Встреча на далеком меридиане - Митчел Уилсон

Валя беспомощно покачала головой.

— Да, верно, но оказалось, что ошибалась-то именно я. До недавнего времени я была совершенно слепа. Ничего не понимала, словно ребенок. Я еще не была по-настоящему женщиной. Ты на меня сердишься?

— Нет, я сам отвечаю за свои поступки, — сказал Ник, вздохнув и медленно покачав головой. — Как мужчина, я понимал его лучше, чем ты, и мне следовало помнить об этом. Я не сержусь, я только очень сожалею.

— О том, что произошло между нами?

Она сказала это спокойно, почти ласково, но ее пристальный взгляд выражал другое.

— Конечно же нет! — ответил Ник быстро. — А ты?

Валя покачала головой.

— Нет, — протянула она, но еще слишком многое осталось недосказанным. Так оно должно было случиться. Должно.

Ник ждал, он угадывал, что Валя недоговаривает что-то очень важное, а сама думает: «Нет, я не сожалею, и все же…» — и не находил, что сказать. Он терялся с Валей. Отношения их стали предельно интимны, но настоящей близости, как и прежде, не было. Они кинулись друг к другу, ничего не, видя, как слепые, полагая, что интуиция и сама жизнь помогут им сблизиться, но они по-прежнему тщетно тянули один к другому жадные, ищущие руки — касания были мимолетны и случайны. Если одному из них вдруг хотелось ухватиться крепче и удержать что-то, всегда оказывалось, что в руках у него пустота. И снова тоска и растерянность, оттого что ожидания непонятно почему опять не оправдались. Ник мог бы убедить себя, что это только потому, что все делается украдкой, и встречи всегда торопливы, и обоих угнетает одна и та же мысль: втайне они знали, что впереди на разных жизненных путях их обоих ждут бури людского осуждения.

Он мог бы найти десятки причин, чтобы обойти основную горькую правду: они остались чужими, как и прежде, хотя оба всем сердцем надеялись, что, когда будут вдвоем, их озарит солнце и растопит все различия между ними. Мало ли людей начинают жизнь вместе с еще меньшими основаниями, чем у них, принимая это немногое за самое лучшее, что может предоставить им судьба. Они чувствовали, что в их отношениях чего-то не хватает, и ждали невозможного — что все недостающее возместит время. Но Ник знал, что не хватает слишком многого и что в настоящей любви это приходит уже с самого начала. Ни привычка совместной жизни, ни упорная воля, ни даже частые уходы в яростное наслаждение страстью, при которых акт любви становится скорее дурманом, нежели завершением, не могут создать те нерасторжимые узы и гармонию, которых не было с самого начала.

Ник старался не смотреть в глаза этой правде, уверенный, что она открыта только ему одному. Пусть она останется в нем, это самое меньшее, что он обязан сделать для Вали. Но сейчас, угадав скрытый смысл ее недосказанного «и все же…», он видел, что и Валя поняла: обещания, которыми манит нас жизнь, если их принимать слишком доверчиво, могут жестоко обмануть.

Но сделанного не воротишь. Не мог же он с безмятежным видом отойти от Вали, спокойно заявив: «Я ведь предупреждал тебя». Надо было щадить ее гордость, надо было подумать о ее будущем, и о том, как теперь смотреть в глаза Гончарову, и о предстоящей работе. И почему-то вышло так, что эти проблемы оказались на первом плане, заслонив собой то, зачем он сюда приехал. Как он сможет обрести свое «я» во всей этой неразберихе. Ник решительно не представлял себе.

Перед отъездом из Москвы он сказал Анни: «Я все ближе и ближе к тому, что ищу. И на меньшее я не соглашусь». Оглядываясь назад, он понимал, что никогда в жизни не произносил ничего глупее этих слов. Он видел теперь, что готов примириться и со значительно меньшим.

Ник и Валя работали рядом молча, раненные друг другом, растерянные, погрузившись каждый в свои мысли и в то же время сосредоточив пристальное внимание на деталях работы, которую оставалось довершить. Наконец пришел Геловани и сказал, что Гончаров проснулся и что через пять минут в комнате для семинарских занятий состоится собрание.

— Дайте нам еще десять минут, — сказал Ник. — Тогда у нас все будет совершенно готово.

— Ты можешь идти, — сказала Валя, когда они снова остались одни. — Я сама закончу.

— Нет, — сказал Ник спокойно. — То, что сделано, сделано нами вместе. И пойдем мы тоже вместе.

