Тридцатилетняя война - Сесили Вероника Веджвуд

Казалось невероятным, что город может так безнадежно и долго держаться. И именно в тот момент, когда фортуна наконец улыбнулась Ришелье и ключевой форпост на Рейне вот-вот будет в его руках, вдруг тяжело заболел отец Жозеф. В Париже с нетерпением ждали вестей о падении Брайзаха, но крепость не сдавалась, а старый капуцин с каждым днем слабел. История сохранила легенду о редкостном проявлении кардиналом мягкосердечия. Стремительно войдя в комнату, где лежал умирающий старик, Ришелье, изображая на лице радостную улыбку, воскликнул: «Отец Жозеф, Брайзах наш!»[1206] За день до смерти священника, 17 декабря 1638 года, Брайзах капитулировал. В Париже узнали об этом 19 декабря.

Эльзас теперь был оккупирован от края до края на французские деньги. Брайзах, ключевая крепость на Рейне и ворота в Германию, пал. На востоке Банер нанес поражение Иоганну Георгу под Хемницем, занял Пирну, потеснил противника у Брандейса и вторгся в Богемию. Кардинал-инфант не мог ни остановить набеги французов во Фландрии, ни оказать помощь в Германии новому императору, победителю в битве при Нёрдлингене, испытывавшему нехватку и субсидий, и хороших генералов. Пикколомини затерялся в Нижних странах, Арним ушел в отставку, Верт томился в заточении у французов. Теперь Фердинанду приходилось полагаться на трех не. очень надежных полководцев: Галласа, постепенно спивавшегося и забывавшего о своих обязанностях[1207], Хацфельда, служившего прежде полковником у Валленштейна и однажды действительно разнесшего в пух и прах небольшой контингент курфюрста Пфальцского у Флото на Везере, и Гёца, перебежчика, человека с ограниченными способностями, заменившего Верта на посту командующего баварцами. Фердинанду было нелегко набирать рекрутов и взимать подати на обезлюдевших землях, выплачивать жалованье и содержать армию. Но внезапно на Рейне весной 1639 года разразился политический кризис, поставивший в трудное положение Ришелье и давший Фердинанду время для обдумывания своих дальнейших действий.

Бернхард Саксен-Веймарский жестко заговорил о своих правах. По договору, заключенному в 1635 году, ему был обещан Эльзас. Теперь, когда его войска заняли этот край, он поставил вопрос ребром — передать ему Эльзас незамедлительно и без каких-либо оговорок или претензий со стороны Франции. Бернхард заявил также, что Брайзах сдался не французской короне, а ему персонально, и посему он намерен им владеть. Он потребовал от французов уважать целостность германских земель, верховенство германских князей и относиться к союзу с ним так же, как к альянсу со шведами[1208].

5

Проблема отношений, поощрения и вознаграждения наемников стояла остро с самого начала войны. Мансфельд требовал Хагенау, Валленштейн — Мекленбург, Рейнский Пфальц, Бранденбург и Богемию, шведские маршалы хотели, чтобы им давали имения, Бернхард заявлял права на Франконию, а теперь и на Эльзас. В заявках Бернхарда, возможно, не было ничего, кроме личной заинтересованности в собственности, но значимость, которую Эльзас приобрел впоследствии, наложила особый высоконравственный отпечаток на его сделки, отсутствовавший в требованиях Мансфельда, шведских военачальников и тем более в притязаниях Валленштейна.

Репутация патриота приклеилась к Бернхарду еще до Брайзаха. Он не скрывал своего враждебного отношения к Ришелье, требуя от него безоговорочной уступки Эльзаса и не желая идти ни на какие компромиссы. Однако патриотизм его скорее был напускным или даже лицемерным: он вовсе и не пытался создать в империи германскую партию и привлечь для этого влиятельных князей. Более того, он сознательно отверг предложение сформировать такую партию, поступившее от ландграфини Гессенской.

Имеющиеся свидетельства опять же малоубедительны. Бернхард вполне мог сомневаться в искренности ландграфини. Поскольку он сам реально ничего не предложил, то напрашивается вывод: его неприязнь к французам носила частный характер и не оказывала серьезного влияния на расстановку политических сил в Германии.

Бернхард выступил со своими претензиями в феврале 1639 года, потребовав права на Брайзах и четыре так называемых лесных города: Лауфенбург, Зекинген, Вальдсхут и Рейнфельден[1209]. Всю весну Париж не мог отговорить его, посылая ему письмо за письмом. В июне к нему прибыл со свежими войсками маршал Гебриан, но Бернхард по-прежнему упорствовал[1210]. Удовлетворить его грандиозные запросы нельзя было без того, чтобы не наделить его военным и территориальным всевластием, равноценным могуществу Валленштейна.

