Город Зверя - Майкл Муркок

Затем навалилась желанная тьма. Наверное, я вырубился, а может быть, всего лишь уснул.

Я пришел в себя от прикосновения теплой нежной руки к моей голове и, открыв глаза, увидел лицо девушки-кошки, которую в первую очередь мне нужно было благодарить за мое спасение.

— Что случилось? — спросил я, с трудом ворочая языком.

— Мы охотились на рети и нашли свою дичь, — мягко ответила она. — А наша дичь охотилась на тебя — и мы смогли одновременно убить рети и спасти тебя. Где твои друзья?

Я покачал головой.

— Одного убили Первые Хозяева, — ответил я. — А другой, я думаю, унесен ими. Я не знаю, как он там.

— Ты дрался с Первыми Хозяевами и выжил! — Глаза ее сияли восхищением. — Это великий день! Все, на что мы надеялись, когда я принесла вам мечи — это что вы сумеете умереть сражаясь. Ты будешь героем среди нашего народа!

— У меня нет желания быть героем, — сказал я ей. — Всего лишь выжить и иметь шанс найти своего исчезнувшего друга.

— Которого унесли? — спросила она.

— Синего Гиганта, Хула Хаджи, моего самого близкого друга.

— У него мало шансов, — сказала она.

— Но какой-то ведь есть?

— Теперь — нет. Первые Хозяева наверняка попировали прошлой ночью.

— Прошлой ночью! — Я сел. — Сколько же я спал?

— Почти два дня, — просто сказала она. — Ты был очень усталым, когда мы принесли тебя сюда.

— Два дня! Так долго!

— Это не так уж и долго, учитывая то, что ты совершил.

— Но слишком долго, — возразил я. — Так как нет больше возможности спасти Хула Хаджи.

— Как бы там ни поступили, ты наверняка не добрался бы до обиталища Первых Хозяев, — утешала она. — Воздай честь своему другу, как доблестному герою. Помни, как он умер и что это значит для тех, кто все эти века страдал от тирании Первых Хозяев!

— Я знаю, что на самом деле не могу винить себя за смерть Хула Хаджи, — сказал я, справляясь с чувством, испытанным мною при известии о гибели моего друга. — о это не мешает мне скорбеть по нему.

— Скорби по нему, если хочешь, но также и чти его. Он убил много Первых Хозяев. Никогда в Хрустальной Яме не бушевало такой битвы. Даже сейчас дно се завалено трупами Первых Хозяев. Там полегла, по меньшей мере, половина их. Расскажи мне о бое.

Я, как можно короче, рассказал ей о том, что случилось.

Глаза ее засияли еще ярче, и она стиснула руки.

— Какая великая повесть для наших поэтов! — ахнула она. — О, как твое имя, герой? И как имена твоих друзей?

— Моих друзей звали Бради Хул Хаджи из Мендишара за океаном и… — Я замолк, так как Рокин не был мне настоящим другом, хотя и являлся доблестным товарищем по оружию в наших боях. — Бради Рокин Золотой из Багарада.

— Бради! — воскликнула она. — А ты? Ты что — Бради всех Бради? Ты не можешь быть кем-то меньшим по званию.

Я улыбнулся ее энтузиазму.

— Нет, — сказал я. — Меня зовут Майкл Кейн, Брадинак по браку с королевским Домом Варналя, лежащего далеко на юге за морем.

— С юга, из-за моря. Я слышала сказки об этих мифических землях, странах богов. Здесь никаких богов нет. Они покинули нас. Они возвращаются спасти нас от Первых Хозяев.

— Я не бог, — заверил я ее. — И мы на юге не верим в богов. Мы верим в Человека.

— Но разве Человек не бог в своем роде? — невинно спросила она.

Я снова улыбнулся.

— Он иногда так думает. Но люди в моей стране — не сверхъестественные существа. Они, подобно вам, из плоти и крови. Вы ничем не отличаетесь, хотя предки у нас разные.

— Первые Хозяева говорили нам совсем иное.

— Первые Хозяева умеют разговаривать? — поразился я. — А я считал их неразумными зверьми!

— Теперь они не говорят с нами. Но они оставили свои записи, именно их мы читаем и в былые времена чтили. Народ Хага все еще поклоняется Первым Хозяевам, но мы — нет.

— Почему они поклоняются Первым Хозяевам? Я мог бы предположить, что они будут драться с такими тварями, — заметил я.

— Первые Хозяева создали нас, — просто объяснила она.

— Создали вас? Но как?

— Мы не знаем как — за исключением нескольких обычных рассказов, повествующих о Первых Хозяевах как о слугах еще более ранних хозяев, расе великих магов, ныне исчезнувших с Вашу.

Я догадался, что она говорит о шивах и якша, правивших некогда всем Марсом, или Вашу, как они его называли. Наверное, крылатые синие люди, бежавшие в древние времена из Мендишара, отыскали остатки более древней расы и научились кое-чему из ее науки.

— О чем говорится в ваших повестях о Первых Хозяевах? — спросил я.

— Они рассказывают, что Первые Хозяева создали наших предков, налагая заклинания на их мозги и формируя их тела так, что они могли думать и ходить, как люди. Некоторое время наше племя — народ Пурхи и другое племя — народ Хага жили вместе в городе Первых Хозяев, служа им и принося себя в жертву.

Это показалось мне наиболее ужасной формой вивисекции. Я перевел рассказ девушки на более научный язык. Первые Хозяева усвоили науку от еще более древней расы. Они применили ее, наверное, путем какого-то тонкого хирургического вмешательства для создания человекообразных существ из кошек и собак. Потом эти создания использовались в качестве рабов и подопытных животных.

— А что случилось потом? — спросил я. — Как эти три народа разделились?

— Это трудно понять. — Она наморщила лоб. — Но мысли Первых Хозяев все больше и больше замыкались в себе. Магия, которую они открыли, принося нас в жертву, была применена к их собственным телам и мозгам. И они стали как… как… животные. Ими овладело безумие. Они покинули свой город и улетели в пещеры в горах. Но каждые пятьсот шати они возвращаются к Хрустальной Яме, созданной ими самими либо древними, которым они служили, — за питанием.

— Что является их обычной пищей? — спросил я.

— Мы, — мрачно ответила она.

Я почувствовал отвращение. Я мог частично понять психологию, позволяющую человеко-собакам Хага приносить чужаков в жертву своим хозяевам, но можно было только ненавидеть психологию, позволяющую им отдать в пищу своих кузенов.

— Они едят народ Пурхи! — содрогнулся я.

— Не только Пурхи, — покачала головой она. — Лишь когда нас захватывают в плен. Когда у них нет пленников, они отбирают среди своих самых слабых, чтобы обеспечить пищей Первых Хозяев.

— Но что же побуждает их совершать такие страшные преступления? — ахнул я.

Ответ девушки опять был прост и показался мне очень глубоким:

— Страх.

Я кивнул, гадая, не являлось ли это чувство существенной причиной большинства зол. Разве не были все политические системы, все искусство, все человеческие действия направлены к созданию ценного чувства безопасности? Именно страх порождал безумие, порождал войны. Страх на самом деле порождал то, чего мы больше всего страшились. Не потому ли восхваляли бесстрашного человека — потому что он не представлял угрозы для других? Наверное, существует много видов бесстрашия, и полное бесстрашие порождало цельного человека — человека, не нуждающегося в демонстрации своего бесстрашия. Фактически оказывается, что истинный герой — это невоспетый герой.