Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

— Ах, ты тварь! Что тут думать, если никто не хочешь марать руки, то я с удовольствием сделаю это, — Малик выхватил у одного из охранников нож и ринулся к Авроре, но воздух сотрясли три громких выстрела, тело девушки сильно дернулось, а грудь превратилась в месиво из плоти и костей.

Зурви так и застыл не успев занести нож.

Все обернулись и увидели, как в руках Габриэля дымится пистолет. Он стоял выпрямив спину, с бесстрастным видом, после чего положил оружие на стол и снова занял свое место.

— Надеюсь теперь ни у кого не возникнет вопросов относительно моей предвзятости или нежелании действовать?

Легкое нажатие на кнопке интеркома.

— Реймерс пусть здесь уберут. От тел избавься. Господа, думаю, сейчас самое время сделать небольшой перерыв.

Дважды просить не пришлось, члены совета с облегчением покинули кабинет. Который стал местом кровавой во всех смыслах разборки. Габриэль задержался, наблюдая за тем, как выносят тело Понтинга, после чего подошел к Авроре, присел на корточки рядом с ней и взял за запястье.

Ее глаза были приоткрыты, но абсолютно неподвижны, зрачки расширились, что указывало на то, что она без сознания.

Пальцы нащупали нитевидный пульс. Охранники уже вернулись, чтобы убрать второе тело, но торопить хозяина никто не решался.

Прошло больше минуты, с тех пор как венка на запястье отдалась слабым толчком, а Габриэль как-будто ждал, что будет еще один удар пульса. Напольные часы тихо отсчитывали секунды. Еще минута…

Все закончилось.

Осторожно уложив руку на пол, Габриэль отошел в сторону, наблюдая за тем, как тело Авроры упаковывают в пластиковый мешок. Он не позволял себе показывать лишних эмоций, но всегда буквально принуждал сопереживать смерти от своей руки. Аврора не могла не догадаться, что сегодняшний день был для нее последним, а увидев зверрскиубитых Кассандру и Добу, мысль о смерти стала даже желанной.

Но какая утрата!

Внимательно прислушиваясь к чувствам, которые распирали грудь, Габриэль, и не пытался отмахнуться от очевидного — утрата была слишком личной для него.

19 глава

Массивный деревянный чурбан был спрятан за сараем. За многие годы древесина пропиталась куриной кровью, обретая коричнево-красный оттенок. Очередная жертва висела головой вниз, пока когтистые лапки крепко сжимала рука бабы Нюры. В другой руке пожилая женщина держала острый топорик.

Процедура была отточена до совершенства.

Не выпуская лап, птицу следовало уложить на чурбан и хорошенько прицелиться. Как ни странно, но легкая жалость каждый раз проносилась тревожным ветерком, правда, так же быстро исчезала. Пагубное это дело держать ферму с сантиментами наперевес.

На обед была запланирована куриная лапша.

Точное падение острого топорика на шею и пернатая тушка затрепетала в судорогах. Баба Нюра сунула птицу в ведро и отпустила лапки, после чего рубанула топориком по деревянному чурбану, от чего лезвие застрярло, будто повиснув в воздухе. Нужно было еще притащить кипятка, чтобы ошпарить перья.

Рядом радостко скакал Рекс, радуясь, что скоро можно будет поживиться свежей куриной головой.

— Да не скачи, ты, окаянный. Жрешь уже больше Марсюши! Чи глисты у тебя? — недовольно отмахнулась старуха от собаки, на что прозвучало недоуменое скуление.

За воротами послашалось резкое торможение, знакомый гул двигателя и то, как он заглох.

«Васька!» — догадалась Анна Витальевна. Она встревоженно замерла на деревянных порожках крыльца.

Калитка распахнулась и проем заполонила корявая, выработанная фигура Кипотченко. Его лицо обычно отличалось бесстрастным, спокойным выражением, но сейчас, с первого взгляда было понятно, что произошло что-то из ряда вон.

— Ты чего, Вась? Что случилось?

И до того не разговорчивый мужик, отвел глаза и начал переминаться с ноги на ногу.

— Собирайся, Витальна, в город надо съездить по делам. А вот по каким я еще и сам не пойму. Максим Валентинович звонил.

