Белоэмигранты на военной службе в Китае - Сергей Балмасов

3 ноября. Мукден. Получил несколько писем от А. А. Кошелева. Он пишет, что они пока оставлены инструкторами у южан в числе 22 офицеров. По другим сведениям, все уже из Тан-Шана уехали и находятся в Тяньцзине. Мрачковский поехал к Тупану в Порт-Артур хлопотать о жаловании за все время, и что якобы русские будут туда направляться, так как затевается что-то новое. Наше будущее держат в секрете. Арестованного зря в Харбине Тонких выпустили, а Тюменцева и Антонова все еще держат. Надо опять надавить, чтобы их выпустили. Удивительна система в Китае, вернее, бессистемность. Толку даже в пустяках добиться чрезвычайно трудно. Наше положение висит в воздухе. Стукнули холода, расходы увеличиваются, а денег нет. Составили рапорт Чжан Сюэляну, но нам сказали, что доступ к нему может быть только через Кудлаенко и только когда он его сам вызывает и что мы уже зачислены на службу с 1 ноября в отряд особого назначения «Ты-у-дуй» и входим в состав 19-й Охранной бригады. Там нас предупредили, что так как мукденская армия сокращается наполовину, то и наш отряд сделают небольшим, около 160 человек, и поэтому всех лишних надо будет уволить. Теперь мы стоим перед разрешением труднейшей задачи – кого уволить.

Пошли на концерт к Ланг-Мюллеру, где все было погано и убого, но мы ожидали тут встретить высокопоставленных лиц из окружения Чжан Сюэляна. Напротив нас сидела компания из советского консульства во главе с консулом СССР. Жид определенный, но достаточно лакированный. Поставили и русскую музыку, но ощущение было очень плохое, лучше бы и не ставили. Выпили и хотели «поговорить» с «советчиками», но консул исчез, и «заряд» пропал даром. Выпили с генералом Чжоу-цзо-хуа, Тупаном 4-й, вновь организованной провинции. К русским он относится хорошо и обещает что-то придумать. Он был лишь с одним мабяном-охранником, в отличие от большинства китайских генералов, и уже поэтому вызывал уважение.

Чжан Сюэлян в молодости застрелил рикшу и ранил одного генерала из-за того, что тот заставил рикшу надевать офицерские погоны. Чжан Сюэлян считал, что генерал этот не был даже штаб-офицером и не может так ездить. Молодой маршал был послан учиться в Японию, но самовольно оттуда вернулся и тайно жил в Мукдене. Чжан Цзолин очень рассердился и приказал сына расстрелять. Потом удалось уговорить назначить суд, который поместил его на 10 лет в тюрьму, где он добросовестно просидел год. Потом за него стал ходатайствовать Го Сунлин и взял его к себе на поруки, определив его рядовым в свою дивизию. Уже командуя в чине майора батальоном, он отличился на войне и стал быстро «расти». Это и объясняет, почему он и сам чуть не попал в эту измену, связанную с Го Сунлином. Пока из русских от южан к нам больше никто не едет.

6 ноября. Пока мы совершенно без штатов и денег. Завтра очередная годовщина нашего российского безумия, но и здесь между нами раскол. Японцы запретили нам выходить с демонстрациями и флагами.

22 ноября. Выяснилось, что на нас штаты есть – на 6 офицеров и 155 солдат. Изумились этому: начальник отряда оказался майором с окладом в 120 долларов. Поехали хлопотать об увеличении штата. Нам обещали это сделать, но до сих пор нет результата. Все грозят уходить. Я боюсь повторения шандунского стиля[913]. Ужасно меня беспокоит то, что я не могу ничего послать домой, что Шура взяла в долг и опять заложила вещи.

