Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

Любой бухгалтер знает, что если возникает кредит, то он непременно закрывается дебетом того же самого или совершенно иного счета. С Катькой, в общих чертах, произошло вот что. Она попалась на удочку. Ей ведь раньше было совершенно плевать на все. И это действительно было удобно! Валерий вдруг к ней пришел — плевать, в фирму она его навороченную-раскрученную пришла — плевать. И какая-то мелочь — конвертик со смешной, в принципе, суммой выбил ее из колеи. Дед бил-бил, не добил, баба била-била, не добила, а маленькая мышка вдруг раз! И вдребезги!

И Катя открыла кредит Валерию. Она была отличным бухгалтером, она вспомнила все детали, она просчитала все его слова и поступки. Причем, Валерий бы удивился, если бы узнал, что в этот кредит пошло все приблизительно с двухлетнего Катиного возраста. Кредит рос, но появлялся и дебет. И ни один мужчина не поймет, что за дебет вдруг появился в Катиной душе.

Ей стало не все равно, ей стало не плевать, поэтому горькой отравой в ее душе проснулась детская любовь к Валерию. Она была острой и жалила душу ревностью, она не была уже слепой, поэтому обжигала бедную Катину душу стыдом. Она будила сожаления, воспоминания, обращала внутренний взор в прошлое, поэтому лишала будущего. Несчастливая любовь.

Странно, но этот момент они оба, каждый на свой манер любили друг друга, но ни надежды, ни покоя, ни счастья не дарила такая любовь.

ДЕРЕВНЯ! СЕЛЬПО!

В деревню бабушка с внучкой собирались всегда молча. Каждая знала, что ей сложить в большую пластиковую сумку, которые продавали на рынке челноки. Обе тяжело вздыхали. Но куда деваться-то? Жизнь такая пошла, что поневоле надо держаться вместе. Даже с подонками общества.

Валентина Петровна, в принципе, за Машу была спокойна. Машу в деревне плотно опекал Егорка Кондратьев. До того он был хорошенький, до того умильный! И по тому, как он сосредоточенно помогал своей матери таскать картошку из подполья к машине ее нынешнего хахаля, как хозяйским взглядом присматривал, что бы еще утянуть из продуктов для матери от родной бабки, чувствовалось, что мужика Наина воспитывает неплохого. Да и что эта Машка еще понимает? Какие еще ее годы? Пускай повеселится, отдохнет! На свежем воздухе ребенку все равно надо бывать, а путевки пионерские нынче кусаются. Да и для семейного бюджета было очень полезно бывать на свежем воздухе. Хотя сам деревенский быт в одной колоде с Тереховыми-Кондратьевыми начал неимоверно доставать и саму Валентину Петровну.

Даже Галя немного репой думать стала, когда Валерий от Наины к Катьке ушел. Наивная такая! Прям, сельпо какое-то! Говорит, главное, в бане, когда они втроем барду самогонную ставили: "А чо это теперь будет, а? Зачем это Валерик с Катей так сделали? А я думала, что Катя теперь должна за Сашку выйти!" Прям, так и вылепила! Сельпо! Задолжал ей кто-то! Даже Терехов только крякнул на нее. Ну, чо тут скажешь? Еще ведь столько лет в городе жила! Деревня косая!

Неудобно как-то получилось, конечно. И сердце подсказывало, что добром это не кончится. Ну, какое уж тут может быть добро? Терехов даже тихонько сказал, когда они картошку копали, а Галька мешок поперла на сушку в сарайку: "Не расстраивайся, Валь, держись! У Катьки ведь никого кроме тебя нету!" А как держаться-то, если так иной раз голова болит, так болит! Как о Катьке подумаешь, так и болит. Даже песни не помогали. Да и Терехов с этой перестройкой совсем перестал брать в руки аккордеон.

Какая все-таки Машка умница растет! Вот недавно говорит: "Бабушка! Ты сапоги в целлофановый пакетик складывай. Ты их в газетку не заворачивай. Газетки дядя Терехов все собирает будто бы на растопку, а сам их в бане читает, я видела. Потом он вашу барду после газеток пьет, а вам туда воды подливает!" Какая глазастая! Конечно, расстраивался Терехов от газеток. Жизнь прожил человек, войну прошел, на производстве столько вкалывал… А теперь что получается? Кровь проливал, чтобы какие-то страну разворовывали. Ихнее, мол, все! Они, дескать, нынче самые умные! Да, с другой стороны, пускай так думают. Потом одумываться тяжелее будет. Такая ведь страна получилась, прости Господи, что в карман-то ее не положить.

Да, за Машку можно не переживать, но как еще Катьке бедовать придется… Все думалось, что им с Васей просто не повезло, что раз у них тяжелая жизнь была, то у Кати уж точно лучше будет. Да, видно, всегда она одинаковая, жизнь-то…

— Маш! Ты чего такая?

— Какая?

— Ну, такая… Молчишь все.

— Я рада, что ты, Егор, в норме, силы есть говорить еще чего-то. Как только ты это все терпеть можешь…

— Ты что имеешь в виду?

— Я, братик, ничего не имею в виду. Сестрички наши двоюродные сказали, что у них в гарнизонах тоже все папы и мамы поменялись между собою. Но они, может, к этому привыкли…

— А ты про это… Маш, я свою мать осуждать не могу, она, знаешь, сколько пыталась как-то жизнь наладить? А потом этот Толик стал ей с киоском помогать. Он постоянно из соседнего дома к киоску за сигаретами приходил. Отец как уедет в рейс, дядя Терех с тетей Раей за всем ведь тоже уследить не могут… А мама как чувствовала. Собирается в ночное, в киоск этот долбанный, плачет… А я не могу, когда она плачет. Меня еще с собой брала. А тут Толик этот к ней стал приходить. Уважительный. И на мать смотрел, как отец ни разу не посмотрел! Он только себя видит! Он и тетю Катю тоже не видит! Нет, я на мать обиды не держу, она терпела, сколько могла. И ты на мать не обижайся. Бабка говорит, что она за папкой с соплюшек бегала.

— Я не обижаюсь, мне просто очень ее жалко. Вот почему ей так не везет, а? И зачем она меня родила! Я же чувствую, что теперь ей только мешаю… С бабушкой Валей хорошо, но я так скучаю по маме!

— Ты, Маш, не реви! Не надо! Ну, не плачь, а? У меня папа такой чудак, что это у него ведь не надолго…

— Да уж полгода тянется!

— Тянется, да… Не знаю, прямо, как сказать…

— Ты чего? Говори!

— Короче, у них с твоим настоящим папой бизнес…

— Да я в курсе. Ребята на разведку ходили. Вадик Петров из нашего класса через своего папу-отморозка многое прокачал. Мать жалко.

— Да не переживай, найдет она еще кого-нибудь! Вот моя тоже каждую ночь раньше плакала, а теперь ходит по квартире, песни поет. А у нас сейчас и денег нет, а она все равно веселая. Толик обещал огород продать, у него их два, послать нас с матерью в Анталию.

— А разве твой отец вам не дает денег?

— Он мамке и развод не дает почему-то. А на шмотки мама сама себе зарабатывала.

— Слушай, так он и моей маме денег не дает. Даже зарплату толком не платит. Вадик сказал, сколько в таких фирмах бухгалтера получают…