Приключения Электроника - Евгений Велтистов

Электроник вызвал Рэсси.

— Не нашел? — спросил он.

— Нет, — кратко радировал Рэсси.

— Девочка с несмеющимися глазами, — напомнил строго Элек. — Она в спортивном костюме. Ищи, Рэсси!

Сергей, услышав разговор, приоткрыл дверь, просунул в щель голову.

— Таких не бывает, Эл! — хрипло заявил он. — Чтоб человек никогда не улыбнулся, это надо жить при… крепостничестве! (Сергей между звонками перечитывал «Записки охотника».)

— А я? — сказал Эл. — Когда я засмеялся первый раз?

— Ты — другое дело! У тебя были друзья… — Сергей махнул рукой. — А мне не до смеха. Девчонки заели. — И он снова уединился в соседней комнате.

— У меня были друзья… — повторил Электроник и почувствовал необычный прилив сил. В этих словах, возможно, таилось решение задачи.

Элек быстро разобрал почту и обнаружил немало таких одиночек, как Лева Н. Это были мальчики и девочки, которые не могли найти сходных по духу людей. У них было, казалось бы, все — дом, семья, учебники, книги, телек, собаки, соседи, много всяких мелких неприятностей и приятных удовольствий. Не хватало лишь друга, с которым можно поспорить, поссориться и помириться, с которым никогда не скучно и никогда не страшно, ради которого можно пожертвовать самым дорогим для себя — личной свободой. И однажды, оценив все это, человек задумывался, почему он одинок.

«Я боюсь покидать детство, хотела бы остаться в нем навсегда, — признавалась в письме к Элеку Наташа М. и пояснила свою позицию: — Некоторые мои подруги стараются помоднее выглядеть, быть „сверхсовременными“ в разговорах. А мне они скучны…» И Наташа, порассуждав о своем будущем, пришла к выводу: «Я поняла права и обязанности Детства, постараюсь их не забыть».

Элек вспомнил призыв Левы Н.: «Элек, помоги!», и его осенило: «Может, их познакомить?..» Он испугался такой смелой мысли: как это он, железный робот, смеет распоряжаться будущим двух разных людей? Они оба страдают от одиночества, но ведь они — люди, они должны сами решать свою судьбу…

Какое-то время он сидел неподвижно. Потом вставил в машинку чистый лист, задумчиво отстучал: «Дорогой Лева!» И вынул, отложил в сторону. Вставил другой, написал: «Дорогая Наташа!» Ясно, что венчать оба листа будет подпись: «Электроник». Но какие строки уместятся между началом и концом?

Он увидел что-то очень зеленое, спокойное, приятное — наверное, летний лес, пронзенный солнечными лучами, — и немного успокоился. Потом представил яблоневый сад с белой, ароматной пеной цветов, над которыми вместе с бабочками и шмелями порхают лукавые ребячьи записочки… Белые бабочки весны, экзаменов, летних каникул порхали в школах над партами. Теперь ясно: все записки должны прилетать точно по адресу!

Элек принял решение.

«Дорогая Наташа! Представь, что существует на свете одинокий человек, — быстро писал он, едва касаясь клавиш машинки. — Нет, не я — совсем другой. Зовут его Лев…»

А Леве Электроник написал, как относится его сверстница Наташа к прекрасной поре человечества, называемой Детством, как вглядывается она со своего корабля, плывущего по веселой и беззаботной реке Детства, в океан Будущего…

Он работал вдохновенно, выбирая из мешков по два разных письма, соединял подчас грустное со смешным, откровение с мудрствованием, лукавство с печалью. Главное было не ошибиться, найти сходные натуры, заинтересовать друг друга общностью интересов, большей целью — истинной дружбой.

Пожалуй, психолог мог бы написать о поисках Электроником сходных характеров целый научный трактат, хотя метод, который он применял, давно известен как метод «психологической совместимости». По этому методу подбираются экипажи космических кораблей, подводных лодок, полярных станций — словом, там, где люди должны в трудных условиях понимать и поддерживать друг друга с полуслова.

Электроник формировал «экипажи дружбы». Например, прочитав тревожное письмо Любы Олиной о том, что в их классе есть мальчишки, которые радуются и хохочут, увидев плачущую девчонку, Элек хотел сначала откликнуться открытым письмом к мальчишкам Любиного класса. Но потом подумал, порылся в почте и нашел письмо Славы Велика, которое начиналось знаменитым призывом французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот пробный камень!..» А дальше Слава писал, какие интересные личности встречаются среди девчонок его класса…

Так Электроник находил единомышленников в разных школах и городах, а иногда неожиданно и в соседних подъездах.