30 ноября. Кудлаенко получил должность при Чжан Сюэляне генерала для поручений при начштаба. Не знаю, освобожден ли он от авиации или нет. Если его отстранили от авиации, то это дело неважное. Все эти отвлеченные должности в конце концов сводятся к нулю. Я буду просить Кудлаенко устроить меня куда-нибудь. Я не верю в возрождение нашего отряда. Автомобили нам не дают, делать мне в отряде нечего. Сегодня я не пошел на беседу с солдатами, которую я провожу еженедельно. Жду получения денег, а затем буду действовать.

5 декабря. После подсчета желающих уволиться у нас осталось людей меньше штата. Недоставало 18 человек, но Валентин Степанович сказал китайцам, что все есть. Вышел скандал, так как китайцы об этом узнали, а он боялся сказать правду, так как боялся сокращения штата офицеров.

Уже 6 декабря, а ясности нашего положения и когда будут деньги – никакой. Придется, видимо, скоро все бросить и уходить куда глаза глядят. Мы занимаем неотремонтированные казарму и офицерский дом. Окна наполовину заклеены бумагой, и очень холодно. Двери – не прижимаются, и кругом дует. Отапливаемся железными печами, приобретенными за свой счет. Получаем уголь только на варку пищи, а для отопления покупаем сами. Довольствие получаем только 2 цента на человека в день и муку. Продовольствие поэтому берем в долг. В день на человека тратим 12 центов. За все время для солдат получили только плохонькое ватное обмундирование и старые подстилки и одеяла – 170 комплектов на штатное число. Люди не имеют шуб и теплых шапок. Вести занятия на воздухе невозможно, так как на людях – только летние фуражки и нет перчаток. Хорошо, что вовремя, еще на деньги Чжан Цзучана приобрели сапоги с гимнастерками. Это сделали через Люсилина, который их купил по 5 с лишним долларов через Кочелкова, когда можно было достать их здесь по 2 с небольшим доллара. Хлеба дают по 2 фунта на человека, 2 раза – очень жидкий суп с крошкой мяса. Живем и в холоде, и в голоде. Белья у солдат нет, нет полотенец, мыла. Ничего нет. До сих пор все составляют 2 эскадрона. Я уже задолжал 20 долларов. Мы сами, как и в Шандуне, так и здесь, со всем соглашаемся, и это сказывается. Празднование нашего Академического дня и дня Святого Георгия отложено до лучших дней. Кое-кто из наших хочет ехать в Дайрен к Тупану за деньгами, но вряд ли из этого выйдет что-то путное.

8 декабря. Нам сообщили, что мы назначены в конвой маршала и должны будем отправиться в Харбин, хотя у нас нет теплой одежды. Дали аванс, но Валентин Степанович сказал, что из него надо уплатить деньги за гостиницу, где он жил. Очень мило! Стиль чисто шандунский, при том что из казенных денег нам придется оплачивать разных друзей и знакомых Валентина Степановича, которые здесь останавливались. При этом брались деньги просто на поездки к девочкам. И это при теперешней обстановке! До сих пор мы носим не присвоенные нам погоны. Валентину Степановичу жаль расставаться с генеральскими погонами. Было бы слишком в таком виде приезжать в Харбин. Весь наш отряд совершенно неорганизован. Здесь никто ничего не делает. Люди без присмотра. Если так будет и в Харбине – то мы развалимся. Так и едем в Харбин без теплого обмундирования, но об отправлении ничего не известно. Валентин Степанович ничего для этого не сделал и живет за казенные деньги прекрасно, которые бы могли пойти на отряд. Возмутительно. В нашем городке, как и у китайских частей, казармы не отапливаются, и мы живем в холоде. Видел недавно погрузку китайских солдат. У них теплушек нет совершенно. Перевозят войска в не приспособленных для этого железных вагонах, и это при теперешних холодах! Медицинская помощь у них почти отсутствует. Китай есть Китай, и он долго таким будет, и вряд ли скоро его армия станет сколько-нибудь похожей на регулярные армии других стран. В уборных видел много крови – масса китайцев больна геморроем. Эти уборные расположены от казарм шагах в 300–400, а в грязь до них вообще не доберешься, так как плац – глинистый. Вообще, какие-либо удобства у китайцев совершенно отсутствуют. Валентин Степанович ведет дело только в своих интересах. И как только все не развалится? Поистине некуда деваться людям, вот на этом и идет спекуляция. Так было и в Шандуне, так идет дело и теперь, но не далеко мы уйдем при такой постановке. Когда отдали приказ о переводе в Харбин, я настаивал, чтобы солдатам были оставлены хотя бы одеяла, но китайцы требовали их сдать, а Валентин Степанович с этим согласился, не желая им перечить. А с этими паршивыми одеялами все же можно было лучше перенести дорогу без теплого обмундирования. Вот так у нас отстаивается наше дело. Семенов говорил, что все пройдет нормально, и холода мы не почувствуем, так как большую часть пути будем ехать по железной дороге. Он настоял на том, чтобы мы ехали в дырявых вагонах, говоря, что иначе они уйдут и ничего страшного в дороге не случится, «там тепло».

