Великая Церковь в пленении - С. Рансимэн

Тем не менее, это был документ, который встретил мало сочувствия у своих греческих читателей. Кораис поспешил ответить трактатом «Братское наставление», в котором он объявил, что «Отеческое наставление» никоим образом не отражает чувства греческого народа, но являлось смешным бредом иерарха, «который либо дурак, либо превратился из пастыря в волка».[630] Неприятно поразило оно и фанариотов. Старшие из них знали об опасностях преждевременного восстания. Константин Ипсиланти, который много раз был господарем Молдавии и знал Ригаса еще с их проведенной вместе молодости, видел перед собой сходную с идеями Ригаса цель, — реформированную Балканскую империю, которая должна будет включать в себя также и турок и быть вассальной султану. Позднее, он надеялся, что грекам удастся заменить турецкое правительство на греческое. Его мнение имело вес в среде старшего поколения фанариотов, хотя многие из них чувствовали, что он хочет слишком быстрого развития событий, чем требовали соображения безопасности. Они считали, что время на их стороне. Османская империя вскоре потерпит крах от собственной слабости. Реформы, отважно предпринятые султаном Селимом III для того, чтобы она стала соответствовать современному уровню, были слишком наспех задуманы и неразумно прекращены. Хотя сила янычар была сокрушена, но вместо того наступил хаос в армии; многие местные паши под руководством Али–паши Янинского и Османа Пасваноглу Видинского начали открытое восстание. Сам Селим был свергнут в 1807 г. и убит год спустя. Старшие фанариоты надеялись, что вскоре наступят беспорядки в центральном управлении, и даже турки будут рады предоставить грекам власть в правительстве. Такую политику патриархат мог благословить, ибо он избегал подстрекательства к бунту. Но это не удовлетворяло младшее поколение фанариотов. Они были нетерпеливыми. Время вскоре должно было наступить. Они связывали свои надежды с русским царем, просвещенным Александром I.[631]

Но несмотря на энтузиазм своих младших представителей, Фанар в целом не был популярен среди греков. Для таких людей, как Кораис, он по–прежнему жил в коррумпированной и постыдной атмосфере Византии. Его богатство порождало зависть, которая не уменьшалась от его надменности. Финансовые вымогательства со стороны фанариотов в княжествах с негодованием отмечались каждым западным путешественником; но самыми строгими критиками были сами греки. Существует книга, Essai sur les Fanariotes, написанная около 1810 г. по–французски одним греком по имени Марк Заллонис, но в действительности опубликованная в 1824 г. в Марселе; она может быть названа почти истерической в своих обличениях, но говорит горькую правду о владычестве фанаритов.[632]

Заллонис смешивал фанариотов с патриархатом. Благочестивые греки были правы, когда осуждали результаты власти фанариотов над Церковью. Несомненно, фанариотам было выгодно, чтобы Церковь была перед ними в долгу и потому зависела от их помощи. В некоторой степени они даже поддерживали и усиливали ее коррумпированность.

Но они не имели над ней абсолютной власти, потому что сами были расколоты между собой. Старшие и более консервативные из них соглашались с патриархом, отказываясь поддерживать открытое восстание. Испытание пришло, когда в начале XIX в. султан Селим предпринял серьезную попытку подавить разбой. Греческие клефты, благодаря повстанческому духу и гимнам Ригаса, стали популярными героями. Для греков было патриотическим долгом предоставлять им убежище от полиции; деревенский священник и монахи провинциальных монастырей охотно помогали им. Но они представляли угрозу общественному порядку; и когда султан потребовал от патриарха издать строгий указ, угрожающий отлучением каждому священнику или монаху, который не будет помогать властям в их подавлении, то патриарх не мог отказаться. Указ был опубликован на Пелопоннесе; и хотя большинство высшего духовенства угрюмо подчинились, в деревне и беднейших монастырях население возмутилось; даже в Фанаре было открытое неодобрение. Стало ясно, что когда наступит время восстания, патриарх не возглавит его.[633]

