Операция «Оверлорд». Как был открыт второй фронт - Макс Хастингс

После 12 дней боев 8-й корпус продвинулся всего на семь миль, потеряв при этом около 10 000 человек. Не лучше обстояло дело и в корпусах Корлетта и Коллинса. «Таким образом, задуманный мной прорыв и мечта о молниеносном броске к Авраншу потерпели неудачу, — писал Брэдли, — лично у меня вызвав сокрушительное разочарование».[208] Основное американское достижение свелось к срыву контратаки, предпринятой учебной танковой дивизией в направлении на Сен-Жен-де-Дай 11 июля. 9-я и 30-я дивизии отбили ее, при этом потери противника достигли 25 процентов личного состава и боевой техники. Движению и маневру каждой из сторон вновь препятствовали живые изгороди, и американские войска, находясь в обороне, молотили немцев точно так же, как солдаты Хауссера из 7-й немецкой армии в таких же условиях изматывали американцев.

Преодолевая свои собственные трудности, американцы временами забывали о масштабах тягот и потерь, которые они причиняли противнику. Сержант Гельмут Гюнтер из 17-й моторизованной дивизии СС видел, как его рота разведывательного батальона таяла изо дня в день без какой-либо надежды на пополнение: Ханел был сражен пулеметным огнем в первом же бою; Гейнрих, его партнер по шахматам, погиб на дороге к Карантану; Доблер, взявший на себя командование взводом после того, как командир взвода был убит, получил пулю в голову, когда выскочил из окопа, чтобы поднять взвод в контратаку. Все эти старые друзья и многие другие погибли. «Я часто думал, — рассказывал Гюнтер автору, — что я за свинья, если продолжаю сражаться здесь, уже прижатый к стене». Жалость к самому себе смешивалась у Гюнтера с удивлением, что остающиеся в живых еще выдерживают напряжение и потери, продолжают стойко сражаться. Он не понимал, почему американцы не прорвали их оборону в начале июля. В его роте из 120 человек осталось только 20, и даже в этих условиях на его просьбу разрешить отойти на 50 ярдов на более удобную позицию командир ответил отказом.

9 июля, когда их наконец выбили с занимаемых позиций, Гюнтер оказался «лицом к лицу» с «Шерманом», шедшим прямо на него. Он приготовился было бросить в американский танк гранату, как вдруг услышал окрик: «Назад!» Он обернулся и, увидев немецкий танк, застыл в растерянности, не зная, что предпринять. Командир немецкого танка крикнул: «Ложись, он будет стрелять!» Снаряд, выпущенный «Шерманом», ударил по немецкому танку. Осколки рикошетом задели спину Гюнтера. Характерно, что немецкий танк выстоял при ударе прямой наводкой почти в упор. А «Шерман» не выдержал ответного удара. Гюнтера эвакуировали в госпиталь.

Срыв немецких контратак несколько поддержал моральный дух американцев, но мало чем утешил Брэдли, которому не давала покоя главная проблема — прорыв в Бретань. На высшем уровне американцы с большой обеспокоенностью обсуждали проблемы обеспечения своих пехотных дивизий какими-либо мощными средствами для прорыва обороны противника и усиления их ударной мощи. «Живые изгороди были для нас полной неожиданностью, — говорил генерал Куэсада, командующий 9-м тактическим авиакомандованием, который ежедневно работал бок о бок с Брэдли. — Наша пехота оказалась парализованной. Никто еще должным образом не описал того, насколько ее сковывал треск автоматного или пулеметного огня в этих живых изгородях». Паттон напомнил замечание одного старого французского приятеля времен первой мировой войны. «Тот тогда сказал: «Чем беднее пехота, тем больше она нуждается в артиллерии; американская пехота нуждается во всем». Он был прав тогда и прав остается сегодня».[209]1-я армия докладывала о «настоятельной необходимости воспитывать наступательный дух у пехотинца… Анализ боевого опыта производит сильное впечатление и показывает важность напористых и дерзких действий и непрерывного энергичного движения впред с целью овладения территорией и сокращения своих потерь».[210]

