Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Э-э-э… не совсем, опустила глаза Бет. – Например, у слова «справедливость» есть оттенки?

– О, да. И много. Его можно записать, например, вот так: – Ли набросала два простых и изящных знака. – Читается как «коохэй». Обозначает справедливость, честность как личную и социальную добродетель. А вот эти два знака, – кисть опять клюнула тушь и зашуршала по бумаге, – читаются как «сэйги». Это та самая справедливость, которую вершат…

– А знак тот же, что и в слове «ответственность», – заметила Бет.

– Браво, – сказала Аэша Ли. – Мало кто с первого раза может запомнить и различить такой сложный знак. А если мы объединим два знака из двух слов, мы получим еще одно понимание справедливости – всеобщее равенство перед законом. Читается как «кооги». Но конечно же, это имеет смысл только для того, кто обладает чувством справедливости, – она написала еще один знак рядом со словом «сэйги». – Читается как «сэйгикан».

– Здесь тоже есть элемент «Сердце», – Бет показала пальцем и чуть-чуть размазала надпись. Синоби внимательно посмотрела на нее.

– Да. Здесь есть элемент «Сердце», – согласилась она.

– И что теперь?

– Теперь мы совершим жертвенное сожжение этих надписей, – сказала Ли, складывая все бумаги, с распечаткой вместе, в каменную чашу. – Мы медитировали над такими понятиями как «ответственность», «терпение», «долг»… А теперь пожертвуем эти размышления. Опустите сюда руку, пожалуйста, – престарелая шпионка показала на вмятину у основания, грубо повторяющую очертания ладони.

Бет выполнила ее просьбу – и почувствовала, как рука проваливается в какое-то бесцветное желе. Над чашей сомкнулось силовое поле, внутри которого что-то загудело. Бумаги пожелтели, потом почернел – а потом вспыхнул разом, очень ярко и красиво, словно взлетела стайка ало-черных бабочек. Потом они рассыпались серым пеплом и наконец – со свистом ушли в отверстие, открывшееся в дне чаши.

– Мой отец… – проговорила Бет, глядя, как письмо Дика превращается в прах, – он был справедливым человеком? В смысле личной добродетели?

– Пожалуй, так можно сказать, – согласилась Ли, – но если вести речь об элиминации гемов, то дело не только в этом. Даже к справедливой цели нельзя идти прямыми путями. Если бы программа Фаррана была принята, люди скоро возмутились бы тем, что их оставляют без надежных рабочих рук. Дома, рассчитывавшие на экспансию, схватились бы за голову. И когда они дозрели бы до понимания того, что без гемов не обойтись, но без рабовладения можно – тогда можно было бы и поднимать вопрос об освобождении. Иначе любое давление сверху воспринималось бы как прогиб под имперскую идеологию.

– Но Рихард…

– Рихард – воспитанник Бона. Подумайте об этом.

– Какой интересный урок каллиграфии… – Бет плотнее завернулась в тонкую шаль. – А можно его как-нибудь повторить?

– Отчего бы и нет? – пожала плечами Ли. – В ближайшее время я буду сильно занята, но как-нибудь мы еще встретимся здесь, в храме.

Из храма Бет направилась не домой, а в муниципалитет – узнать, как идут дела с регистрацией убежища для гемов. Заикающийся от почтения чиновник, встретивший ее, заверил, что дело движется, но санитарная комиссия не совсем довольна условиями в старой рабочей казарме Кордо.

– Что за чушь! – взвилась Бет. – Если эти помещения подходят для рабочих гемов, почему комиссия их не находит подходящими для гемов на отдыхе?

– П-помещения были найдены подходящими в-восемнадцать лет назад, – развел руками чиновник, – с тех пор там износились к-коммуникации, водопровод и к-каналзация могут быть не совсем надежны…

– Знаете что! – взорвалась Бет. – Я сильно сомневаюсь, что вы так же придирчиво проверяете коммуникации рабочих казарм.

– Вы в своем праве, – поклонился чиновник. – Но законы едины для всех: без решения санитарной комиссии мы не можем открыть приют.

Бет хотела было потребовать встречи с магистратом, но тут же сообразила, что, скорее всего, натолкнется на такую же вежливую ложь. Не нужно терять времени на чинуш.

Она села в машину и велела Галахаду двигаться прямо в императорский дворец.

Идентифицировав личность, ее впустили внутрь без проволочек. Распорядитель сказал, что государь в гимнасиуме, упражняется с тайсёгуном на мечах.

– Значит, они оба здесь, – сказала Бет. – Вот и отлично.

Гимнасиум представлял собой длинный зал с галереей, где вдоль стен стояли разнообразные тренажерные аппараты, а посередине шла фехтовальная дорожка. То, что происходило на этой дорожке, на миг заставило Бет замереть от восторга.

И Рихард, и Керет, обнаженные до пояса, были совершенством каждый в своем роде. Полураздетого дядюшку Бет уже видела, полураздетого Керета еще нет, и сейчас, если бы ей предложили роль Париса, она бы съела яблоко, чтобы не делать выбора. Прекрасны были оба.

Но если включить в шкалу и фехтовальное мастерство, решила она, то яблочко, несомненно, было бы дядюшкино. Керета явно учили лучшие флордсманы Картаго – и школа была видна. Рихард же двигался так естественно, словно свог был… нет, даже не частью его тела. На этой стадии мастерства находился Керет, Рихард же вместе с клинком сам бы продолжением чего-то большего, чего-то превыше мастерства, чего-то… почти божественного. Он очевидно поддавался Керету, но без всяких признаков лести: просто если бы он, отвечая на выпады юноши, доводил каждую контратаку до конца, этот поединок продлился бы секунда полторы, не более. Керет прекрасно знал, что Рихарду он не соперник – и был явно доволен ролью партнера.

Бет облокотилась о перила и замерла так, любуясь великолепием этого танца. Она могла бы смотреть на это часами, забыв о своем деле – но Керет уже явно начал выбиваться из сил, и дядя воспользовался ее появлением как предлогом закончить схватку.

– Ты вовремя, – дядя поднялся на галерею и поцеловал Бет в щеку. – Ночью я улечу.

– Куда? – изумилась Бет – Зачем?

– Тайсёгун – прежде всего военачальник, – напомнил Керет, поцеловав невесту в другую щеку. – Его ждет Крыло. Перед отлетом сеу Шнайдер зашел ко мне, обсудить кое-какие дела, и застал меня в гимнасиуме. Он подарил мне замечательный поединок.

– Не такой уж и замечательный, – пожал плечам Рихард, в то время как подошедшие гемы растирали обоих бойцов влажными полотенцами, от которых исходили тепло и аромат. – Мое мастерство несколько подзаржавело, государь.

– Даже если так – вы все равно даете мне сто очков форы, – улыбнулся Керет. – Эльза, подожди нас в лазурной гостиной, мы сейчас переоденемся.

В лазурной гостиной им подали легкое вино и натуральные фрукты.