Вампир Лестат - Энн Райс

Однако я продолжал пребывать в состоянии эйфории, даже экстаза. Удивительный голос разрывал на части мою душу, проникал в самые тайные ее глубины, затрагивал наиболее сокровенные струны. Мне казалось, что отныне я в состоянии понять и оценить величие Законов Тьмы и для этого мне не требуется поток текущей по жилам крови.

Мне хотелось снова спросить его, что ему нужно. О каком прощении можно говорить, если совсем недавно мы были заклятыми врагами? Я хотел напомнить ему, что он уничтожил собственных подданных и совершал злодеяния, о которых страшно даже думать.

Но, как и прежде, я был не в силах высказать ему свои упреки, просто не находил слов. Теперь, однако, я был уверен в том, что, если осмелюсь хотя бы попытаться сделать это, ощущение блаженства исчезнет навсегда, а муки и страдания, которые я испытаю, не пойдут ни в какое сравнение с жаждой крови.

По-прежнему не двигаясь, я оставался во власти странных ощущений… передо мной возникали видения, и в голову приходили мысли, в действительности мне не принадлежавшие.

Я видел себя спускающимся в подземелье и берущим на руки безжизненные тела тех, кого любил и кого сам превратил в чудовищ. Я видел, как несу их вверх по лестнице и, совершенно беспомощных, оставляю на крыше под немилосердными лучами восходящего солнца. Напрасно предупреждающе звонят колокола ада. Солнце уничтожает их, превращает в пепел.

Но разум мой с отвращением отверг эти видения, и душа содрогнулась от разочарования.

– Дитя, по-прежнему неразумное дитя… – прошептал я, испытывая боль от постигшего меня разочарования, от упущенных возможностей. – Как мог ты подумать, что я способен совершить что-либо подобное?

Голос постепенно отдалялся и наконец совсем затих. Меня охватило всепоглощающее чувство собственного одиночества. Мне казалось, что с меня сорваны все покровы и отныне я навсегда обречен чувствовать себя таким же обнаженным и несчастным, как сейчас.

Где-то вдалеке я ощутил мощное содрогание, словно дух, заставлявший звучать этот голос, вынужден был свернуться тугой спиралью, как огромный язык великана.

– Какое вероломство! – воскликнул я вслух. – И какая горькая ошибка! Как смеешь ты утверждать, что испытываешь страстное желание заполучить меня?!

Но он исчез. Пропал. И я вдруг отчаянно захотел, чтобы он вернулся обратно, даже если мне придется вступить с ним в схватку. Мне захотелось вновь испытать ощущение всемогущества, столь яркое и великолепное.

И опять перед моими глазами возникло лицо Армана – такое, каким я увидел его в соборе Нотр-Дам, – по-детски юное и восхитительно прекрасное, как лица святых на полотнах старого да Винчи. Меня охватило предчувствие чего-то ужасного и при этом неизбежного.

6

Как только Габриэль проснулась, я увел ее подальше от Ники. Мы отыскали спокойное место в самой гуще леса, и я рассказал ей обо всем, что произошло прошлой ночью, о том, что сказал мне и что предложил Арман. Смущаясь, с трудом подбирая слова, я говорил с ней о невозможности мысленного общения между нами и о том, каким образом я узнал, что мы не в силах что-либо изменить.

– Мы должны немедленно уехать из Парижа, – наконец промолвил я. – Он слишком опасен для нас. А тем, кому я отдал в распоряжение свой театр, не известно ничего, кроме того, что они узнали от него. Пусть остаются и хозяйничают в Париже, а мы, как сказала королева, отправимся по Пути Дьявола.

Я ожидал, что она рассердится и станет проклинать Армана, но, к моему удивлению, за все время моего рассказа Габриэль оставалась совершенно спокойной.

– Лестат, – ответила она наконец, – мы пока еще не получили ответа на многие вопросы. Я хочу знать, когда и как возникло это общество и что именно известно Арману о нас.

– Матушка, я предпочитаю держаться от них подальше. Меня совершенно не интересует история возникновения этой компании. Вполне возможно, что она неизвестна даже ему самому.

– Понимаю тебя, Лестат, поверь, я все хорошо понимаю, – спокойно возразила она. – Когда все необходимое будет сказано и сделано, эти существа будут интересовать меня меньше, чем ветки на деревьях в лесу или далекие звезды. Я с большим удовольствием стану изучать направление ветров или рисунок прожилок на листьях…

– Вот именно.

– Но мы не должны торопиться. Сейчас для нас важнее держаться вместе. Все вместе мы отправимся в город и потихоньку станем готовиться к отъезду. И все вместе попытаемся привести в исполнение твой план – с помощью скрипки попробуем вывести Никола из нынешнего состояния.

Мне очень хотелось расспросить ее о Ники, узнать, что стоит за его молчанием, что она сама об этом знает и думает. Но слова не шли из моего вдруг пересохшего горла. Я хорошо помнил ее чувства: «Это катастрофа, мой мальчик!»

Она обняла меня и повела назад в башню.

– Мне нет нужды читать твои мысли, – говорила она, – чтобы понять, что у тебя на сердце. Давай отвезем его в Париж. Давай попробуем найти Страдивари. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня. – Еще до того как это случилось, мы уже шли по Пути Дьявола и очень скоро вернемся на него вновь.

Заставить Никола поехать в Париж было не труднее, чем в любое другое место. Словно мрачный призрак, он сел на коня и поскакал рядом с нами – живыми казались только его волосы и черный плащ, развевавшиеся на ветру.

Когда мы начали свою охоту на Иль-де-ля-Сите, я вдруг почувствовал, что не в силах смотреть, как он убивает своих жертв.

Он двигался, словно сомнамбула, очень медленно и совершенно бесстрастно, и при взгляде на него я терял всякую надежду. Я опасался, что он останется таким навсегда и станет нашим вечным спутником, молчаливым и больше похожим на оживший труп.

Мне вдруг пришла в голову и другая мысль. Теперь нас стало трое – настоящее общество. Если бы только мне удалось привести его в чувство…

Однако прежде всего мне необходимо нанести визит Роже. И говорить с ним я должен был один на один. Оставив своих спутников в нескольких шагах от дома адвоката, я постучал в дверь, внутренне готовясь к самому трудному и отвратительному представлению в своей жизни.

Должен сказать, что вскоре я получил еще один урок: убедился в готовности смертных поверить чему угодно, лишь бы увериться в том, что им ничего не грозит. Увидев меня, Роже был вне себя от радости. Ему доставило огромное удовольствие «видеть меня в добром здравии» и узнать, что я по-прежнему нуждаюсь в его услугах. Прежде чем я успел сказать ему, что именно мне от него нужно, он уже согласно кивал головой.

Этот урок я запомнил навсегда и с тех пор никогда не забывал об особенностях мировосприятия смертных. Даже когда в доме беснуется злобное привидение, когда оно швыряет тяжелые оловянные сковороды, заливает водой подушки, заставляет часы бить в неподходящее время, смертные скорее предпочтут поверить «естественному объяснению» происходящего, каким бы абсурдным и глупым оно ни казалось, чем совершенно очевидному, но сверхъестественному.