Суровая правда стала очевидной для каждого солдата 1-й армии: служба в пехотном подразделении была почти наверняка приговором к смерти или ранению. В зенитном батальоне, где служил рядовой Джордж Смолл, старый сержант обычно говорил провинившемуся остряку: «Будешь много болтать, окажешься в пехоте». В неудачливой 90-й дивизии за первые шесть недель потребовалось восполнить 150 процентов офицеров и 100 процентов рядового и сержантского состава. Типичными были потери в танках в ходе боев. В июне 712-й бронетанковый батальон из 74 танков потерял 21 за 16 дней боев; 746-й батальон — 44 танка из 51 за 23 дня; 747-й батальон — 41 танк из 61 за 10 дней. В июле 712-й батальон потерял 21 танк из 68 за 16 дней; 746-й батальон — 51 танк из 91 за 29 дней. Потери, временные или безвозвратные, от «переутомления в боях» достигли тревожных размеров — 10 000 человек со дня высадки на плацдарме, или около 20 процентов общего числа потерь. В период между июнем и ноябрем 1944 года различными формами «переутомления в бою» страдали 26 процентов американских солдат в дивизиях, а в целом за всю вторую мировую войну потери, временные и безвозвратные, по причине «переутомления в бою» составили в американской армии 929 307 человек. Существовала реальная опасность, что эта форма заболевания примет масштабы эпидемии. В медицинском донесении 1-й армии говорилось, что:

темпы поступления больных в центры по лечению от изнурения в бою… в течение первых недель боевых операций соответствовали расчетным данным, полученным заранее; однако затем эти темпы приняли такие размеры, что возникла необходимость усилить каждый из взводов, работавших в центрах по лечению… Причины этого неоднозначны: а) появление дополнительного числа дивизий в армии, не предусмотренное в первоначальных расчетах; б) труднопроходимая местность, грязь, живые изгороди и т. п.; в) упорное сопротивление, оказываемое противником в Ла-Э-дю-Пюи, Карантане и в Сен-Ло; г) слишком длительное пребывание солдат в бою.

Каждая армия во второй мировой войне признавала изнурение в бою или шоковое состояние как реальное и излечимое заболевание солдат в условиях особой напряженности. Однако многие офицеры в 1944 году считали, что американская армия проявляла слишком большую щедрость в том смысле, что истощение в боевой обстановке признавалось приемлемым состоянием солдата. Различие между гуманным беспокойством и проявлением опасной слабости весьма зыбко. Если Паттон проявлял в Сицилии излишнюю жестокость в своем обращении с солдатами, страдавшими от изнурения в бою, то в Нормандии, по-видимому, были основания считать, что 1-я армия зашла слишком далеко в противоположном направлении. Майор Фрэнк Коласикко из

2-й американской пехотной дивизии описывает, как солдаты появлялись перед ним, утверждая, что заболели от «истощения в бою», и если он высказывал сомнения, то они открыто не повиновались, проявляя готовность идти под трибунал. «Что такое пять лет в тюрьме? Они знали, что правительство США их выпустит». К июлю тыловые районы союзнических армий кишели дезертирами, с которыми в американских частях обращались со значительно большей снисходительностью, чем в английских. Сержант военной полиции Джеймс Доуби из английского 5-го королевского полка был удивлен, когда, доставив двух самовольно разгуливавших американских солдат в их часть, увидел, что «там их приветствовали как давно потерявшихся братьев, а не как самовольно отсутствовавших». Дисциплина в немецкой армии основывалась не только на лояльности. Между январем и сентябрем 1944 года в вермахте предали смертной казни почти 4000 солдат, в том числе 1605 — за дезертирство.

Некоторые американские старшие офицеры высказывали сожаление, что в их армии не воспользовались опытом Монтгомери перед днем Д, который направлял в необученные дивизии на ключевые должности офицеров и сержантов, имевших боевой опыт на батальонном уровне и ниже. Не удалось также солдатам 1-й армии познакомиться со своими начальниками. Чрезвычайно большое число американских солдат, сражавшихся на северо-западе Европы, считали своих старших командиров непостижимо далекими лицами, а Эйзенхауэра и Брэдли — просто недоступными для рядовых солдат. Некоторые командиры дивизий — Хубнер, Кота, Бартон, Роуз, Эдди — стали широко известными и уважаемыми командирами среди солдат. Однако перечень старших американских офицеров, не оправдавших своих должностей в Нормандии, был поразительно длинным: два последовательно снятых командира 90-й дивизии; Браун из 28-й дивизии; МакМагон из 82-й дивизии (который откровенно сказал генералу Брэдли: «Брэд, я думаю, вы намерены освободить меня»); Уотсон из 3-й бронетанковой дивизии- это только наиболее известные имена. Брэдли считал командование 83-й дивизии «неуверенным», а в начальствующем составе 79-й и 80-й дивизий «сомневался». Из командиров корпусов отличился только Коллинс. Назначенного командующим 1-й армией, но еще не вступившего в должность генерала Кертни Ходжеса многие из его коллег считали офицером ограниченного творческого воображения и неустойчивой личностью. Брэдли характеризовал его как «одного из наиболее искусных мастеров во всей моей команде», но добавил, что он был также «в основном военно-техническим специалистом… скромным, с мягким голосом уроженцем штата Джорджия, без темперамента, спокойным, без видимых эмоций».[211]