Парадокс добродетели. Странная история взаимоотношений нравственности и насилия в эволюции человека - Ричард Рэнгем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приведенная здесь схема – всего лишь грубый набросок базовых взаимоотношений между эволюционной психологией и военными действиями. Я хотел показать, что военную психологию можно проиллюстрировать простыми моделями из биологии поведения. Также я хотел подчеркнуть, что в сообществах, находящихся “над военным горизонтом”, некоторые эволюционные адаптации к агрессии могут парадоксальным образом понижать вероятность победы в ситуациях, где важна точная оценка соотношения сил.
В этой книге я хотел разобраться, как эволюция создала лучшее и худшее в человеке. Предсказание будущего не было моей целью.
Тем не менее мне кажется, что мы вполне можем смотреть в будущее с осторожным оптимизмом. Как я уже говорил, если агрессия была адаптивна в плейстоцене, это еще не означает, что мы должны продолжать воевать в антропоцене.
Множество данных указывает на то, что частота насильственной смертности в мире стабильно снижается. Происходит это, в частности, потому, что сообщества со временем становятся все крупнее, а чем крупнее сообщество, тем меньший процент населения принимает в войнах непосредственное участие. Поэтому снижение насильственной смертности вполне ожидаемо. Люди очень стараются сделать свою жизнь безопаснее71.
Насколько долгим и насколько повсеместным будет это снижение смертности – вопрос открытый. В конце плейстоцена, непосредственно перед возникновением сельского хозяйства, Homo sapiens населяли большую часть мира и вели образ жизни кочующих или оседлых охотников-собирателей. Количество отдельных сообществ в те дни достигало нескольких десятков тысяч (по некоторым оценкам, около 36 тысяч72), и каждое сообщество обладало суверенитетом над своей территорией. Поскольку все мужчины были охотниками и потенциальными воинами, шансы умереть насильственной смертью во время столкновений между сообществами были очень высоки. Сегодня в мире 195 стран, и в каждой из них контроль насилия осуществляет государство. Со снижением количества независимых сообществ снизилось и количество войн. К сожалению, последние данные указывают на то, что чем дольше длится мир, тем более кровопролитной оказывается война, которая приходит ему на смену73. Тем не менее, при прочих равных, если средний размер стран продолжит расти, вероятность умереть насильственной смертью продолжит снижаться. В далеком будущем человечество, возможно, станет единой страной: экстраполяции текущих тенденций показывают, что Мировое государство может появиться уже в период между 2300 и 3500 годом74. Весьма вероятно, что смертность в этом Мировом государстве будет минимальной по сравнению с тем уровнем насилия, который наблюдался при анархии; при этом возможности, которые откроются для тирании, могут привести к расцвету других видов убийств.
Но если число стран останется тем же или продолжит расти, регуляция международных конфликтов будет требовать все больших усилий. Это очень непростая задача. В 1928 году лидеры шестидесяти двух государств договорились не использовать войну в качестве политического инструмента. Пакт Бриана – Келлога, который они подписали, нельзя назвать безупречным. Он не помешал Японии ввести войска в Китай в 1931 году. Он не остановил развитие агрессивного национализма в Германии и Италии, ставшего причиной Второй мировой войны. Всего через десять лет после подписания пакта все страны-участницы, кроме Ирландии, оказались втянуты в войну. В числе других войн, в которых участвовали члены пакта, – Корейская война, арабоизраильский конфликт, индо-пакистанские конфликты, Вьетнамская война, югославские войны и войны в Сирии и Йемене. Тем не менее, несмотря на все нарушения и вопреки мнению скептиков, ученые Уна Хэтэуэй и Скотт Шапиро считают этот пакт успешным, потому что он изменил правила ведения войн. С 1816 по 1928 год большинство войн затевались для захвата территории. После подписания пакта Бриана – Келлога такие захватнические войны стали незаконными. В результате аннексии территорий стали происходить все реже, а государства вместо этого стали все чаще обращаться к торговле75.
Если мы продолжим тщательно следить за соблюдением международного права, у нас останется шанс избежать катастрофы, пусть это будет и непросто. Гораздо более серьезная опасность для человечества состоит в том, что по мере перераспределения ресурсов нас, скорее всего, ожидает формирование все новых коалиций, бросающих вызов существующим государствам. Все человеческие сообщества состоят из конкурирующих групп. Некоторые из них охотно игнорируют существующие законы, пытаясь отхватить себе куски государственных территорий, как это сделало ИГИЛ[14] в Ираке в 2014 году. Справиться с такими проблемами ненасильственными методами будет очень трудно. Глобальный ответ на действия ИГИЛ показывает, как появление новых идеологий, отрицающих существующие традиции, порождает новое насилие.
Слепой оптимизм по поводу снижения частоты войн так же глуп, как и апатичный пессимизм. Человечество вечно балансирует между мечтой о мире и жаждой власти. Хотя риск умереть насильственной смертью сегодня ничтожен, вероятность ядерного холокоста высока как никогда. С точки зрения философии ненасилия, главное достоинство проактивной агрессии состоит в том, что хорошо приспособленное животное не нападает, если угроза жизни слишком высока76. Поэтому для сдерживания агрессии должно быть достаточно эффективных систем обороны. Но не слишком эффективных – иначе возникнет соблазн безнаказанно напасть на противника77.
Понимание, что война – это продукт эволюции и что даже сегодня ей способствуют адаптивные черты нашей психологии, не означает, что война неизбежна. Однако оно означает, что человечество как вид опасно. Мы должны помнить, что человек склонен к позитивным иллюзиям при оценке выгод войны. А значит, мы всегда будем нуждаться в мощных институтах, отслеживающих возникновение милитаристских идеологий, распространение излишне оптимистичного пацифизма и случаи злоупотребления властью.
Глава 13. Утраченный парадокс
Руссоисты считают, что человек – от природы миролюбивый вид, развращенный обществом. Последователи гоббсовской школы утверждают, что человек – от природы жестокий вид, облагороженный обществом. Оба взгляда по-своему верны. Однако утверждение, что мы одновременно и “миролюбивы от природы”, и “жестоки от природы”, может показаться противоречивым. Эта двойственность и составляет основу парадокса, которому посвящена моя книга.
Парадокс можно разрешить, признав, что человек по своей природе – химера. В классической мифологии Химера была существом с телом козы и головой льва. Химера – не коза и не лев: она одновременно и то и другое. Главная мысль этой книги состоит в том, что в отношении агрессии человек одновременно и коза, и лев. Нам свойственна низкая предрасположенность к реактивной агрессии и высокая предрасположенность к проактивной агрессии. Такая разгадка парадокса признает частичную правоту и руссоистов, и гоббсовцев. Она