Однако неумолимый рок уготовил для него другой финал. «Преждевременно нагрянувшая смерть остановила победную поступь на середине пути и поставила пределы его амбициям»[1211]. Так гласит на латыни хроника той эпохи. Менее чем через неделю Бернхард из опасного соперника превратился в оплакиваемого героя, и весь королевский двор был принужден облачиться во все черное[1212].

Последние месяцы его мучила лихорадка[1213], а в середине июля болезнь окончательно завладела им и его жизнь оборвалась в считанные дни. Для Ришелье его смерть была очень кстати, и многие заподозрили кардинала в том, что он приказал отравить Бернхарда[1214]. Однако в этой легенде нет ни грана правды. Смерть молодого организма от истощения и болезни, существовавшего на пределе своих возможностей, столь же вероятна, как и гибель солдата во время сражения. Ришелье повезло с кончиной Бернхарда, также как и с гибелью Густава Адольфа.

Бернхард и сам предчувствовал приближение смертельного исхода, требовал от лекарей стимуляторы и успел составить завещание[1215]. Можно подумать, что в своей последней воле он подтверждает репутацию патриота. Он завещал Эльзас старшему брату, хотя и должен был понимать, что у Вильгельма Веймарского нет ни сил, ни желания идти против французского короля. Бернхард поручил свою армию второму командующему, Эрлаху, господину из Швейцарии, которому всецело доверял, а лучшего коня подарил Гебриану в качестве компенсации за напрасные дипломатические старания[1216]. Перед смертью Бернхард мог бы раскрыть свои истинные намерения и предпринять какие-то последние действия по реализации замыслов. Однако завещание, что бы ни утверждали его апологеты, такое же туманное, как и вся его политическая программа. Оно ничего не доказывает, кроме того, что Бернхард считал Ришелье единственным человеком, способным отстоять интересы протестантов, а у него самого в Германии не было партии, которой он мог бы передать и Эльзас и армию.

Он умер достойно, с чистой совестью, человеком добродетельным и практически безгрешным. Что касается долга перед нацией, то, думается, разорение Рейнланда, разрушение Ландсхута или разгром Баварии беспокоили Бернхарда так же мало, как покойного императора Фердинанда — перспектива полного уничтожения империи. Какими бы ни были его амбиции, вряд ли можно сомневаться в том, что он всегда оставался правоверным протестантом в такой же мере, в какой считал себя католиком Фердинанд. «Господи Иисусе, Тебе я вверяю свою душу», — прошептал он, уходя из жизни. Ему было всего-навсего тридцать пять лет.

Бернхарда не в чем ни укорять, ни обелять. Смерть подвела черту под всеми его деяниями, и если он совершил какое-то зло, то она вынесла и свой приговор — «не доказано».

6

То, как мало сделал Бернхард во благо германских национальных интересов, подтвердили события, происходившие после его смерти. Реальными властителями в Эльзасе и Брайзахе были солдаты Бернхарда, а их властителем был Эр-лах. Подружиться с Эрлахом означало получить в свое распоряжение Верхний Рейн. Из всех германских правителей только один попытался завязать с ним дружбу.

Двадцатитрехлетний пфальцский курфюрст Карл Людвиг, трезвомыслящий, эгоистичный, хотя и совестливый молодой человек, с ранних лет научился заботиться о себе сам. Он был в какой-то мере мизантропом, и дома его даже называли Тимоном, но в тот период его человеконенавистничество перемешалось с безрассудным оптимизмом юности. В октябре его армия, которую он набрал на деньги Англии, была разгромлена при Флото, его младший брат оказался в плену, а сам он едва избежал гибели. Неудача его не обескуражила, и Карл Людвиг нацелился на то, чтобы завладеть армией Бернхарда и, соответственно, Верхним Рейном.

Играя на чувствах протестантов, осуждая ошибки отца, пользуясь своим германским происхождением и обещая субсидии якобы очень богатого дяди, короля Великобритании, Карл Людвиг занял в армии Бернхарда такое положение, которое не могло не встревожить Ришелье. Он действительно имел все шансы заменить германского князя, но его подвела обыкновенная детская шалость. Карл решил добираться в войска через территорию Франции. Ришелье изловил его в Мулене и отправил в заточение в Венсенн[1217], где курфюрст и томился до тех пор, пока Эрлах не продал армию Людовику XIII.