация и другие сенаторы. — Вперёд! Вперёд!

Толпа надвинулась на кафедру. Некоторыми правил страх; Сцевола был уверен, что пара-тройка смертей отобьёт у Силмаеза как минимум с полсотни сторонников. Ему не хотелось убивать всех. Родственники убитых постараются ему отомстить, и чем меньше таких создаст ему проблем — тем лучше для нового мира.

Сенат из совещательного органа превратился в поле сражения. Когда на верхних ступенях завязалась драка, безоружные с виду сенаторы накинулись на ликторов так, что ценой смерти нескольких человек обзавелись их оружием. Сцевола повелел не щадить никого из нападавших. В отношении трусов он не ошибся — некоторые и правда дрогнули, и сгрудились около выхода, моля выпустить их и обещая уехать из Аргелайна, но Сцевола не мог позволить им выйти и позвать городскую когорту на подмогу. Без легионов, без своих наёмников и вооруженных рабов сенаторы — просто обычные смертные, а над смертными верховодит бог!

Амхорийцы напали на ликторов в лоб, справа рванулись сенаторы из Талаты и Кернизара, слева белторцы и скаваллонцы, сзади — гюнры, варварски злые и так же варварски свирепые, с ними шли и степняки-мозиатцы, не боявшиеся фасций. Все делегации накинулись на ликторов, но те успешно отражали атаки; обагрялись белоснежные, как лилии, сенаторские одежды, вытьё и страдания накрывали проклятья. Хаарон улыбался. Сцевола снимал тогу. Жрецы пели. Вознеслись воскурения. Кровь мертвецов будто окрасила дымчатые полосы света в красно-розовые оттенки.

Пособники Нинвары разодрали тоги и вклинились в порядок ликторов. Их кинжалы со змеиной хитростью находили доступ к самым незащищённым местам противника. Несколько голубокожих мерзавцев проникло на кафедру, Сцевола к тому времени остался в одной тунике, ему понадобилась вся быстрота движений, чтобы успевать отражать атаки проворных амхорийцев.

В образовавшуюся брешь влетела и сама Кинази.

— Сбросьте их! За Богов, за Богов! — вдохновлял Хаарон.

Ликторы, заделав брешь двумя людьми, сошли на ступень ниже. Сенаторы отпрянули. Были те, кто оступился, наступив на складки своей же тоги. Сцевола обменивался ударами с амхорийцами. Пали замертво два жреца, до Хаарона не добрались, верховного авгура хранили Боги, как и Сцеволу, танцующего с молниями амхорийских атак. Он поразил одного в пах. Другой женщине отрубил голову. Третьего лишил руки и заставил корчиться в муках. Дым, поглощаемый им, одурманивал и делал его сильнее, Сцевола не заботился о жизни — ведь его жизнь принадлежала Богам.

К нему подступила Нинвара Кинази. На её шее звякнуло ожерелье из костей.

Лезвия схлестнулись. Чужие крики заглушил рокотавший в груди барабан сердца. Меч Сцеволы едва сдерживал натиск её кинжалов. Грязнокровка кружила вокруг него, как оса. Возможно, она бы и победила Сцеволу, но шаровая молния, созданная волхвованием Хаарона, спалила её в пепел и едва не коснулась самого магистра.

«Увы, увы, потеряна Терруда!» — Сцевола отпнул от себя обожженное тело. Число нападающих значительно уменьшилось. Ещё часть трусов бросила затею воспрепятствовать новому властелину. Люди гибли, ликторы уставали, сенаторы не отступали. Квинмарк Фалько — Сцевола ждал от него героических подвигов, свойственных военачальникам — призвал сплотиться вокруг себя. Оружием служило всё, что угодно, включая книги, стилосы, перья, палки для курения, брошенные кинжалы, фасции и мечи. Ликторы тоже оступались, падали, их забивали, у них отбирали оружие.

Дым поднимался к потолку клубами. Им Хаарон отравлял воздух для врагов и очищал его для божьих слуг. Нечестивая удача помогла Фалько окружить и перебить часть ликторов, Силмаезу и нескольким его прихлебателям удалось взобраться на кафедру. Чёрный дым, что плутал в потолке, низвергнулся на головы предателям и безбожникам. Чёрный Лев вышел последним защитником мёртвой эпохи.

— Колдовские фокусы! — произнёс он, тыча в него ликторским гладиусом. — Я думал казнить тебя завтра, когда надену кольцо и квестор осудит твоё безумие, но у меня есть один недостаток: я не умею ждать.

Никто не смел так говорить с ним.