Позже Сыроежкин всерьез убедился, что существует «эффект Р. Электроника».

Снова позвонила Бублик и радостно выпалила в трубку:

— Ой, Сергей, у меня теперь неразлучная подружка Лена. Вот она рядом, дышит в трубку… Слышишь? Передай от нас Элеку большое-пребольшое спасибо. Мы и не знали, что живем в одном доме…

— Передам, — сказал Сергей. — А ты напиши о себе и Лене и Айзеку Азимову.

— Ты имеешь в виде «эффект Р. Даниэля»? — Бублик рассмеялась.

— И Электроника, — добавил Сергей.

Он вошел в комнату, сказал Элу:

— Тебе привет от Р. Электроников… И от Бубликов…

В четверг утром, как обычно, шло совещание в министерстве. Министр заглянул в сводки, отложил в сторону бумаги, задорно сказал:

— Это интересно! Что за взрыв энергии? Что скажете, товарищи?

— Разрешите, Георгий Петрович?

Из-за стола поднялся пожилой инспектор.

— Пожалуйста, Василий Иванович.

— Успеваемость в средних и даже старших классах неожиданно повысилась на восемнадцать процентов, — доложил инспектор.

Присутствующие оживились.

— Конкретные данные свидетельствуют, — продолжал инспектор, просматривая свои записи, — что процент четверочников и пятерочников возрос не только по математике, литературе, физике, но и по таким предметам, как прилежание, черчение и физкультура…

— И по пению! — прервал его инспектор по младшим классам.

— Да. И по музыке, и по рисованию, — подтвердил Василий Иванович.

Мимолетные улыбки участников совещания свидетельствовали, что опытный инспектор и его молодой коллега зарылись в сводках и цифрах, поверили приподнято-весенним рапортам школ и даже самого гороно — городского отдела народного образования, не перепроверили данные перед тем, как докладывать. Где это видано, чтобы ребята весной были прилежными, чтобы они пели хором, возились с красками и подтягивались на перекладине, когда каждый зеленый куст манит на улицу…

Василий Иванович сразу уловил ироничное настроение. Тем более что со своего председательского места министр бросил реплику: мол, прилежание дело индивидуальное, а потому достаточно сложное для обобщения. Инспектор был начеку, во всеоружии. Он вытащил из кармана пачку мятых листов и огласил некоторые личные свидетельства учеников:

— «Мы, девочки-хорошистки, дружно решили стать отличницами…»

«…Всем классом болеть за одного…»

«…Теперь к доске мы бежим бегом…»

«…А я решила догнать Электроника не только в учебе, но и в спорте».

Прочтя эти строки, Василий Иванович оглядел сидящих за столом и опустился на свое место.

— Позвольте, у меня тоже полно таких записочек! — проговорила заведующая гороно, роясь в объемистом портфеле.

— Это не записочки, уважаемая Ольга Сергеевна, а мысли вслух, — парировал инспектор.

За столом происходило нечто странное: участники совещания доставали из карманов, папок и портфелей листки с корявыми буквами и прилежными ученическими строками, передавали их министру.

— Что это еще за Электроник? — иронично спросил заместитель министра, вернувшийся только что из отпуска. — Насколько я помню себя с детства, никто в школе не относился серьезно к музыке, рисованию да и к физкультуре. Одни лишь одиночки…

— Представьте, что сейчас все не так! — парировал инспектор. — Особенно в спорте.

Министр быстро просмотрел листки из школьных тетрадей, и глаза его сощурились.

— Как вы это оцениваете, Василий Иванович? — спросил он инспектора.

— Как метод Электроника! — высказался с места инспектор средних классов, наблюдая энергичные кивки инспектора младших классов. — Ребята называют именно его как пример для подражания.

Кое-кто приготовился записывать.

— Еще один метод? — вмешался в разговор заместитель министра, которому вкратце пояснили про Электроника. — На моей памяти были самые разные опыты… Может, хватит, товарищи?

Георгий Петрович встал с председательского места, обошел Т-образный стол заседания, остановился за спиной заместителя.

— Вы правы, Серафим Васильевич, — произнес он. — Делать эксперимент бесконтрольным мы не имеем права. Но и проходить мимо того нового, что подсказывает жизнь, мы не можем…