Плач серого неба - Максим Михайлов

Будто грязный солнечный зайчик упал сквозь тучи на площадь — Карл бежит к исполинской туше. Не вижу, что он сжимает в руках, но когда Тронутый подбегает ближе к чудовищу, понимаю, что это — боевой гвардейский топор. Сердце подпрыгивает и стремится к безрассудному цвергольду. Куда же ты, идиот!..

Над толпой вдруг вырастает целое огненное облако. Несколько крылатых силуэтов вспыхивают и падают. Наверное, Ларра и ее зонтик.

Где Карл? Отвлекся, и алхимик пропал из виду. Ищу его глазами, но тщетно.

Приближается стр-рекот. Только не это. Краем глаза ловлю стремительное движение и вскидываю камнестрел. Отчаянный взмах — не стреляю, просто пытаюсь заслониться.

Удачно.

Вскользь попадаю по твари, и та, натужно жужжа, падает на мостовую. От волнения путаю образы, и стеклянный купол разлетается в мелкое крошево под ударами множества каменных иголок. Ошалевшая тварь судорожно трясется, пытается подпрыгнуть, но тут чудовище дает новый залп, и случайный снаряд пришпиливает мерзость к земле.

Повезло, пожалуй, только мне — невооруженным взглядом видно, что бойцов в обоих отрядах заметно убыло. Впрочем, и врагам досталось изрядно — в воздухе никого не видно, а клешня чудовища обвисла жалким мочалом.

И тогда магполы и гвардейцы поступают так, как могут действовать, не сговариваясь, лишь очень опытные бойцы. Не сговариваясь, они сливаются в единый строй.

Кровавым росчерком с белым проблеском командирского мундира застыли цвергольды, а за их спинами колеблются неясные синие тени. Но вот две из них отделяются, и несколько мгновений спустя одна уже стоит у горящей часовой башни, а вторая скользит к ограде чьего-то особняка.

В зловещей тишине вдруг оживает Артамаль.

"А если враг сильнее — так объединяйтесь! Зубами и ногтями прорвитесь к свободе! Такая цель оправдает любые средства!"

…Вдох спустя строй в едином порыве бросается на врага.

Но тот совсем не устал.

Чудовище встречает противников низким рыком. Оно расправляет плечи, в миг раздуваясь чуть ли не вдвое, и от основания до головы занимается пламенем — и оно куда ярче предыдущих вспышек. Безудержный вопль — и испепеляющая волна раскатывается во все стороны, опаляет мне волосы и брови…

И вдруг стремительно съеживается. Отступает.

Там, между слугами Порядка и порождением Хаоса замер крохотный черный силуэт.

Тонкие ручонки держат за хвост огненную волну, комкают ее, вбирают в себя, разливают по телу.

— Глупая… — бормочу, сам не понимая, что чувствую — досаду или восхищение.

А фигурка на площади, уже не темная, но вся будто слепленная из ярчайшего огня, разворачивается к чудовищу.

Густой рыжей струей ярость твари возвращается к ней самой!

Не вижу, что стало с Леморой.

А вот чудовище повержено. Чадящее пламя стремительно и жадно пожирает его тело. Но тающий силуэт, истошно вопя, все-таки встает. Плоть черными клочьями падает с него на землю. Бесформенная мешанина деталей корчится на стальном основании, обессилевшие лапы тянутся куда-то… И тут раздается громкое "Добивай!"

И тварь добивают — топорами и магией. Грубо, просто. И продолжают втаптывать остов в землю, пока вдруг не взрывается паровой котел.

…Лицо немилосердно печет. Изо всех сил моргаю, но слез не осталось. Жадно вдыхаю раскаленный воздух, цепляюсь за него крепко сжатыми зубами, тяну себя вверх и все-таки встаю.

Голова кружится, но в целом жив.

В ушах гудит, но гул быстро превращается в голос, от которого сами собой сжимаются кулаки.

"…Предавайте, бейте в спину — и помните, потомки назовут вас героями — ведь вы подарите им свободу. Гоните прочь тюремщиков ваших душ!"

Едва не спотыкаюсь о тело в синем плаще. Этот магпол отбежал к Ратуше, а потом зачем-то побежал сюда. Ведь был у них какой-то план…

Смотрю на площадь. Близ Железнодорожного тупика — дымящаяся гора. Только ли там останки монстра, или все вперемешку?

Не знаю и не хочу знать.

Все закончилось?

А живых-то маловато.

Вот карлики. Двое или трое, что-то не разберу.

Синие? Есть. Тоже парочка. Стоят поодаль, наблюдают за погребальным костром.

Карл. Неторопливо подбредает ко мне, пинает ногами вывороченные из мостовой булыжники. Смотрю на него.

— Ларра? Лемора?

Пожимает плечами.