Он вошел в комнату следом за Валей. Там их уже ждали Гончаров, Геловани и двое студентов, оба с сияющими от восторга глазами, потому что оказались в обществе старших и руководителей. Гончаров был весь поглощен делом, он распорядился с завтрашнего дня приступить к установке аппаратуры на место. Вопрос заключался в том, каким образом распределить три новых прибора. В конце концов решили, что их следует ставить в непосредственной близости к трем прежним и уже действующим, чтобы можно было сверять показания прежних и новых приборов одновременно. Ник указал на обстоятельство, замеченное им в первый же день: быть может, охвачено недостаточное пространство. Гончаров метнул на него короткий взгляд, но тут же подошел к доске и начал вычисления. Рука Гончарова, когда он писал, как будто не дрожала, но мел все время крошился у него в пальцах, он сжимал его слишком крепко.

— Опыт даст нужные результаты, если у нас будут дополнительные испытательные приборы, отдаленные друг от друга на… — говорил он и продолжал быстро исписывать доску, вычисляя расстояние. И вдруг умолк: необходимое расстояние оказалось больше поперечника чаши.

Все молчали, это было крушение. Но восприняли его каждый по-своему. Валя задумчиво покусывала губу и смотрела не отрываясь на роковые цифры, Геловани тихонько посвистывал сквозь стиснутые зубы, потом поймал арифметическую ошибку в расчетах Гончарова, но это дало изменения на какие-нибудь десять процентов.

— Что, если сделать консольную балку и выставить ее за край обрыва? — предложил Ник.

— Нет, это практически невыполнимо. Но мы упустили из виду возможность использовать контейнер по ту сторону южного пика. Если нам доставить туда второй монитор, — добавил он спокойно, — этого будет достаточно. Тогда все в порядке.

— Но как его туда доставить? Снег очень глубокий! — возразил Геловани. — Никакой трактор туда не доберется. Ведь старый прибор доставляли туда по частям, вручную, и делали это в летнее время.

— Я могу пройти туда на лыжах, — предложила Валя, — а все оборудование перетащу на санках.

— Вы? Одной вам никоим образом не справиться, — сказал Гончаров. Потребуется по меньшей мере двое, чтобы по частям все туда переправить и на месте собрать. Кроме того, это слишком большая тяжесть.

— Я могу помочь, — вызвался Ник. — Вдвоем мы справимся.

Гончаров круто повернулся, как будто его ударили. Лицо у него потемнело.

— Ни в коем случае! — сказал он резко. — Абсолютно исключено. Вы недостаточно знакомы с горами. Точно так же, как и Валя, кстати сказать.

— Совершенно очевидно, Митя, что пойти надо нам с тобой, — вмешался Геловани. — Оба мы лучше всех знаем горы, знаем, где стоит контейнер, и мы с тобой…

— Нет, — снова упрямо возразил Гончаров, и Ник тотчас угадал, что у него на уме: если они с Геловани уйдут, Валя и Ник снова останутся вдвоем проверять данные, полученные во время эксперимента. Студентов, разумеется, посылать было нельзя.

— Есть еще один вариант, — сказал Ник Гончарову. — Пойдем мы — вы и я.

Гончаров вскинул на него глаза. Это было бы идеальным выходом, но, подумав, он опять отрицательно замотал головой.

— Почему же нет? — не сдавался Ник.

— Из политических соображений, — ответил Гончаров. — Случись что с вами, не оберешься неприятностей. Ведь вы все-таки гость, постороннее лицо. Я несу за вас ответственность. Вообразите, что с вами стрясется серьезная беда — вы понимаете, какие заголовки появятся в газетах: «Американский физик-атомщик исчез в Советском Союзе!» Поверьте, в настоящее время это было бы весьма некстати.

— Что бы там ни говорила пресса, — возразил Ник хладнокровно, — оба мы с вами отлично знаем, что это наилучшее решение.

— Да, будь обстоятельства иными, — согласился Гончаров. — Но опять-таки разрешите вам напомнить, что мы живем еще не в идеальном обществе. Вы должны понять, как необычен уже тот факт, что вы приехали сюда. В Академии дали согласие на ваш приезд только после весьма долгих раздумий, и, смею вас уверить, в Москве кое у кого дух захватывает при одной мысли, что с вами может произойти что-нибудь неладное. Каждый благополучно прошедший день приносит еще один вздох облегчения.

— Но вы прекрасно знаете, что я не собираюсь исчезать и вообще ничего не случится, — урезонивал его Ник, — или, быть может вы думаете, что вы сами вдруг исчезнете? — спросил он сухо и насмешливо.

— Я? — Гончаров гневно сверкнул на него глазами. — Нет, мой дорогой, я-то уж решительно не исчезну.

— Вот и отлично, — сказал Ник. — Значит, пока я с вами и делаю одно с вами дело, я тоже не исчезну.