— Ни как новая клиентура подоспела…

Из дома показалась флегматичная морда Марсика.

Огромный пес со вкусом зевнул и словно под гнетом веса собственного тела, рухнул к ногам хозяйки, подставляя под разношенные шлепанцы уши, которые вечно чесались.

— Может быть.

Баба Нюра отпихнула голову пса, получив за это полный укора взгляд, потом сама себе цыкнула и ухватившись за дверной косяк для равновесия, стряхнула обувь и ее пальцы утонули в густой собачьей шерсти.

— Ох, уж мне эти болезные, а я им на что? Аврора говорила всех принимать без отказа, чего ехать? Мне бы куру дощипать, а то Рекс раздербанит.

Василий только пожал плечами.

Марсик требовательно гавкнул, чтобы продлить почесушки, на что хозяйка погрозила пальцем.

— А знаешь, привяжи-ка эту шельму худую и возьми кастрюлю с кипятком на плите, пойди да залей тушку, пока я переоденусь. Чего время тратить?

— Хорошо, Витальна.

Спустя четверть часа. Нива понеслась по сельской гравийке, вздымая клубы пыли. Этим летом засуха занялась с начала июня. Поля, засеянные ячменем уже стояли обглоданные громадинами комбайнов. Единицы стояли неубранными. На серо-коричневой раскаленной земле только и остались большие рулоны скатанной соломы.

Анна Витальевна переоделась в парадное платье, которое ей подарила дочка. Легкий крепдишин, расписанный витками огурчиков дополняла старомодная сумка из кожзама и светлый платок на голове.

Районная больница представляла собой комплекс из шести зданий и считалась самой маленькой по площади. Кроме того, располагалась за пределами города, по территориальной принадлежности за ней закреплялись все жители близлежащих поселков. Василий только притормозил у пропускного пункта.

— В хирургическое, — коротко бросил он охраннику и шлагбаум взлетел вверх.

Несколько поворотов среди однотипных двухэтажных зданий и Нива замерла на стонке главного корпуса самого высокого строения, в восемь этажей.

Анна Витальевна прекрасно знала, что здесь расположены лучшие палаты — платные.

Первый этаж, ленивый голос охраны, что надобно и короткий кивок, который служил своего рода зеленой лампочкой, которая загорается на турникетах. Таких штуковин в районной больнице Чебоксар не водилось отродясь.

Выкрашенные бежевой краской стены лишь посередине контрастировали с красной тонкой линией, которую, кажется, намалевали чтобы пациенты не сошли с ума от однообразия внутреннего убранства. Обычно, доктор Перекатов обитал в своем кабинете, но сегодня Максим Валентинович ожидал своих посетителей в холле седьмого этажа, на котором располагались палаты.

— Вася, спасибо, что так быстро. Идемте! — белый халат мелькнул перед глазами и сгинул в полумраке коридора.

— Погодите, не так быстро, — Анна Витальевна хоть и поднялась на лифте, но чувствовала себя нехорошо из-за духоты. Старенькие кондиционеры были бонусами только в палатах.

— Двенадцатая! — подсказал доктор номер и приоткрыл дверь, опасливая заглядывая внутрь. — Леночка, ну что? Все тихо?

Мужчина судорожно полез в карман, извлек кусок марлевой салфетки, которым промокнул взмокший лоб.

— В сознании, но не знаю, стоит ли пускать посетителей.

— Иди, иди, я тут сам разберусь, — доктор мягко вытащил молодую медсестру, и нетерпеливо махнул рукой Василию и бабе Нюре. — Только выдай, парочку халатов.

— У нас закончились.

— Одноразовые достань, живо! — едким уставшим голосом прошипел Максим Валентинович, теряя терпение.

Леночка выпучила глаза и шмыгнула в подсобку, через секунду выбежав от туда пулей с халатами в руках.

— Едрить вашу за ногу, постойте, я запуталась. Вась, подсоби! Ой, рукав, кажись порвала. Максимушка, я заштопаю, — Анна Витальевна не влезала в больничную одежду от чего окончательно разневрничалась. Причина посещения ее не так беспокоила, как то, что пришлось бросить обезглавленную курицу на произвол судьбы, чтобы носиться с очередным наркошей.