— Вольная уйти хотела. Говорит, Альбиноса ейного тут нет. И не было, говорит. Но осталась — хочет раненых поискать, да в железках покопаться.

— А девчонка?

— Поди ж пойми. Среди мертвых не нашел, и то хлеб.

— Не волнуешься?

— Волнуюсь, а толку? Сбежала, небось, от магполов. Вона, чего устроила. А они ведь не посмотрят, что…

— Карл! — кричу.

— Чего?

— Артамаль!

Не верю своим глазам. Старик в белом преспокойно выходит из подворотни, качает головой и идет прочь!

Сворачивает за угол…

— Бежим! — орет Карл.

И мы бежим. Туда, где застыла позабытая в гуще боя громада экспериментального паромобиля.

Сегмент на разогрев и завод мотора кажутся целой вечностью.

Мы летим через площадь, и в отдалении слышим рев другого двигателя.

— Наддай! — ору я.

Минуем горстку выживших. Уже вижу, как по едва освещенному Железнодорожному тупику шустро уползает грузная тень. Машина негодяя не уступает размерами изобретению Карла.

Мы подлетаем к дымящейся куче — и тут она оживает! Отчаянным рывком монстр бросается нам наперерез, но, лишенный сил, падает прямо на дорогу.

Стремительно надвигается на нас мертвое женское лицо, растянутое по стеклянному куполу головы, потом удар. Полет.

Тишина.

ЭПИЛОГ,

в котором полтора оборота тянутся довольно долго

Я потер лоб и глубоко затянулся "Лейтенантом". Дым с горьким привкусом вишневых листьев вздулся облаком перед глазами, но мгновение спустя побледнел и рассеялся, растворился в мареве под потолком "Любимицы судеб". До отправления экипажа оставалось около полутора оборотов — достаточно долго, чтобы не лезть за билетом. И достаточно мало, чтобы уже сидеть в трактире и ждать, когда же омнибус унесет меня в сторону Эскапада, где начнется новая жизнь… Впрочем, да простит мне уважаемый читатель, что на этом месте я прерву поток чувств. В прошлый раз, когда я думал о планах, Вимсберг подкинул мне изрядную свинью — но для города это было в порядке вещей.

— Пять лет. Пять сраных лет работы — и все ради единственного мгновения славы, — грустно промолвил Карл.

Цвергольд тоскливо смотрел на тихо чадившую груду железа, в которой все еще можно было различить колеса.

Я молчал. Молчал не только от того, что раскалывалась голова, хотя она и впрямь норовила лопнуть. Я молчал, потому что понимал, что утешить алхимика нечем. Молчал и потому, что в глубине души назрела неожиданная мысль, в которой я, как ни старался, не мог найти изъян.

— По-моему, это вообще несправедливо. Чо гришь, детектив?

— Что? — рассеянно отозвался я.

— Несправедливо, говорю. Эта штука бы всем показала — еще пару раз дернуть ключом, и побежал бы я за патентом на новый двигатель. Так нет же…

— А чертежи? — в мыслях я упорно и тщетно пятился от осмелевшей идеи.

— Остались, да толку-то? Я на одни материалы два года копить буду. Придется весь Вимсберг самогоном залить, — он невесело хохотнул и, пошатываясь, побрел к остову своего детища.

Я глубоко вздохнул.

— Карл.

— Чо? — Тронутый обернулся.

— Я снимаю квартиру на втором этаже. Офис — на первом. А подвал мне достался практически даром. Вывеску подправить нетрудно — ужать буквы, да приписать еще одно имя. Если напишем "Карл", а не "Райнхольм", выйдет не так уж дорого.

— Погоди, детектив, ты к чему клонишь-то?

— Я не клоню, а предлагаю тебе стать партнером, — буркнул я и понял, что звучит это еще страньше, чем думается, но даже когда предложение прозвучало вслух, изъянов в нем так и не нашлось. — Просто, как показала практика, с хорошим алхимиком работать куда сподручнее. Сперва побудешь у меня на жаловании, а потом, если сработаемся, войдешь в долю. Жить можешь в офисе, одна комната все равно лишняя. А работать будешь в подвале. Подкопишь деньжат — снимешь гараж и воскресишь свою… штуку. В Эскападе, кстати, пристроить ее будет куда проще.

— Ото ж как, — пробормотал Карл с непонятным выражением на лице. — Жалование, значит. Эскапад, значит. Эскапад — он у нас большой. А велико ли жалование?

— Ну, если согласишься, это всегда можно обсудить. Скажем, полторы рыбы в неделю тебя устроят?

— Обсудим. От чего ж не обсудить? — цвергольд потер виски, оставив на них жирные грязные пятна, — вот только сперва подумать надо как следует, а не так, чтоб вокруг все пылало и воняло, — он указал на догоравшую площадь. — Ишь ты, как все закрутилось…