— Преклони колено, Нечестивец, и Мы отправим тебя на остров Инклит, — фальшиво ответил Сцевола. — Ты доживёшь там остаток дней вместе с Фалько и остальными, как подземные боги в Лаэр-Элла.

Силмаез засмеялся. Этот смех так разозлил Сцеволу, что забывший про своё предложение, он рубанул клинком наотмашь. Мир завертелся, бывший консул сделал ему подножку. Боль. Сцевола встал, избегая удара, атаковал сам, был отбит, переступил, надвинулся слева, ударил снизу, мимо, Люциус чуть не схватил его руку, он отклонился, полоснул по горизонтали. Его союзником был дым, нагружавший его силой, он кашлял, но слегка. Мышцы, органы чувств, нервы возымели целью победить Львёнка. Боги говорили с ним образами — ведь дым застилал глаза.

И словно во сне безвидная пелена отдёрнулась, как занавесь театральный сцены. Маски пестрили, улыбались, смеялись и оскаливались. Он был среди них, люди-без-глаз падали, люди-в-масках сражались, играла шкатулка, чьи-то мечты разбивались. Дебют — о, сколь желанен он был — томился по своему протагонисту!

Нечестивец шагнул. Гай отскочил. Лев подходил гордо, как бог. Удар, разворот. Боль. Меч предательски выскользнул из рук, потерявшись во мгле за сценой.

Кафедра — как подиум. Они кружились между проскениями смерти и жизни, обагрёнными кровью лестницами. Как осенний ветер вальсирует с пожухшей листвой. Подшаг. Атака. Уклон. Потерявший клинок, Гай бился голыми руками, наступая, уклоняясь, близясь.

Люди-без-глаз поднимались. Вопли их были аплодисментами. Вошедший в раж Нечестивец ударил Гая по колену тыльной стороной клинка. Гай рванулся. Он и не заметил, как получил очередной удар, прервавший его убогую попытку совладать с противником.

Нечестивец поднял Бьющий-Больно в последнем замахе.

Он не повёл и усом, когда его рука вознесла сталь к небу, а затем с мощью булавы и со скоростью знойного вихря опустила её на череп магистра. В этот момент кто-то толкнул Нечестивца, лезвие отрезало часть уха и соскользнуло по плечу, срезая плоть. Его Светлость прикусил щеку, давя боль болью. Краем глаза он заметил, как падает тело Марка Алессая.

Приглушая обе боли глубокими вдохами, купаясь в воскурениях, как в исцеляющих ваннах, Сцевола сел, опираясь на свободную руку. Другой зажимал ухо. Кровь лилась по его щекам, тёплая, как взгляд Юстинии, и касалась губ, словно её поцелуй.

Нащупав меч, Сцевола вцепился в него. Силмаез, добив Алессая, вернулся к нему. Его Светлость размахивал по сторонам. Противник держал дистанцию, кашляя, словно чахоточный. Почувствовав себя на ногах, магистр отступил к Хаарону. Прилетел чей-то рык. Один гюнр выблёвывал лёгкие. Улучив секунду, Сцевола подобрал тогу. Бросил её на Силмаеза. Враг инстинктивно секанул её гладиусом. Меч завяз в ткани. Подоспевший Сцевола вывернул ему руку. Оружие со звоном ударилось об пол. Лев вскричал от боли, Сцевола — от триумфа. Он толкнул его к пюпитру; пока Силмаез приходил в себя, Гай налетел сзади и вогнал меч ему в спину.

«Отомсти, отомсти!» — вещал голос Хаарона в его голове.

Сцевола вырвал меч. Силмаез развернулся, недоуменно глядя на рану. Проступили черты животного страха. Сцевола ещё раз толкнул его на пюпитр. Полоснул дважды. Вывалились внутренности. Чёрный Лев ахнул. Сцевола отрубил ему руку. Вторую. Рассёк нос и уши. Гадкий мерзавец был уже мёртв — а Сцевола продолжал насмехаться над его телом, жестоко раздаривая удар за ударом, пока от прежнего облика консула Амфиктионии не осталось ничего, что уподобило бы его человеку.

Но даже тогда Сцевола не успокоился. Он бил и бил, пока бездыханное выпотрошенное тело не обратилось в ошмётки. Потом Хаарон развернул его к остаткам сопротивления, что во главе с Квинмарком и квестором Денелоном пробивались через главный выход. Сцевола поднял меч, кровь стекала к сандалиям.

— Да здравствует цезарь Гай из рода Ульпиев, будущий Архикратор! — изрёк верховный авгур громогласно. — Коронованный силой, ведомый правосудием!