Экстремальная кухня: Причудливые и удивительные блюда, которые едят люди - Джерри Хопкинс

Чего только не хочет съесть человек с извращенным аппетитом! Медицинские карты больных — как взрослых, так и детей — пестрят записями об их странной тяге к волосам, мелу, клею, даже к собственным носкам. В Соединенных Штатах одна двадцатидвухлетняя женщина каждый вечер съедала примерно по полноска. Она сказала врачам, что ест свою одежду с подросткового возраста. А недавно стало известно о двадцатидвухлетнем человеке, мужчине из Китая, который каждый день глотал до пятидесяти камней из тех, что подвозили для строительства дороги. Мужчина рассказал, что приобрел эту привычку, когда ему было 6 лет. Тогда с ним случился эпилептический припадок, и он, по его словам, безотчетно проглотил несколько камней. Неожиданно боль отступила, С тех пор он часто пользуется таким средством обезболивания. В 2003 году писали и о другом китайце, который с двенадцати лет глотал камни, чтобы избавиться от болей в животе; подсчитали, что за девять лет он съел примерно три тонны камней.

Некоторые люди прославились благодаря тому, что ели несъедобные предметы. Упомяну двоих. Первый — Эдмон Никеле. В одном из сборников «Хотите — верьте, хотите — нет» за 1937 год Роберт Рипли назвал его Человеком-устрицей. Прозвище связано с ошибочным представлением о том, будто устрицы едят все подряд. Считается, что Никеле съел 607 разных предметов — от нескольких долларов, монетами по одному, пять, десять и двадцать пять центов, до гвоздей, болтов, деталей часов, цепей и трамвайных жетонов. Никеле умер в 1934 году, за три года до того, как Рипли сделал его знаменитым.

Значительно позже, в издании Книги рекордов Гиннесса за 1996 год, в разделе «Редчайшие медицинские случаи» был отмечен Майкл Лотито, сорокашестидесятилетний житель французского Гренобля, получивший прозвище Всеядный за то, что с девятилетнего возраста ел металл и стекло. «Специалисты-гастроэнтерологи сделали ему рентген желудка и, не найдя никаких отклонений, назвали способность этого мужчины глотать до 900 граммов металлических изделий в день уникальной, — пишет Гиннесс. — С 1966 года он съел 10 велосипедов, тележку из супермаркета (за четыре с половиной дня), 7 телевизоров, 6 люстр, легкий самолет "Цессна" и компьютер. Считается, что Лотито — единственный в истории человек, съевший гроб (с ручками и прочим)».

МУСОРНО-БАЧКОВЫЙ ДАЙВИНГ

Каждый, кто видел фильм 1978 года «Зверинец», никогда не забудет сцену, в которой герой Джеймса Белуши — гитарист-импровизатор и страстный поклонник недопитого пива по имени Блуто Блутарски ест отбросы. Фильм наконец сделал Белуши всемирно знаменитым (после многих лет работы в Saturday Night Live) и, как некоторые полагали, мог породить в студенческих кампусах новое модное поветрие — питание отбросами.

Этого не произошло. Хотя члены студенческих братств и славятся готовностью поучаствовать во всем новом, тем более эпатажном, на этот раз они вскрыли очередную банку пива и сказали «нет». А напрасно, потому что это ведь как посмотреть: то, что для одних — отбросы, для других — здоровая пища. Да, отбросы — ненужные продукты — пользуются дурной репутацией, но вполне возможно, что они ее не заслуживают.

Давайте спросим Ларса Эйнера, писателя, три года прожившего жизнью городского бомжа и питавшегося преимущественно «блюдами» из мусорных бачков. В статье для Harper's Magazine (1991), которая два года спустя разрослась до книги под названием «Путешествие с Лизбет» (Лизбет — собака автора), Эйнер пишет, что жизнь нищего писателя и последующее путешествие без гроша в кармане из Техаса в Калифорнию и обратно открыли ему глаза на то, что все эти контейнеры с отходами, стоящие на задворках магазинов, на аллеях и рядом с жилыми многоэтажками, — это поистине «супермаркеты» для бедняков, причем они служат источниками не просто выживания, а на удивление качественных и разнообразных продуктов.

Конечно, определенный риск присутствует, как присутствует он всякий раз, когда мы кладем себе что-то в рот, даже в хорошем ресторане. По утверждению Эйнера, безопасное питание на помойке обеспечивается выполнением трех простых условий: «Подключение органов чувств и здравого смысла к оценке состояния найденных продуктов, знание помоек и регулярный их обход, а также постоянный поиск ответа на вопрос: "Почему это выбросили?"»

