Удержать мечту. Книга 1 - Барбара Брэдфорд

– Возможно, они раскаялись и жалеют, что строили козни…

– Очень сомневаюсь! – фыркнула Эмма. – Я слишком цинична для того, чтобы допустить мысль, что кто-нибудь из них может раскаяться и измениться. Нет, я уверена, что за этими звонками стоят их жены. Джун и Валери всегда были порядочными женщинами. Понятия не имею, как они все эти годы ухитрялись терпеть моих сыновей. Кит постоянно строит заговоры. Робин плетет интриги. Ну да ладно. – Эмма взяла Дэзи за руку. – Я все собиралась кое о чем спросить тебя, дорогая. Относительно дома… Тебе он точно не нужен?

Пораженная Дэзи удивленно воскликнула:

– Но ты ведь оставляешь дом Саре, разве не так?

– Да. Но завещала я его ей только потому, что при нашем с тобой разговоре об этом в прошлом году ты ясно дала понять, что не заинтересована в нем. А он должен принадлежать либо тебе, либо твоим детям. В конце концов, именно твой отец купил его нам.

– Знаю, и я всегда обожала наш дом. С ним у меня связано столько дорогих воспоминаний… о годах, когда я здесь росла, о папе и о тебе. Какие это были чудесные времена для нас троих. Однако он несколько великоват, и…

Эмма остановила ее, подняв руку.

– Вовсе нет, если рассматривать его как две квартиры, а не как единый дом. Как ты знаешь, таким он спланировал его для меня. Я так хотела соблюсти приличия… – Эмма прервала рассказ и расхохоталась. – Боже, Дэзи, как все изменилось! Теперь люди совершенно спокойно, не скрываясь, живут друг с другом. Однако вернемся к дому. Я подумала, не изменилось ли твое мнение. У тебя теперь появились внуки. Когда-нибудь Филип тоже обязательно женится, и, полагаю, не в таком уж далеком будущем. У него появятся дети; возможно, он даже захочет послать их в школу в Англии, две большие отдельные квартиры под одной крышей могут оказаться очень кстати. Обдумай мое предложение хорошенько. Я всегда могу внести изменения в завещание.

– Но ты и так оставляешь мне очень много… больше, чем мне когда-либо понадобится. Если я приму еще и дом, это будет уже жадностью с моей стороны.

– Что за чушь, Дэзи! По справедливости, он должен принадлежать тебе. Если ты откажешься, тогда я, пожалуй, лучше отпишу его Поле или Филипу.

– А как же Сара?

– Она – не из Макгиллов.

Дэзи задумалась.

– Ладно, я последую твоему совету – обдумаю все хорошенько. И вот еще что, мама. Я знаю, что такая невообразимо богатая женщина, как ты, должна постоянно содержать свои дела в порядке, но, если честно, я терпеть не могу разговоров о твоем завещании. От них у меня кровь стынет в жилах. Я и думать-то не желаю о твоей смерти, не говоря уж о том, чтобы вот эдак безмятежно о ней рассуждать. Такие разговоры меня просто убивают.

Эмма бросила взгляд на Дэзи, но ничего не сказала. Она лишь пожала дочери руку и, откинувшись на спинку стула, продолжала внимательно смотреть на нее.

Дэзи набрала полную грудь воздуха, выдохнула и выдавила из себя слабую улыбку.

– Извини. Я не хотела так резко говорить с тобой. Но мне очень не по душе обсуждать подобную тему именно сегодня. Не забывай, какой сегодня день.

– Понимаю. – Воцарилась тишина, а затем Эмма проговорила тихо-тихо: – Дэзи, дорогая, я ведь была тебе хорошей матерью, правда?

– И ты еще сомневаешься! – воскликнула Дэзи с нежностью. Она широко распахнула свои огромные небесно-голубые глаза, полные любви. – Ты всегда была и остаешься самой замечательной мамой на свете. – Дэзи выдержала вопрошающий взгляд Эммы, и, когда она глядела в морщинистое лицо матери, ее сердце сжалось от невыразимой любви к этой замечательной женщине, родившей ее. Она знала, что суровая манера держаться и вечно строгий вид являлись всего лишь способом защиты, маской, за которой скрывались неизбывные запасы нежности и доброты. Эмма Харт представляла собой сложную, многогранную личность и, вопреки расхожему представлению, очень ранимую и чувствительную.

Волна любви и нежности к матери захлестнула Дэзи.

– Ты у меня совершенно особенная, мамочка. Ты – самый благородный и сердечный человек из всех, кого я когда-либо знала. Мне так повезло, что столько лет ты была рядом со мной. Это – мое счастье.

Эмма почувствовала себя глубоко тронутой.

– Спасибо, Дэзи, за такие чудесные слова. – Она устремила взгляд куда-то вдаль, потом грустно прошептала: – Я плохо воспитала твоих сводных братьев и сестер. Но я не пережила бы мысли, что не справилась и с твоим воспитанием или что я в чем-то тебя подвела и не додала тебе своей любви.

– Ты дала мне все… Нет смысла даже перечислять, чем я тебе обязана. И я не считаю, будто ты плохо воспитала остальных. Ничего подобного. Разве не говорил когда-то мой отец, что каждый из нас – хозяин своей судьбы? Что мы сами отвечаем за то, какими стали? За наши поступки, как хорошие, так и плохие?

– Говорил.

– Тогда верь его словам. Он говорил правду!

– Ну, хорошо, моя милая.

Эмма погрузилась в молчание, обдумывая слова дочери. Она испытывала гордость за нее, за то, какой она стала. При всей ее доброте, мягкости манер и врожденном очаровании, Дэзи обладала несгибаемым, даже порой жестким характером, бесконечной жизнерадостностью и самообладанием. Эмма знала – в случае необходимости ее дочь становилась твердой, как скала, и непоколебимой в своих решениях, что особенно ярко проявлялось в тех случаях, когда дело касалось ее убеждений и принципов. Внешне необыкновенно молодо выглядевшая, Дэзи и в своих взглядах на жизнь оставалась на удивление юной. Она весело и радостно шла по жизни и заражала своим жизнелюбием всех вокруг. Дэзи относилась к тому редкому типу женщин, которые нравятся не только мужчинам, но и другим женщинам. Эмма отлично знала, что многие, а точнее, почти все, не могли не любить ее дочь. Она была настолько полна энергии, настолько чиста и благородна и в то же время настолько твердо стояла на земле, что возвышалась над всеми. Хотя ее сводные братья и сестры испытывали к ней ревность и даже зависть, все же и они оказывались бессильными перед ее человечностью и удивительной искренностью. Именно ее доброта, чистота и чувство справедливости держали их всех в узде и на дистанции. Она была поистине совестью семьи.

– У тебя такой задумчивый вид, мама. Что тебя беспокоит? Расскажи, в чем дело? – Дэзи склонилась поближе к Эмме, внимательно вглядываясь ей в лицо, и легонько дотронулась до ее щеки.

– Так, ерунда, – ответила Эмма, стряхнув с себя оцепенение, и с удовлетворением оглядела туалет дочери. – Пожалуй, мне следует пойти переодеться, раз уж мы собрались на ленч в «Мирабелл».

– Совсем необязательно, мамочка. Не создавай себе дополнительных трудностей.

– Ну ладно, будь по-твоему. А как насчет сегодняшнего вечера? Блэки сказал мне, что он намерен надеть вечерний костюм. Неужели он действительно хочет, чтобы и я нарядилась в нарядное длинное платье? Ведь, в конце концов, нас соберется только восемь человек.