Невзирая на позицию патриарха, заговоры продолжались. В конце XVIII в. существовало несколько тайных обществ, например «Афина», которое надеялись освободить Грецию с помощью французов, в числе его членов был Кораис; или «Феникс», которое связывало свои надежды с Россией.[634] В 1814 г. трое греческих купцов из Одессы, Николай Скуфас, Эммануил Ксантос и Афанасий Тсакалов, первый из которых был членом «Феникса», а двое других франкмасонами, основали общество, которое они назвали Εταιρεία των Φιλικών, т. е. сообщество друзей. Благодаря поддержке главным образом Скуфаса, который, к сожалению, умер в 1817 г., оно вскоре стало преобладать над всеми ранее созданными обществами и стало главным центром восстания. Скуфас принимал в общество людей из всех сословий; в скором времени его членами стали фанариоты, такие как князь Константин Ипсиланти и его отчаянные сыновья, Александр и Николай, которые жили теперь в изгнании в России, члены семей Маврокордато и Караджа, представители высшего духовенства, такие как Игнатий, митрополит Арты и позже Валахии, и Герман, митрополит Патрский, ученые, такие как Анфим Газис, и предводители разбойников, такие как арматолы Георгий Олимпиос и Колокотронис. Общество было организовано отчасти по образцу масонских лож, а отчасти по модели раннехристианских общин, как себе представляли их основатели. В нем было четыре ступени. Самая низшая была «братья крови», которая была отведена для неграмотных. Следующая была «рекомендуемые», которые давали клятву подчиняться своим начальникам, но им не разрешалось знать больше, чем общие патриотические цели общества, и они не допускались к знанию имен предводителей; даже не предполагалось, чтобы они знали о существовании «братьев крови». Выше их стояли «священники», которые могли посвящать «братьев крови» и «рекомендуемых» и которые, после произнесения особых клятв, были допускаемы к знанию задач общества в деталях. Над ними стояли «пастыри», которые надзирали за «священниками» и смотрели за тем, чтобы они только посвящали подходящих кандидатов; достойный «рекомендуемый» мог стать «пастырем» без прохождения ступени «священника». Из «пастырей» избиралось высшее управление общества, архэ. Имена членов архэ были известны только им самим, и их собрания проводились в абсолютной тайне. Эта система была придумана не только из соображений безопасности перед внешними силами, но также для престижа общества. Если бы стали известны имена руководителей, по отношению к некоторым из них могла возникнуть оппозиция, особенно среди таких любителей партий, как греки; а таинственность, окружавшая архэ, давала возможность распространять слухи, что в него входят такие могущественные люди, как сам русский царь. Все ступени должны были поклясться в безоговорочном повиновении архэ, которое действовало при посредстве двенадцати апостолов, в задачи которых входило вербовать новых членов и создавать отделения общества в различных провинциях и странах. Они были назначены как раз перед смертью Скуфаса; известны их имена. Сначала решили, чтобы штаб–квартира общества находилась на горе Пелион, а затем, после посвящения вождя из г. Мани Петра Мавромихалиса, она была перемещена в Мани, на юго–востоке Пелопоннеса, в район, куда турки никогда не смогли проникнуть.[635]

Было, однако, два выдающихся грека, которые отказались вступить в общество. Один из них — бывший патриарх Григорий V. В 1808 г. он был вторично низложен и жил на Афоне, где его посетил «апостол» Иоанн Фармакис. Григорий указал на то, что он не может поклясться в безоговорочном подчинении неизвестным вождям тайного общества, и в любом случае он был связан клятвой повиновения султану. Правящего патриарха Кирилла VI не приглашали. Еще более огорчительным был отказ поддержать общество царского министра иностранных дел, Иоанна Каподистрии.[636]

Иоанн Антонис, граф Каподистрия, родился на Корфу в 1776 г. и в молодости служил там в ионийском правительстве; во время второй французской оккупации Ионийских островов в 1807 г. он отправился в Россию. Он получил пост в русской дипломатической службе и участвовал в посольстве в Вену в 1811 г., а на следующий год был одним из русских делегатов на мирных переговорах в Бухаресте. Его выдающиеся способности произвели впечатление на царя Александра, который в 1815 г. назначил его государственным секретарем и товарищем министра иностранных дел. В молодые годы Каподистрия поддерживал контакты со многими греческими теоретиками революции и был хорошо известен как греческий патриот. В прошлом многие греки с надеждой смотрели на Францию, которая могла бы освободить их от турок; но после поражения Наполеона весь греческий мир обратил свои взоры на Россию, и приход Каподистрии к власти придал им уверенность. Русский государь был великим покровителем Православия. Греки забыли, как мало они получили от Екатерины Великой, императорствующей немки–вольнодумки, которая спровоцировала их на восстание 1770 г. и покинула их. Согласно Кючук–Кайнарджийскому договору 1774 г., Россия получила право вмешиваться во внутренние дела Турции в интересах Православия. Сын Екатерины, безумный Павел, совершенно очевидно не хотел поддерживать греков; но когда в 1801 г. Александр вступил на престол своего убитого отца, снова появилась надежда. Александр был известен своими либеральными взглядами и мистическими православными симпатиями. Вера в его помощь побудила господарей Молдавии и Валахии организовать заговор против султана в 1806 г., а когда они были низложены султаном, царь заявил о своих правах по Кючук–Кайнарджийскому договору и объявил войну Турции. Единственным результатом войны была аннексия Россией молдавской провинции Бессарабии. Но греки не отчаивались. Теперь, когда государственным секретарем царя стал грек, они решили, что уже настало время войны за освобождение. Заговорщики не хотели понимать, что Каподистрия служил царю и был практически мыслящим светским человеком; не знали они также и того, что сам царь стал более реакционным и меньше хотел поддерживать восстание против законной власти.[637]