Самая безопасная пища, считает Эйнер, из банок и фирменной упаковки. Его нимало не смущали сухие продукты типа крекеров, печенья, хлопьев, чипсов и макарон, «если в них отсутствовали видимые признаки порчи и они по-прежнему были сухими и хрустящими», а также сырые фрукты и овощи с неповрежденной кожурой. Эйнер предупреждает о том, что вскрываемые консервные банки должны издавать легкое шипение — это свидетельствует об их герметичности, и тогда, даже если на продукте видны признаки порчи, в большинстве случаев достаточно их удалить и можно есть.

Ключевым часто является временной фактор. За пиццами, с которых все и началось, он приходил вскоре после закрытия магазинов, когда после вечерней инвентаризации заказанные на дом и отвергнутые (потому что холодные или по любой из сотни других причин) пиццы наконец выбрасывались. Да, они были холодными, но вполне свежими. Перед праздниками и выходными отличным источником пропитания становились студенческие городки: студенты, опасаясь, что за эти дни запасенная ими еда испортится, наводили порядок в буфетах и холодильниках. То же происходило в конце семестра и учебного года. (Когда ожидалось прибытие родителей, в частности на День отца и вечер выпускников, в баках преобладали наркотики, порно и выпивка.) Как говорит Эйнер, важны также регулярность и своевременность обхода бачков. Придешь рано — еще ничего нет, опоздаешь — и твои харчи уже стянули или увезли на большой машине с большим мотором.

«Мой тест для газированных напитков состоял в том, чтобы тряхнуть и проверить на газ, — пишет Эйнер. — Многие соки и другие напитки слишком кислые или слишком сладкие, чтобы беспокоиться об их состоянии, — главное, чтобы ничто в них не плавало. Обнаруживать плесень мне доводилось и в запечатанных овощных соках, так что в любом случае рекомендую медленно сливать подобные продукты в чистую емкость. Жидкости всегда требуют к себе внимания. Как-то в жаркий день я нашел большую бутылку "Pat O'Brien's Hurricane". Она была открытой, но еще холодной как лед. Я выпил три полных стакана, и только тогда стало очевидно, что прежний владелец подлил в напиток рома, причем хорошую порцию. Прежде я ром не попробовал и потому остановился, только когда ясно почувствовал его действие. Выпито было уже немало. Многие дайверы сочли бы это за дар небес, но я считал неприличным для себя появляться в публичном месте навеселе, да еще в разгар рабочего дня».

Есть, конечно, продукты, которых следует избегать. В их числе свинина, птица, продукты на основе яиц и неизвестная снедь, которую часто можно найти в «цветных» кварталах.

Несмотря на все меры предосторожности, Эйнер признается, что по крайней мере раз в месяц страдал от приступов диареи. (Такое часто случается в странах «третьего мира», даже если есть в «хороших» ресторанах, и лишь на «развитом» Западе из этого делают трагедию.) Другие «профессиональные» неприятности связаны с пчелами, охотящимися за сахарной пудрой на пончиках, с котами, которые не любят, когда им мешают есть (они становились особенно агрессивными, когда Эйнер появлялся со своей собакой), и с кусающимися муравьями. Автор нехорошо отзывается и о барыгах, собирающих возвратную тару, при этом все переворачивая вверх дном и портя массу вполне еще съедобных продуктов. Эйнер признается, что, занимаясь бочковым дайвингом, набирал вес, так как часто ел впрок или просто потому, что не мог смотреть, как пропадает еда.

«Не хочу рисовать перед читателем слишком уж романтичную картину, — предупреждает Эйнер. — Этот образ жизни имеет и серьезные недостатки». Однако, несмотря на собственные предостережения, он говорит, что ему импонирует «искренность образа помойного кота».

«Я живу тем, что другим не нужно. Я кот помойный. Полагаю, что это естественная и почтенная ниша, хотя, если бы мог, я, конечно, предпочел бы комфортную жизнь и, возможно — только возможно, — стал бы экономным потребителем благодаря тому, что узнал в мире мусорных бачков».

Эйнер не один такой, помойки не пустуют и сегодня. В Азии на них «пасется» значительная часть населения, как в сельской местности, так и в городах. Да и есть ли в современном мире хоть один уголок, где не увидишь людей, копошащихся у мусорных контейнеров — кто в поисках того, что еще можно продать, а кто в поисках куска, который можно тут же съесть?

Хорошо известно, что и в Мексике, и на Филиппинах, и в других местах в буквальном смысле слова горы мусора являются домом для десятков и сотен людей, перебирающих эти горы руками в попытках найти то, что можно использовать, продать или съесть.