Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко

А император близок был к сумасшествию: позорная война с Японией ради амбиций царя и с подачи Вильгельма II, погубившая тысячи русских жизней и весь Балтийский флот! Ловко тогда Вильгельм подтолкнул Николая в Манчжурию и Корею! После душевных советов ему на Ревельском рейде, на яхте Вильгельма взвился сигнал по международному своду: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана!» Как же тут было не оправдать веру Вильгельма! Влезли в Корею. Влезли в Манчжурию. И получили войну. Зато дядюшка Вилли, ослабив Россию, усилил Германию.

Война с Японией, революция 1905 года, убийство губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, постоянные покушения на членов правительства, мировая война, хоть Ники и Аликс так полюбили дядюшку Вилли, что между Германией и Россией в июле 1905 года был составлен Бъёрский договор, направленный против Англии. Договор был полностью подготовлен Николаем II тайно от своих советников, став неприятной неожиданностью для министров Витте и Ламсдорфа.

Незадолго до Бьёрка, двоюродные братья – Николай II и наследный принц Великобритании Георг клялись в вечной дружбе: «Да, мой самый дорогой Ники, я надеюсь, что мы всегда будем продолжать нашу с тобой дружбу. Ты знаешь, я неизменен, и я всегда тебя так любил… В мыслях я постоянно с тобой. Благослови тебя Бог, мой дорогой старина Ники, и помни, что ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга. Навеки твой преданный друг Джорджи».

В силу Бьёрский договор не вступил, но недавний друг Джорджи основательно охладел к старому другу Ники.

Россия стояла на краю гибели, но… полная беспечность председателя Совета Министров Горемыкина, назначенного по указке Распутина. «На замечание мое, что нельзя одновременно вести войну и вычеркивать из казны четвертую часть доходного бюджета, Горемыкин заметил невозмутимо: “Ну что за беда, что у нас выбыло из кассы 800 миллионов дохода. Мы напечатаем лишних 800 миллионов бумажек, – как будто не ясно всем и каждому, что мы должны вести войну на бумажки, что даже и недурно, так как их охотно берет народ”» (В. Н. Коковцов).

Императрица была озабочена участью немецких военнопленных. 5 января 1916 года написала мужу в ставку: «Макс говорит, что у них не хватает продовольствия для вполне достаточного питания пленных, так как подвоз провианта к ним отрезан отовсюду (теперь из Турции, я думаю, подвозят, это для них большая поддержка). А мы можем лучше питать и давать больше жиров, в которых они нуждаются – в Сибири поезда ходят правильно, – и помещение нужно потеплее и почище».

Император ответил через три дня: «…генералу Беляеву я скажу о немецких военнопленных, дне рождения Вильгельма и т. д. Я намерен послать Георгию шифрованную телеграмму относительно того, на что обратить особое внимание при посещении военнопленных, кроме других подробностей, которые я хочу поручить ему расследовать!»

Следующее письмо императрицы датировано 14-м января: «Сегодня день рождения Вильгельма». Того самого Вильгельма, который травил русских солдатиков газом, до смерти, отнюдь не желая кормить их в плену.

«Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути этого зелёного плотного тумана была уничтожена, листья на деревьях в момент пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и безжизненно легла на землю.

На Соснеской позиции и в тылу было ужасно, около половины бойцов были сразу отравлены насмерть, полуотравленные брели назад и, томимые жаждой, нагибались к источникам воды, но тут на низких местах, газы задерживались, и вторичное отравление вело к смерти.

После газовой атаки из шести полков и ополчения, оборонявших крепость, выжило около 160–200 человек. Немецкая армия двинулась прямо за волной, чтобы добить оставшихся» (Владимир Буняковский, начальник штаба 57-й дивизии. Крепость Осовец, 24 июля, 1915).

Кроме писем, любимому Ники шли от жены подарки, благословлённые Распутиным: вино «со Своим именем», «корочка от Него», ландыш…

Распутина всё же убил Феликс Юсупов, женатый на дочери Сандро и Ксении. Но было поздно. Надвигалась революция.

И все равно в высших кругах царило бездумье. Графиня Шувалова в январе 1917 года дала «Розовый бал» с обедом на 200 персон. Не отставали другие графья и князья. И всё на глазах у людей, у которых на фронте гибли мужья, сыновья и отцы, а в Петербурге не было хлеба. Когда Александр воевал на Балканах, он написал своей Минни: «Прошу тебя, не посещай концертов. Это нехорошо, когда льется кровь».

Молодой поэт Владимир Маяковский читал стихи в переполненных студенческих аудиториях:

Вам, проживающим за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к Георгию

вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться лучше как, —

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?..

Вам ли, любящим баб да блюда,

жизнь отдавать в угоду?!

Лучше я в баре буду ****ям

подавать ананасную воду!

«19-ое января 1917 года я приехал в Царское Село и видел Государя в последний раз. Никогда не забуду этого нашего последнего свидания, и никогда не изгладится из моей памяти то впечатление, которое оставило во мне это свиданье.

Целый год не был я в той приемной перед кабинетом, в которой бывал столько раз за 10 лет, будучи председателем Совета Министров. Ничто не изменилось за целый год, что я не переступал порога Александровского дворца. Государь тотчас принял меня. Когда я вошел в его кабинет, он стоял у окна у самых входных дверей и там же остался, не подходя к письменному столу, как это он делал раньше, и не предложил мне сесть, а остался говорить со мною стоя. Мне показалось, что дверь из кабинета в уборную была приотворена, чего никогда раньше не бывало, и что кто-то стоит за дверью. Быть может, это был просто обман моего слухового впечатления, но во все время нашего короткого разговора, это впечатление не оставляло меня.

Внешний вид государя настолько поразил меня, что я не мог не спросить его о состоянии его здоровья. Он стал просто неузнаваем: лицо страшно исхудало, осунулось, и было испещрено мелкими морщинами. Глаза совершенно выцвели и как-то беспомощно передвигались с предмета на предмет, вместо обычно пристального направления на того, с кем государь разговаривал. Белки имели ярко выраженный желтый оттенок, а темные зрачки стали совсем выцветшими, серыми, почти безжизненными.

Я с трудом мог подавить