Война Хонор - Дэвид Вебер

Возможно.

– Вероятно, по вопросу о том, почему она решила тогда хранить молчание, единства взглядов мы вряд ли достигнем, – продолжала графиня. – Лично я думаю, что, по крайней мере отчасти, всё объясняется её молодостью и неопытностью, из-за которых она была не слишком уверена в том, что её обвинениям поверят. Но не могу исключить и такой вариант: она считала любой скандал способным нанести ущерб репутации Флота и не смела поставить личную обиду выше интересов службы. Должна отметить, Харрингтон и впоследствии демонстрировала подобное поведение: если в ситуации, в которой её личные интересы вступают в противоречие с её обязанностями или чужими интересами, она находит возможность отстраниться, не нарушая собственного кодекса чести, она именно так и делает. Например, перед Первой битвой при Ельцине она увела свою эскадру из системы, поскольку сочла, что её присутствие может повредить усилиям Курвуазье по вовлечению Грейсона в Альянс.

Тон графини оставался вкрадчиво-непринужденным, а жуткую гримасу, исказившую физиономию Второго Лорда, она попросту проигнорировала. «Привычное выражение ненависти и нескрываемого страха при упоминании о том случае возникает на лице Хаусмана, видимо, настолько непроизвольно, что он его даже не замечает», – отметил про себя Высокий Хребет.

– Если бы те фанатики, которые причинили столько неприятностей ей лично, оскорбили кого-то из её подчиненных, она обрушилась бы на них, как гнев Божий, – продолжила графиня. – Вам ведь известно, что последнее, в чём её можно упрекнуть, так это в излишней сдержанности. Но их фанатизм и ярость были направлены именно на неё, и она не могла позволить себе поставить миссию Курвуазье под угрозу, потребовав должного уважения к себе. Вместо этого Харрингтон просто отступила и вышла из игры.

– Создается впечатление, что вы ею почти восхищаетесь, Джорджия, – заметила Декруа.

Графиня пожала плечами.

– Дело не в восхищении. Недооценивать противника, когда вырабатываешь стратегию борьбы с ним, просто глупо.

Сидевший рядом с ней Хаусман заерзал, словно собираясь возразить, но Джорджия, и ухом не поведя, продолжила, обращаясь к Декруа:

– Кроме того, можно посмотреть на проблему и под другим углом. Её тогдашнее поведение на Грейсоне – бегство от проблемы вместо готовности решить её – следует рассматривать как слабость, а вовсе не как силу. То же самое произошло и тогда, когда она впервые почувствовала, что они с Белой Гаванью рискуют преступить грань дозволенного. Считая это недопустимым, она предпочла бегство от проблемы – и от самого Александера, – приняв раньше времени командование эскадрой, в результате чего и угодила в плен к хевам. И точно ту же линию поведения – бегство – мы наблюдаем на Аиде, когда она отказалась послать курьерский корабль на ближайшую планету Альянса, хотя должна была сделать это немедленно, как только захватила его.

– Прошу прощения, – сказал Яначек, удивленно моргнув. – Вы обвиняете её в том, что она «убежала» с Аида?

– Не с Аида, Эдвард, – терпеливо объяснила графиня. – А от стоявшего перед ней мучительного выбора, сделать который она не была готова. Ведь очевидно, что в качестве землевладельца Харрингтон её долгом было как можно скорее вернуться на Грейсон к исполнению своих обязанностей. Кроме того, она должна была понимать, что даже если Адмиралтейство и не наскребет достаточно транспортов для массовой эвакуации пленных из системы Цербера, то уж ради неё-то грейсонцы будут готовы послать все, что на ходу. Более того, узнай они, что она жива и где находится, они прилетели бы мигом и затащили бы её на борт. Если понадобилось бы – то под дулом пистолета! Но получалось, что долг землевладельца Харрингтон не позволил бы ей исполнить личный долг перед всеми узниками тюремной планеты. Она была не только не готова к тому, чтобы пренебречь менее важной частью своих обязанностей, но и буквально не могла заставить себя «бросить» их, что бы ни диктовали соображения высшего характера. Таким образом, её героическое решение не информировать Альянс о том, что происходит на Аиде, и попытаться самостоятельно захватить транспорта для полной эвакуации планеты было не чем иным, как намеренным уклонением от принятия слишком болезненного для неё решения.

– Черт, мне и в голову не приходило взглянуть на это с такой позиции! – медленно произнес Яначек.

Леди Северной Пустоши чуть заметно развела руками.

– Эдвард, меня это ничуть не удивляет. Более того, уверена, что сама Харрингтон тоже никогда не рассматривала свои поступки с такой точки зрения, потому как в противном случае не смогла бы их совершить. Но для нас важно другое: нащупав слабое место в её характере, мы можем использовать его как рычаг, позволяющий добиться от неё поступка, который нам выгоден.

– Это каким же образом? – нахмурившись, осведомился Высокий Хребет.

– Ключ в том, что она не станет бежать или уклоняться от чего бы то ни было, если не увидит «достойного» способа это сделать, – ответила графиня. – Она будет искать обоснования тому или иному выбору из нескольких возможных, но удовлетворительным обоснованием не может быть желание спасти себя. Должна быть какая-то причина. Должно быть что-то, что необходимо осуществить, после чего следует убедить Харрингтон – или пусть она сама себя убедит, – что это тоже её долг. Дайте ей почетное поручение, возложите на неё ответственность, особенно такую, которая потребует от неё самопожертвования, и шансы, что она это поручение примет, будут весьма велики.

– Интересно, о какоё «ответственности» идет речь? – вопросила, выгнув дугой бровь, Декруа. – Лично мне не приходит в голову ничего такого, что Харрингтон согласилась бы сделать для любого из нас – разве что подкачать водороду в адскую печь, в которой нас будут жарить!

– Вообще-то, – впервые подал голос Реджинальд Хаусман, – у меня есть уверенность, что у нас как раз нашлась для неё подходящая задачка. Однажды ей уже предлагали почти такую же. Она согласилась – и это её чуть не прикончило.

Он мстительно оскалился – чего никогда не позволил бы себе в любой другой аудитории, особенно среди соратников по либеральной партии, и добавил:

– Кто знает? Возможно, на этот раз нам повезет больше.

Глава 15

– Поверить не могу, что ты это всерьез! – сказал Хэмиш Александер, сверля Хонор сердитым взглядом.

Они сидели в кабинете его особняка в Лэндинге. На спинке графского кресла, растянувшись и положив подбородок на передние лапы, лежала Саманта. Напротив, на спинке кресла Хонор, лежал Нимиц. Хонор ощущала глубокую печаль, охватившую котов в связи с предстоящей долгой разлукой. И еще она ощущала, что коты согласны с её решением.