Ведьмин огонь - Джеймс Клеменс

— Но почему было бы не выйти ко мне самому и не избавить нас от этой неуместной игры в догонялки?

Глава Школы нахмурился:

— Я не могу покинуть источник света. Это для меня небезопасно! — старик протянул ключ Эррилу. — Я ждал так долго. Слишком долго. Закончи же статую.

Эррил, не отрываясь, смотрел на ключ. Он так многим рисковал, желая вернуть его, но теперь, когда понял, для чего нужно было это возвращение, остолбенел. В серебряном свете металлический ключ, выплавленный из чистейшего железа на крови тысяч магов, отливал кроваво-красным. Теперь Эррил знал, что делать.

Ключ принял форму кулака — маленького мальчишеского кулака.

Передав меч Болу, Эррил дрожащей рукой взял ключ, и железный кулачок едва не выскользнул из его онемевших пальцев. Сжав его как можно сильней в кулаке, Эррил шагнул к статуе.

— Только ты, ты один можешь сделать это, — прошептал глава Школы, — ибо твоя рука отняла у него жизнь.

Эррил осторожно положил ключ в форме кулачка на обрубленную ручонку, — он подошел точь-в-точь, и когда Эррил убрал пальцы, кулак остался на месте. Эррил отошел и увидел, что статуя обрела новое выражение: если раньше мальчик, казалось, жаловался жестоким небесам и страдал от боли, то теперь поднятый кулачок свидетельствовал о защите, он был вознесен в решительном и справедливом гневе, и лицо мальчика дышало ответственностью за свои действия.

Теперь это была фигура не мальчика, но мужчины .

Эррил стоял и смотрел, и слезы лились по его небритым щекам. И тогда хрустальное лицо статуи повернулось, и прозрачные глаза глянули прямо ему в глаза.

Сзади закричала пораженная до глубины сердца Елена, и раздался сдавленный вздох Бола. Но Эррил слышал лишь бормотанье старого мастера, похожее то ли на экзальтацию, то ли на безумие.

— Только ты мог сделать это, Эррил их Стендая! Ты лишил его жизни, — и только ты смог вернуть его обратно!

Могвид прижался к каменной стене туннеля, пока Рокингем пытался соорудить подобие факела из сухой ветки и обрывка Могвидовской рубашки. Сайлур явно боялся этого высокого стройного человека с его быстрыми движениями и подозрительно сощуренными глазами, но не мог не испытывать к нему и уважения за его ловкий язык. А уважения у Могвида заслуживали очень и очень немногие. Даже собственный брат с его преданностью и горячим сердцем вызывал у него только усмешку. А этот… Этот одними лишь словами и хитростью вырвал свободу для них обоих, вырвал у жутких тварей с когтями и крыльями. А Фардайл стал бы сражаться с ними — и получил бы в результате никому не нужную смерть.

И Могвид запомнил урок, невольно преподанный ему Рокингемом.

— Подержи-ка! — приказал Рокингем, безуспешно пытаясь поджечь импровизированный факел. Однако это ему все же удалось, хотя и последней спичкой. — Наконец-то! — Рубашка загорелась, став похожей во тьме на лиловатую розу. Тени заплясали по лицам. — Собери еще веток и разорви рубашку на полосы. Факелов должно быть много, потому что никому неизвестно, сколько нам предстоит пробыть здесь.

Могвид посмотрел в туннель, где скрылся его брат, потом в сторону выхода, где их ожидали скалтумы. Крик Фардайла снова болезненно зазвенел в его ушах.

— Куда мы пойдем?

— Пока будем убивать время. Скоро рассветет, и скалтумы уйдут с открытого пространства куда-нибудь в тень.

— Вы уверены?

Рокингем пожал плечами:

— А мы пока можем поискать, нет ли здесь другого выхода наверх, — подальше от этих тварей.

Могвид с восхищением посмотрел на своего спутника. Как остер его ум, как опережает он разумом и хитростью даже этих чудовищ!

— Но надо быть осторожней, — произнес Могвид, тоже желая внести свою скромную лепту в дело спасения. — Там внизу кто-то есть, оно шипит. И я думаю, это именно оно и напало на моего брата.

Рокингем поднял пылающий факел:

— Существа тьмы обычно боятся огня, и потому пока мы идем медленно и с огнем, бояться нам особенно нечего.

Могвид кивнул и пошел за Рокингемом вниз по туннелю. Их глухие шаги отдавались эхом в каменных сводах, мох и лишайники плетьми свисали отовсюду. Пробираясь дальше, Рокингем напоролся на полусгнивший труп какого-то существа и, не раздумывая, подпалил его факелом. Потом трупики стали встречаться все чаще, и каждый раз сердце подкатывало прямо к горлу Могвида. Где же Фардайл?

— Туннель кончается, — предупредил Рокингем спустя еще некоторое время.

Могвид остановился, не рискуя идти дальше.

— Эта комната похожа на настоящий зал, — продолжал Рокингем, даже не заметив, что Могвид остановился.

Его факел скрылся за поворотом, и Могвида окутала непроницаемая тьма, которая сразу же зашуршала и зашипела и стала нашептывать в уши Могвиду страхи и подозрения. Сайлур знал, что это всего лишь игра воображения, но все равно испугался, и еще более страшным казалось ему то, что, возможно, ждет их впереди. Но самым страшным, однако, являлось одиночество. С самого начала путешествия с ним всегда рядом кто-то находился, неважно, брат или огр. А теперь, когда Фардайл, конечно же, мертв, Толчук потерян в туннеле, а Рокингем ушел вперед, мысль о том, что он остался в этом подземелье совершенно один, полагаясь лишь на собственные разум и сердце, окончательно парализовала Могвида. И сайлур невольно пошел вперед, где скоро появился факел Рокингема.

— Да, неплохой зал, — бормотал Рокингем, продолжая обследовать помещение со стороны выхода из туннеля. — И отсюда ведет много других проходов. Но куда они ведут — никому неизвестно.

Могвид робко высунул голову из туннеля. Никаких следов Фардайла или кого-нибудь другого видно не было, шипение же стало еще громче и отчетливей. Правда, сайлур, пожалуй, вообще ничего не слышал; все заглушали бешеные удары сердца и шум крови в ушах от страха.

— Может быть, то, что внизу, давно съело тут всех и теперь насытилось? — прошептал он.

— Остается только уповать на это, но рассчитывать невозможно, — сухо ответил Рокингем.

— И что же нам теперь делать?

— Слишком много путей идет отсюда, и потому у нас есть прекрасная возможность затеряться. Короче, я говорю о том, что лучше мы переждем здесь до рассвета, а потом попытаемся вернуться тем же путем, что и пришли.

— А женщина?

— Нилен?

— Да.

На лице Рокингема обозначилась скорбь, но Могвид видел, что это лишь ловкое притворство:

— Она выиграла для нас свободу ценой своей жизни.

На мгновение в груди Могвида поднялась волна настоящего горя, но он быстро поборол ее. Он жив, — а это главное.

К тому же, нюмфаи всегда очень прохладно относились к его народу.

Наступило неловкое молчание, поскольку ни один из двоих не хотел признаться в своих мыслях.