Погрузка происходила 12 декабря. В вагонах были такие щели, которые было невозможно заткнуть. В одном вагоне сверху было снято 2 доски. Другой имел хороший пролом в стене с окно величиной. Появился китайский интендант, требовал сдать одеяла, которыми чины эскадронов пытались затыкать дыры. А Валентин Степанович, пожелав нам счастливого пути, укатил. Я было ничего не хотел отдавать интенданту, но он сказал, что иначе поезд никуда не поедет, и пришлось подчиниться. Если бы казармы с печками к тому времени нами бы не были оставлены, я отказался бы от этой поездки. Везли нас круговым путем через Цицикар. Жалко было смотреть на солдат, гревшихся около маленьких комнатных печурок в дырявых вагонах при сильных морозах, да еще во время движения. Все сплошь кашляли. Кое-где мы при этом долго стояли. Маленькие печи не могли дать нужного тепла, и было здорово холодно. Выяснилось, что до Цицикара железной дороги нет и километров 10 надо или идти пешком, или ехать на автобусе. Денег у 40 человек на это не было, и они решили идти походным порядком. Погода стояла суровая, при морозе в 15 градусов по Цельсию дул сильный ветер. Савранский, хотя у него были на себя деньги, пошел с эскадроном пешком, чем сразу приобрел у меня симпатию. Пришлось по 1 доллару за арбу нанимать подводы, чтобы вывезти наше имущество. Всего их наняли четыре, но нам их так и не дали. Добравшись до Цицикара, я зашел в уборную и, посмотрев в зеркало, ужаснулся, настолько я был грязный. Первый раз в жизни у меня были синие от грязи уши. Этого даже на фронте в Германскую войну не было. Я помылся ледяной водой и привел себя в относительный порядок. Но вид у меня был неважный: в летней фуражке, в шубе с облезлым верблюжьим воротником. Так мы ехали два дня. Люди вели себя хорошо, и было только несколько человек пьяных. Но все были ужасно одеты и очень грязны, так как в последнем путешествии все сильно измазались грязью в загаженных вагонах и около печек. Какая-то русская дама предложила просто так солдатам деньги и папиросы, видя все это. Это оказалась Ольга Николаевна Степанова, жена инженера. Казалось подозрительным, что угощала она, например, именно солдата Кешку, которому Муфель забыл или не смог купить валенки и шапку. Нас здесь временно разместили в казармах, но с движением в Харбин вышло недоразумение, так как полицейские и военные власти не согласовали этот вопрос. Мы решили, пока думалось это дело, сходить в церковь и помолиться Богу. Но тут пришла Ольга Николаевна и предложила угостить нас пивом, но я все же словчился сходить в церковь. В отправке в Харбин огромную помощь нам оказал местный полицейский надзиратель Сергеев, так что мы пригласили его с нами поужинать.