Когда вмешалась жизнь - Джуэл Э. Энн

Прошло полных пять минут, прежде чем он подал голос, а она все еще оставалась на линии.

— Ты видишь иронию в произошедшем? Твоя сестра и ее муж. Ты и женатый мужчина.

— Да.

Он ждал.

После своего односложного ответа она продолжила молчать.

Зажав переносицу пальцами, Леви пожелал, чтобы дурацкие эмоции катились к черту, но они никуда не делись и жгли ему глаза.

— Спроси меня что-нибудь. Мне до смерти хочется выговориться, но лучше всего я это делаю, когда меня провоцируют. Так спроси меня.

Время на его телефоне продолжало свой счет. Через минуту и тринадцать секунд она снова нарушила молчание.

— Ты любишь меня?

— Не спрашивай меня об этом.

— У нас все кончено?

— Да… Нет… — Он ударил кулаком по дивану. — Пошла ты! Задай мне настоящий вопрос, а не эту чушь с ответами «да» или «нет».

Леви потер виски, соскальзывая в настолько мрачное и наполненное гневом место, что ему хотелось вылезти из своей кожи. Он пожалел о своих словах, как только произнес их. Попытка сломать ее только усилила боль.

— Это была плохая идея. Я слишком много выпил. Мне не следовало звонить, я…

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Леви?

Он с трудом сглотнул, и еще больше эмоций стало жечь его глаза.

— Что я все неправильно понял. Что у тебя не было романа с Гасом.

— И после моих слов, что это не было недоразумением, что ты хочешь, чтобы я сделала? — Она всхлипнула.

Он заставил ее плакать. Часть его ненавидела себя за это, а часть хотела, чтобы она тоже почувствовала, как нож поворачивается в сердце.

— Извинилась? — спросила она.

— Мне не нужны твои долбаные извинения.

— Ладно. Вот тебе настоящий вопрос… знают ли твои родители об этом романе? О романах?

— Еще один гребаный вопрос на «да» или «нет».

— Могу поспорить, ты им не сказал. Почему? Почему ты им не сказал, Леви?

— Им не обязательно знать. — Он сделал еще глоток пива.

— Чушь собачья! Если тебе нужно знать, то и им тоже! Они заслуживают знать, что их дочь и ее муж жили во лжи. Они заслуживают знать, что их дочь путешествовала без мужа, но всегда брала с собой сексуальное нижнее белье и коробку презервативов.

— Прекрати. — Он стиснул зубы.

— Она обращалась с ним как с дерьмом.

— Проклятье! Заткнись! — Он швырнул бутылку через всю комнату. Рэгс гавкнул один раз, затем шлепнулся на задницу и заскулил.

Прошло еще немного времени. Еще три минуты тишины.

— Иди, посмотри в зеркало на свою татуировку на спине, — голос Паркер звучал сдавленно и был пронизан болью. — Я возьму на себя свою долю вины. Я ужасный человек, потому что плохо обращалась со своей сестрой и Калебом. Я ужасный человек, потому что пала на меч своей гордости. Я ужасный человек, потому что виню в своих недостатках всех, кроме себя.

Она прочистила горло.

— Я могла бы остановить то, что происходило между мной и Гасом. И я должна была это сделать. Но это не изменило бы исход их брака. Если бы я знала, что ты в курсе романа Сабрины, то рассказала бы тебе о своих отношениях с Гасом.

— Не ври. Ты бы никогда мне не сказала. Ты думала, что твоя тайна надежно укрыта в могиле. Если бы я не сказал что-то о…

— Иисусе! Ты даже не представляешь, как сильно… — из ее груди вырвались рыдания, — как о-отчаянно мне нужно было кому-то рассказать. Я умирала изнутри. Сердце рвалось из груди, душа у-умирала по частичкам. Но я не могла никому рассказать, не запятнав воспоминаний о них, не танцуя на их могилах, не разрушив больше жизней, чем уже было разрушено! П-поэтому мне пришлось собрать все свое горе и держать его внутри, показывая именно те эмоции, которые люди ожидают от соседки и сотрудницы.

Леви сжал волосы в кулак и зажмурился, охваченный головокружением от алкоголя в его венах, от ножа, все еще торчавшего в его сердце, и от рыданий на другом конце линии.

— Я должна…

— Остановись! — Он сильнее сжал волосы.

— Леви…

— Больше ни слова.

— Я не жалею, что не рассказала тебе.

— Я сказал: заткнись!

Она не послушалась.

— Я должна сожалеть о том, что пришла на похороны. О каждом нашем разговоре. О ночи в кузове «Old Blue». О том, что поехала с тобой. О каждом слове. Каждом прикосновении. Люб… — Ее голос сорвался. — Л-любви к тебе. Но… — он едва мог расслышать ее шепот, — …я не сожалею. Не могу. Так что…

Он развалился на части вместе с ней, не в силах говорить, поскольку его трясло.

— Ненавидь меня. Я все равно буду любить тебя. Режь меня словами. Я буду истекать кровью ради тебя. Сожалей о нас. Я исчезну из твоей жизни. Но никогда не проси меня сожалеть о нас. Если мы не были настоящими, то я не хочу больше дышать. А я хочу жить, Леви. Впервые за очень долгое время я не чувствую, что тону в гневе, что прячусь от правды или отрицаю, что такова моя жизнь. Я несовершенна, как и все остальные. Но я также достойна любви и прощения, и соглашаться на меньшее было бы неправильно.

Леви потер покрасневшие глаза и, не переставая стискивать зубы, пытался сдержать все, что хотел сказать. Он делал это ради нее, даже если она этого не заслуживала.

— Ты ожидаешь, что я прощу тебя?

— Нет, — прошептала она.

— Ты ожидаешь, что я смогу любить тебя?

— Нет.

— Тогда чего ты от меня ждешь?

Время на его телефоне продолжало свой бег.

— Это не я звонила. Я ничего от тебя не жду. Но я желаю тебе всего наилучшего.

Таймер остановился.

Глава 43

Батут, Тейлор Свифт и часы бесконечной работы во дворе каждый день не давали Паркер умереть еще чуть-чуть. Две недели без Леви. Она завела Леви-календарь и зачеркивала в нем дни. 1 января она выбросит календарь и объявит об окончании Леви-детоксикации. Впереди ее ждало примерно четыре месяца.

Телефонный звонок ее выпотрошил, но он в нем нуждался, и она это понимала. Паркер хотела взять на себя его боль, и она взяла ее столько, сколько могла, чтобы не умереть под ее тяжестью.

— Сегодня мы устраиваем барбекю. Тебе следует прийти. — Пайпер протянула Паркер холодную бутылку воды, и Паркер сняла кожаные рабочие перчатки.

Она надеялась, что в следующем месяце сорняков будет меньше.

— Еще рано. — Паркер выпила половину бутылки.

— Мне не нравится, что мы